Чай с жасмином

Рам Янка

Вытираю руки полотенцем, сажусь напротив.

Знаю, что ее напрягает, но совершенно не могу удержаться. Тянет как магнитом.

— Договорились?

— Я буду… — ресницы падают и снова взлетают. — Как еще мне… отдать тебе… платить? Отплатить?

— За что отплатить?

— Что я здесь. Я… не хочу… — качает головой. — Платить другим. Ты так смотришь… Говоришь — брат. А смотришь как…

Отвожу глаза.

А я не могу это контролировать. И врать тоже не хочу. Но и откровенно давить, открыто выражая свои чувства…

А если не выражать, то никогда мы с мертвой точки не сдвинемся.

И я растеряно, разглядываю свои руки, не поднимая на нее глаз.

Мне хочется обнять и ничего не объяснять. Но я чувствую ее тревожный взгляд.

Делаю вдох поглубже.

— Тема «платить» в этом доме объявляется запрещенной.

— Не понимаю.

— Ты остаешься здесь, потому что здесь тебе лучше и безопаснее, чем в любом другом месте сейчас. Я рад, что ты здесь, потому что… потому что… мне это очень приятно — иметь возможность помочь тебе в сложной ситуации, быть к тебе ближе. И я тебе благодарен, что ты позволяешь. Но я не собираюсь этим пользоваться так, как ты думаешь. Ты меня понимаешь?

Неуверенно кивает.

— Не хочешь… ммм… как женщина? — склоняет голову на бок.

Падаю ладонями в лицо, протирая его.

Поднимаю глаза, выпускаю то, что бушует внутри меня и откровенно съедаю ее взглядом. Мое дыхание сбивается.

— Хочу.

Застывает. Медленно и испуганно отстраняется подальше.

— Но! — продолжаю я. — Стой! Я не хочу получить тебя, как… — подбираю слова. — Трофей, добычу. Не хочу чтобы ты от безвыходности позволила мне использовать себя, взять себя. Я хочу, чтобы между нами были чувства. Чтобы ты захотела сама быть со мной. Узнала меня ближе и начала чувствовать тоже самое, что и я. Я хочу тебя завоевать.

— Не надо воевать! — качает головой. — Из-за женщины нельзя…

Улыбаюсь ей.

— Все войны из-за женщин!

— Джихад — нет. За веру. Это можно. Другое — нельзя!

— Уговорила, воевать не будем. Я имел в виду — завоевать. Это… сделать так, чтобы ты меня полюбила.

— Любовь — плохо…

— Почему?

— Больно. Тяжело. Обидно.

— Любовь… — прислушиваюсь к себе. — Нежность… Тепло… Удовольствие… Страсть… Близость!

Внимательно слушает.

— Если ты захочешь, в любой момент я возьму тебя в жены. По нашим законам. Чтобы тебе было спокойно.

— Зачем? Ты хороший будешь муж. Тебе другая нужна. Чистая. Покорная. Что отец тебе говорить будет?

— Мне не нужна другая. Мне нужна ты. Ты идеальная!

— Я?! — удивленно хмурясь. — Нет! Только красивая и все!

Загибает пальчики, осудительно качая на себя головой.

— Дерзкая! Смирения нет! Желаний много! Вера слабая! Испорченная уже! Не молодая! Муж прогнал! Готовлю плохо! Холодная как… — хмурится, глядя в поток и вспоминая, — … рыба!

И от каждого эпитета меня взрывает смехом, мои брови ползут вверх.

—

Стоп, подожди. Восемнадцать — не молодая?

Отрицательно качает головой.

— Шестнадцать — хорошо. Восемнадцать — уже много. Мать уже должна быть. Двадцать… — морщится, качая головой. — Что-то не то, раз не замужем. Больная, уродство или еще что-то.

— Ладно, а что там было с рыбой?

Опускает глаза, но я вижу как от эмоций ее грудная клетка ходит ходуном.

— Плохо говорить про такое.

— Я тебе разрешаю. Говори! Здесь можно говорить обо всем. Я же тебе все говорю. И ты, пожалуйста, говори мне все.

— Эм… не могу дать удовольствия мужу, — гаснет неуверенно ее голос. — Ублажать, как следует. Холодная. Как это?… Фри… — неуверенно смотрит мне в глаза. — Ги…

— Фригидная.

Кивает.

— Тебе нужна хорошая жена. Не такая.

— Это неправда. Это не про тебя. Мне нужна именно ты.

Меня прет от этого откровения и ее наивных голубых глаз.

И совсем не отталкивают ее эти слова. Наоборот — успокаивают. Потому, что мне внутри гораздо легче принять то, что ей не нравилось заниматься с ним сексом, чем то, что она суперстрассная наложница, кайфующая от того, что он делал с ней.

— Правда, — непосредственно пожимает плечами.

— Неправда. Я тебе докажу! Потом, — добавляю я поспешно. — Ты очень живая, чувствительная, чувственная, трепетная. Этого просто не может быть. Причина не в тебе.

Я сглатываю от вида ее приоткрытых губ и медленно моргаю.

— Не будем, пожалуйста, говорить, — поднимает руки. — Тема нельзя такую. Я нечаянно… вырвалось… Глупая.

— Очень хочу тебя поцеловать, — вырывается у меня, прикасаюсь пальцем к ее нижней мягкой губке.

Отстраняется.

— Рот?! — удивленно и скептически.

Недоумевая пытаюсь понять ее реакцию.

— Конечно.

— Нельзя! — округляет глаза, объясняя мне как инопланетянину. — Женщины — грязные. Мужчины — чистые. Нельзя рот!! С одной посуды есть нельзя!

— Господи, — выдыхаю я. — Ну какая чушь!

Это не ее вина, конечно. Если с детства внушали…

Стоп.

— Подожди! Тебя никогда не целовали в губы?!

Смотрит на меня как на сумасшедшего.

Твою мать! — подскакивает мое давление и все, что может подскочить.

Я хочу это сделать. Я хочу это сделать прямо сейчас!

Но резкий звонок в дверь разносит нечаянную откровенную атмосферу между нами в клочья.

Глава 10 — Ответственность

Яся застывает. В ее глазах тихая паника.

— Не надо бояться. Ты со мной? Ты хочешь остаться здесь со мной?

Кивает. Нервно и быстро. Кусает дрожащие губы.

— Вот так и говори, поняла? «Я хочу остаться здесь!». Ничего не бойся. Я не отдам тебя. К тебе никто не прикоснется.