Чайник, Фира и Андрей: Эпизоды из жизни ненародного артиста.
Шрифт:
Человек, не знакомый с историей сталинщины, просмотрев этот фильм, сделает следующий вывод: ну да, были трудности, гражданская война, репрессии, – но в общем, все шло как надо, и великий артист Рихтер пробил себе дорогу наверх своим талантом и трудом. Безусловно, был и труд, и большой талант, но с тремя такими минусами, которые имел Рихтер, расстрелянный отец, предательница мать, немец по паспорту – никакие таланты бы не помогли. Было что-то еще. Что?
Или кто?
Во время тяжелой депрессии Слава два раза процедил мне одну и ту же фразу: «Молодая госпожа, как мне говорили, почему-то увлеклась моими концертами и это, кажется, спасло меня от многих неприятностей». Рихтер имел в виду Светлану
Когда я впервые увидел этот фильм, мне стало очень грустно, больно за Славу, за музыку, наконец, за правду. Рихтер не всегда находился в депрессии. Я помню и другого Славу – жизнелюбивого и беспечного идеалиста – таким он являлся в Европе, где, видимо, забывал о советских кандалах. Слава пленял нас, тогда еще молодых музыкантов, своей энергией, целеустремленностью и силой духа. А в фильме Монсенжона такого Рихтера нет, на его месте – безнадежно усталый, измученный жизнью, лупоглазый и недобрый старик, постаревший доктор Мабузе или Фантомас…
Как бы мне хотелось, чтобы Рихтер хотя бы перед смертью обнажил в себе что-либо человеческое. Заговорил бы искренно. Поделился бы чем-то сокровенным, тем, что собирал и кристаллизовал всю жизнь в себе, в своей музыке. Нет, Рихтер этого не сделал. Потому что самое его сокровенное – было злом. Сфинкс не заговорил. Потому что не хотел себя выдать. В результате, мы так и не узнаем из фильма ничего, кроме общеизвестных фактов его биографии.
А зритель? Зритель боится даже заглянуть в ту бездну, в которой на самом деле прошла жизнь маэстро. Гораздо отраднее жалеть старого артиста, умиляясь его гениальным капризам, перебрасываясь сладкими музыкальными именами, как леденцами.
Пососем вместе с Рихтером – Шуберта! А теперь – про детство! Чудно! Дирижер Самуил Столерман? Что? Застрелил жену! Замечательно! Что? Письмецо отправил Прокофьеву Максимилиан Шмидтгоф? Труп нашли в лесу? Чудненько.
Об этих двух смертях старый дракула рассказывет с нескрываемым аппетитом.
Слава заканчивает свой мертвый монолог страшными словами: «Я себе не нравлюсь». Не нравишься – зачем же так жил? Скажи уж, осчастливь. Тут не смирение и мудрость, а отчаянье. Или воспаленный нарцисизм в ужасе от близости могилы?
Повесил состарившийся провинциальный гей-тапер напоследок свой укор к самому себе – укором на всех его почитателей. На весь мир.
Во время просмотра меня не покидало ощущение, что Рихтера заставили сделать этот фильм, что он к нему равнодушен или скрыто враждебен! Слава неоднократно говорил мне, что скорее предпочтет умереть, чем начнет «раскрывать душу какому-нибудь идиоту». И вот появился этот фильм, большой, скучный, почти домашнее видео – а Слава любил талантливое, элегантное, грандиозное! Что произошло? Кто его сломал?
– Да, Андрей, – говорил мне Слава во время нашей последней встречи в 1985 году, – я действительно знаю много интересного и интригующего. Столько встретил замечательных людей. Был в центре удивительных событий, хотел бы поделиться с публикой тем, что знаю. Но, как только приходит мне эта мысль в голову, тут же вспоминаю мой любимый анекдот про Рабиновича: Похоронная процессия, гроб, в гробу сидит Рабинович. Его спрашивают: «Рабинович, зачем эти похороны, процессия и гроб, ведь ты же не умер?» Рабинович отвечает: «А кому это интересно?» Так вот, Андрей, я сразу вспоминаю эти слова: а кому это интересно? – и всякое желание чем-либо делиться пропадает. Все, что я видел и пережил, интересно только мне и тем, кто был со мной там и тогда.
И тем не менее режиссеру удалось, каким-то одному ему ведомым способом, посадить Рихтера перед камерой. Деньги? Или небольшой интеллигентный шантаж среди своих? И Рихтер зачитал кое-что по бумажке.
Прокомментирую несколько фраз Славы.
– Он погиб в Одессе, советские его расстреляли.
Это об отце. Сказать правду – что он никогда этого советской власти не простил и не простит, Слава не мог, потому что трусил, потому что знал, что для «продолжения жизни после смерти» надо будет ложиться в ИХ землю, на Новодевичье – рядом с палачами. Когда Рихтер произносит эти слова – скалится по волчьи. Почти весь остальной текст Рихтер читает мертво-монотонно, как бы отбывая повинность.
– Они собирались уехать вдвоем, вдруг мама говорит – нет, потому что нельзя было взять этого господина!
«Уехать» – в эвакуацию. «Господин» – Кондратьев, которого мать Рихтера привела в их дом, еще когда был жив отец. Рихтер безумно любил и так же безумно ненавидел свою мать. О Кондратьеве Слава говорил в конце семидесятых с жуткой ненавистью, до дрожи в теле.
– Вы представляете, Андрей, кроме того, что он стал мне лжеотцом, он еще и моим лжеучителем стал, надписывал всякую гадость «Светику от его учителя»! A? Как Вам это нравится? Да какой он, к черту, учитель, он был бездарен, как остолоп, самовлюбленная тварь. Кстати, и знаменитую статью против Шостаковича после «Леди Макбет Мценского уезда» – «Сумбур вместо музыки» тоже он написал, я ее видел перед отправкой! Знаете – у него было три яйца! Да! И, по-видимому, это делало его соблазнительным любовником! А когда я зашел в церковь, к гробу мамы, он стал изображать «помешательство от горя», бросился к органу и начал импровизировать что-то несуразное. Я выскочил из церкви. Боже, как это было пошло, как гадко, как унизительно и мерзко. Меня тошнило. Маму я хоронить не мог, даже это он у меня отнял!
Следующие пассажи – обо мне.
– Какой он счастливый, что всегда доволен собой.
B лицо мне Слава говорил так и постоянно: «Андрей, Вы всегда так несчастны, так грустны, ну нельзя же так жить! Надо получать от жизни наслаждение, от всего, даже от похода в туалет! Вы невозможны в своей постоянной неудовлетворенности ни миром, ни собой в мире».
– Был бы еще счастливее, если бы был скромнее…
А мне он говорил так: «Какое Вы имеете право ставить перед собой такие задачи? Вы хотите, чтобы после Вашего концерта материальное превращалось в идеальное? Один такой хотел со своей мистерией, он плохо кончил. И всегда помните – лучшее враг хорошего! Не надо задаваться слишком высокими целями! Надо покоряться судьбе!»
– Это признак хорошего здоровья.
Садистское замечание. Слава прекрасно знал, что я уже в 1980 году был отравлен агентами КГБ. Я и до сих пор страдаю от этого.
– Принимали часто Гаврилова за меня … и наоборот.
Речь тут идет о нашем совместном генделевском цикле. Сразу после выхода сигнальных номеров пластинок Рихтер созвал своих друзей и после прослушивания устроил викторину-угадайку. Просил отгадывать, кто из нас двоих исполняет ту или иную сюиту. Все были в замешательстве и бесконечно ошибались, а Слава злился, потому что рассчитывал, что их феноменальный слух позволит им без труда различить, кто где. Поняв, к своему изумлению, что это не так, Слава принялся внушать всем дикую мысль о полном «спонтанном» совпадении наших интерпретаций. За два десятилетия ему удалось внушить эту мысль множеству людей. Это типично для Славы. Методично, хладнокровно добиваться поставленной цели. Вода камень точит.