Чайки возвращаются к берегу. Книга 2
Шрифт:
На следующую ночь Бертулис снова сидел в бане. Окно было зашторено, лампочка маленькая. Настало время запасного сеанса. Радист из Лондона передал группу цифр и знак — «расшифровать немедленно!». Бертулис расшифровал и прочитал: «Аресты есть?»
Бертулис снова передал, что Альвирасу проще простого выдать себя за «лесную рысь» или за беспаспортного бродягу… Радист после приема всех последних групп ответил: «Связь прекращай! Слушай «слепые» передачи!»
Бертулис размонтировал радиостанцию, уложил в чемодан и спрятал
17
Биль тихо прожил всю зиму на хуторе, не выходя в эфир. Такая жизнь ему очень нравилась, конечно по сравнению с лесной. Сиди в теплом доме, выходи напилить и наколоть дров, сходи к колодцу по воду, если хозяйка занята, а вечером ложись спать спозаранку, лежи и мечтай о будущем. Например, о том, что когда он вернется в Англию, то там будет лежать в банке круглая сумма на его имя. Он может купить бензозаправочную станцию где-нибудь неподалеку от Лондона и работать вместе с женой (вернувшись, он обязательно женится).
В начале мая за ним пришел Граф и приказал немедленно уходить в лес. Хозяева напекли хлеба, дали несколько килограммов колбасы домашнего приготовления.
Дорога была сырой, лес мокрым, все озера и родники, лога и речки полны водой.
Они миновали два лога, две речки, но Граф все торопил и торопил, не разрешал разжечь костра, чтобы обсушиться. В конце пути он не вытерпел и сказал:
— Ты, я вижу, хочешь испытать участь Альвираса!
— А что с Альвирасом?
Граф глухо сказал:
— Арестован!
Биля словно ударило током. Он даже расспрашивать не стал. Только ускорил шаг.
Но вот они вышли на ровное место. Где-то тут и должен быть бункер. Их окликнули:
— Пароль!
— Латвия! — вполголоса ответил Граф.
— Идите!
Они прошли, так и не увидав, откуда их окликнули, только Граф покачал головой:
— Вот спрятались!
Еще полкилометра. Запахло дымком, едою. Вот наконец и бункер. Здороваясь с ребятами, они уселись у печи.
— Кто в секрете? — спросил Граф.
— Новенькие! — отозвался Мазайс.
— Хорошо стерегут! — похвалил Граф. Потом осмотрелся, сказал: — Давайте позавтракаем, поспим, а днем я сообщу, что делать дальше. Согласны?
Граф и Биль проспали до полудня. Их не будили. Все разошлись по своим делам: кто-то ушел охотиться на уток, двое пилили дрова, третий носил их и складывал неподалеку от бункера. Еще двое сменили караул и спрятались возле тропки, которую понемногу проторили к своему жилью.
Перед обедом Граф приказал собрать всех, кроме караула. Когда все собрались около землянки, Граф тихо сказал:
— Альвирас арестован…
Биль знал, что речь пойдет об Альвирасе. Он окинул взглядом людей: одни ругались про себя, другие кричали, что пойдут в атаку
Кох сидел, опустив глаза, будто его занимала возня муравьев около гнилушки. Но вот он поднял свой взор на Графа, сказал:
— Дай мне объяснить!
Граф махнул рукой, разрешая. Кох заговорил низким голосом, будто проклинал Альвираса.
— Альвирасом овладела похоть. Дело обернулось плохо, пришлось бежать с хутора.
Далее Кох рассказал об аресте Альвираса, упирая на то, что в милиции проще всего поддерживать версию, будто он вышел из «лесного отряда» или беспаспортный.
Сейчас они находятся в бункере, который Альвирасу неизвестен. Около первого же бункера сидит в засаде секрет, который обстреляет «синих», если они поведут туда Альвираса. «Лесные братья» попытаются его выручить. А пока следует сидеть тихо.
Все разошлись с этого информационного заседания весьма грустные. Никто ни с кем не разговаривал, выслушивали только приказы Графа. Он велел выдвинуть на полкилометра вперед секрет, сказал, что сам уйдет на свидание с Будрисом, надеется вернуться завтра к обеду, если не к обеду, то к ужину…
Вечером провожали Графа. Этот двужильный человек сразу после того, как привел Биля, уходил опять через лога, речки, в район Ужавского маяка, где Будрис назначил ему свидание. Проводили, вернулись в бункер. Кох вытащил радиостанцию, сказал Билю:
— Наладь эту бандуру! Может, послушаем передачи?
Долго слушали Би-Би-Си.
На следующий день к вечеру явился Граф. Он передал Билю большую радиограмму, сказал, чтобы Биль зашифровал ее, а когда начнет передавать, разбудил его.
Радиограмма была длинной, требовала полного внимания. Ребята зажгли керосиновую лампу и старались не шуметь. Их тоже интересовала радиограмма. Будрис настаивал на том, чтобы паспорта и человек, умеющий завершать их подделку на месте, были присланы этой весной. «Промедление, — писал Будрис, — смерти подобно!» Оно вызовет уход из отрядов партизан, живущих в лесу. Мы слишком долго питались надеждами, хотя уже на протяжении значительного времени связаны с Англией. Больше мы не можем ждать. В радиограмме затрагивались и другие вопросы, волновавшие Будриса.
Биль почти всю ночь шифровал, загоняя непослушные слова в алгебраические формулы. Его время наступало в три тридцать. Он разбудил Графа.
Граф поднялся так, словно и не спал. Вот эта способность командира лечь и сразу заснуть, подняться среди ночи или перед утром больше всего удивляла Биля. Граф присел перед радиостанцией.
Значит, ему нужно было проследить, как примет Лондон радиограмму Будриса. Перед началом передачи он спросил:
— Как вы там передаете знак «срочно расшифровать»? Вот такой знак и дай!