Чебурашка
Шрифт:
Парни негромко между собой переговаривались и вообще будто бы не обращали на меня внимание. Но я замечала, как косится Матвей (божечки, какое красивое имя, надо посмотреть, что оно означает!). Следит, не бросилась ли их проблема в ближайших кювет, обалдевшая от ужаса.
Но я немного успокоилась и спешно семенила вслед за парнями. И вот, не прошло и семи минут, как вдали показался знакомый дом с тускло-желтой лампой над дверью подъезда и взволнованная мама, вглядывающаяся в темноту.
Сердце сжалось. Бедная
— Дочка, это ты?
Тени провожатых замерли, посчитав свою миссию выполненной, и я от неожиданности влепилась в спину Матвея, боднув его, словно нерадивая коза.
— Ой.
— Тебя встречают? — спросил он, кажется, даже не заметив моего шебуршания позади.
— Ага. Это мама моя. Спасибо за все. И извините, — пролепетала я и, не оборачиваясь, побежала к маме, — Мам, это я.
— Боже, дочка, ты где пропала? Я уже разволновалась. Кто это с тобой?
Я обернулась, но провожатых и след простыл.
— Да так. Я заблудилась немножко. Ребята проводили.
— Да как же ты так?
— Не знаю, мам. Пойдем домой, я замерзла. Да и ты тоже.
— Да-да, конечно. Боже, Зоя, ты меня так напугала.
Я и сама не на шутку испугалась. А потом, допоздна ворочаясь в кровати, вспоминала каждую черточку сурового молодого лица, освещенного тусклым отблеском вывески аптеки, точные удары по противникам и приятный вкрадчивый голос, мечтая встретиться с Матвеем снова.
Матвей.
Дарованный богом.
Да-да, я узнала значение его имени! Самого красивого имени на земле!
Божечки, пожалуйста, сделай так, чтобы мы встретились еще!
Хотя бы один разок, чтобы я могла нормально его отблагодарить.
И может быть даже сказать ему свое имя.
Если он, конечно, спросит.
И кто бы мог подумать, что мои молитвы будут услышаны!
Настоящее
Дорога до дома заняла почти полтора часа. На обратном пути из Нового городка встали в пробку. Потом еще ждала нужный автобус. И все это время, помимо моей воли, воспоминания из прошлого раз за разом вклинивались в сознание.
И как бы я не злилась на Матвея Соколовского, как бы не ненавидела его, стоило признать, что было между нами и много хорошего. Доброго. По-детски наивного. И по-взрослому серьезного.
Первая любовь оставила в моей душе не только незаживающие болезненные шрамы, но и настоящее счастье. Не стоит об этом забывать. И глупо винить во всем Матвея. Да, его поступок не имеет оправдания. Да, он обошелся со мной подло. Некрасиво. Жестоко. Но он, в конце концов, не виноват, что не смог меня полюбить.
Мы были детьми. Глупыми. Порывистыми. Совершенно не имеющими понятия об окружающей реальности. Наивными. Нетерпеливыми.
Смотрю на своих учеников, таких же, какими когда-то были и мы, и вижу детей. Детей, что так торопятся повзрослеть и вкусить все плоды, что запретны и так сладки. И хочется каждого из них взять за руку и сказать «Постой, не торопись. Не подгоняй жизнь. Она и сама спешит.»
Квартира встречает привычной тишиной и пустотой.
Переодеться.
Принять душ.
Приготовить ужин.
Подготовиться к завтрашним урокам.
Моя жизнь — простой и понятный план действий. В нем нет места спонтанным решениям или порывам. Все действия я продумываю заранее. Спасибо, жизнь научила. Я совершенно точно знаю, что будет завтра. Послезавтра. В субботу или воскресение.
Мой бюджет расписан так, чтобы не волноваться о предстоящих расходах. В холодильнике ровно столько еды, чтобы не выбрасывать излишки. Хотя в последнее время стоит увеличить рацион. Кое-кто стал больше есть, что совсем не удивительно.
Чертов Соколовский не шел из головы, как бы я ни старалась погрузиться в обыденную рутину. Одним своим видом всколыхнул в душе все то, что я давно считала умершим и похороненным под толстым слоем пепла выжженной до состояния пустыни огромной части моей души.
Предательское сердце, едва уловив знакомые нотки его запаха и пробирающий до костей баритон, забилось с неистовой силой, удобряя насыщенной кислородом кровью благодатную пустовавшую много лет почву, чтобы вот-вот дать новые ростки проклятой любви, которую я с таким трудом вытравливала всеми силами.
Да разве это возможно?
Нет. В этом просто убедиться, стоит лишь зайти в мою бывшую комнату два на два, где все стены увешаны плакатами и постерами, с которых в самую душу смотрят синие глаза. И на всех них звезда мирового бокса с голым торсом, взъерошенный, мокрый, серьезный или свирепый, но неизменно красивый, как бог, прости Господи!
Здесь не стены — а монумент славы, с которым я ничего не могу поделать! И никогда не могла.
И уже не смогу, по всей видимости.
Зачем он приехал?
Что ему нужно?
Каким ветром занесло в нашу нестолицу?!
Божечки, пожалуйста, сделай так, чтобы мы больше не виделись!
НИКОГДА!
Матвей вовсе не «божий дар».
А самая настоящая кара небесная!
К сожалению, лимит на мои молитвы закончился, видимо еще тогда, когда лежа в кровати шестнадцатилетней наивной дурочкой я просила бога о новой встрече с Соколовским.
После исполнения того желания бог, судя по всему, счел, что этого достаточно, ибо никогда в последствии на мои молитвы не отвечал, давая понять, что он отнюдь не золотая рыбка.