ЧaйфStory
Шрифт:
«Пришел я «вмертвень» домой, счастливый до неприличия» (Бегунов).
На следующий день был концерт. Бегунов заранее сообщил о нем Шахрину, тот прихватил Кукушкина с Решетниковым, но Бегунову об этих двоих сообщить забыл. «Поехали на концерт, — вспоминает Решетников, — встретились с Шахриным, тот говорит, что ему тут на остановке нужно еще с другом встретиться. Подождали, идет странный товарищ в полушубке драном, в каких-то танковых штанах, в ботинках чудовищных… И Шахрину говорит: «А это ты что за чмушников притащил?»… Меня зацепило, думаю: сейчас в глаз буду бить. Потом выяснилось, это и есть Бегунов. Так что на концерте Майка мы впервые и встретились все
На концерте Майка они впервые встретились все вместе! Без драки.
Концерт был удивительный. Двое играли на акустических гитарах и пели, вот и все. Майк безостановочно жевал резинку, был благостен, видать, причастился с утра портвешком. Цой, наоборот, ужасно почему-то стеснялся, пел с закрытыми глазами, играл с закрытыми глазами и открывал, только когда поворачивался к Майку.
То был rock-n-roll. Абсолютный, стопроцентный, настоящий, который двое похмельных молодых людей извлекали из двух простеньких гитар и собственных глоток. То был момент откровения, вдруг стало очевидно, что рок-н-ролл делается просто и весело, на глазах у публики. Теперь, наверное, трудно понять, что за революция творилась в головах сидевших на концерте, но революция творилась натурально, священная музыка, существовавшая доселе исключительно на магнитофонной ленте, делалась прямо здесь, на глазах, на улице Восточной…
Объективности ради следует заметить, что и для прочей уральской музыкальной общественности концерт Майка и Цоя не прошел даром, но для «Чайфа» он стал решающим — концерт заново объединил Шахрина и Бегунова.
«Я тогда в первый раз понял, что по-русски можно петь, и это будет полноценно. Когда слушал записи, это было круто, но себя рядом поставить было невозможно — другой уровень. Оказалось, можно, а у Вовки были песни… После этого концерта я прибежал к Шахрину с дурными глазами!» (Бегунов).
«И после концерта я рванул к Бегунову…» (Шахрин).
Куда бежать-то — на концерте вместе были!.. Забавный нюанс: они не помнят, что слушали Майка и Цоя, сидя на соседних стульях. И тем не менее, на самом деле…
Прямой результат гастроли питерцев свелся к тому, что в ВИА «Песенке» появился Бегунов, событие это для новорожденного «Чайфа» стало во многом решающим. Это был именно шаг именно к группе, которой доселе не было. Почему? Потому что Шахрину в группе нужен был друг.
Примечательное свойство Шахрина, которое играет в бытии «Чайфа» роль огромную: Володя всегда исповедовал «мальчишеские» (они же «мужские») ценности: ему мало просто коллег по музыкальному труду, ему нужен друг.
Особенность же компании, собиравшейся в ВИА «Песенке», заключалась в том, что при всем постоянстве музыкальных посиделок эти трое так и не стали друзьями. «Я бы не сказал, что мы были друзья, о какой-то близости между нами вряд ли можно говорить, — свидетельствует Кукушкин. — Шахрин с Бегуновым общался отдельно. Даже с Шахриным соблюдалась дистанция, а с Бегуновым мы почти не были знакомы». «Мы не подружились, такая проблема не стояла», — вторит Решетников.
Что вышло, то вышло, но Ша-хрину нужен был друг. И не было у него друга, кроме Бегунова. А Бегунов был не просто друг, он был друг музыкальный и очень старый, с которым в одной команде играли еще в школе, потом в техникуме, с которым в один день в армию призывались… Казалось, судьба берегла их единство для общего дела: даже в армии, что практически невозможно, служили в разных частях, но в одном здании, только входы с разных сторон. Потом вместе оканчивали техникум, делали на двоих один дипломный проект… И оба помнили о музыке, ибо и познакомились-то при прямом, можно сказать, посредничестве Джона Леннона, а точнее, его альбома «Walls and Bridges».
Но это отдельная история, которую следует
«На первом же уроке я получил кличку «Фонарь», потому что мама сказала историческую фразу: «Вова, ты идешь в новую школу, у тебя новая жизнь и единственный шанс хоть как-то выправить аттестат. Ты должен себя показать». И вот пришел я, такой неотразимый со своей чудесной прической, а они волосатые все, «хиппи»! Все в расклешенных штанах, а я в нелепом костюме и в галстуке вот с таким узлом… Но я должен был себя показать, раз мама сказала… Ну, потянул руку, что-то там ответил — в ответ презрительные взгляды: «Полный урод пришел»… А у них был очень спаянный коллектив. Вовка Шахрин был волосатым, носяра торчит, вьющиеся волосы, с которыми он все время боролся, волосы у него стояли, пригладить их было невозможно. Серега Денисов, этот был просто хиппи, высокий, волосатый, вечно немытый и курил. И парни не придавали урокам никакого значения» (Бегунов).
И понял Вовка, что попал в рай. Или вроде того… Ибо до приезда в Свердловск жил Бегунов в воинских гарнизонах. Родился в Крыму, с одиннадцати лет — в Архангельске, везде военные городки, колючая проволока, въехать-выехать невозможно, пропуска, режим секретности, все знают друг друга и только друг друга… Милиции не было, за подростками и их поведением следили патрули, политруки, директор школы был царь и бог, длинных волос, о которых мечтал в то время каждый школьник, в природе не существовало — в гарнизонах волосы длиннее 2 см не росли. И нравы соответствующие: «Я однажды поздравил учительницу математики с Днем милиции, за что родителей немедленно вызвали на педсовет. Я-то утром на календарь посмотрел — День милиции — встретилась математичка, поздравил, она в этом узрела какой-то та-акой смысл…» (Бегунов).
Но и в неласковом гарнизонном климате произрастало древо рок-н-ролла, из каникулярных поездок к бабушкам везли кто пластинки, кто записи, репертуар получался на весь гарнизон один, но разнообразный. Возникали группы, мальчишки судорожно конструировали самодельные гитары, а Вовке мама с папой после долгих уговоров выписали из Крыма чудную гитару, инкрустированную украинской мозаикой.
«Группа у нас называлась, ни много ни мало, «Цунами» — три урода из восьмого класса… — рассказывает Бегунов. — И сыграли на школьном вечере три произведения: «Призрачно все», вторая собственного сочинения с такими словами: «Помнишь, как мы жили, как с тобой дружили, счастье было рядом, но прошла любовь»… А третье произведение Марка Болана «Slider». Там слова есть: «Тю-тю-тюрю», за них меня потом упрекали, говорили: «Что ж ты, придурок, не мог на таком ответственном выступлении слова-то выучить»… Обделались жутко, играть не умели, три аккорда я знал, а произведения, которые мы исполняли, в эти три аккорда никак не влезали… Но в Свердловск я приехал подкованным».
«И вот сижу я на какой-то биологии, а они смотрят пластинку Леннона «Walls and Bridges». Я влез, а от меня такого не ожидали, слово за слово — разговорились» (Бегунов). Шахрин: «И вдруг на перемене он начал встревать и говорить, что тоже музыкой занимается. Но слушал он Black Sabbath и Led Zeppelin, а у нас в классе их никто не слушал. Пошло рубилово не на жизнь, а на смерть, мы ему говорили, что это все фигня, а слушать надо то, что нам нравилось. Но тем не менее он попал на репетицию, обхезал все жидким поносом, то есть принял участие… А это был школьный ансамбль»…