Чебурашка
Шрифт:
Я ни хрена не понимаю, что происходит!
— Зой! Ты с ума сошла? Что он тут делает?! Он же твой ученик! Это уголовная статья! Ты никого постарше найти не могла? — я кричу. Шепотом, правда, но кричу.
Зоя смотрит на меня, как на идиота. Секунд тридцать гипнотизирует и молчит. А затем кивает, что-то уяснив в своей дурной голове, надменно и невозмутимо выгибает бровь.
— Да. Мой. Не твой! Это сразу видно, потому что в его голове не только две накачанные мышцы, удерживающие уши на месте, а еще и мозг. И в отличие от
— О да неужели?! Я смотрю, ночами напролет квадратные корни извлекаете! И часто у вас такие математические сессии?
— Регулярно, но это не твое дело, так что, катись, — ее голос ровный и безэмоциональный. В нем нет ни страха, ни стыда, и я поражаюсь тому, как низко пала эта женщина.
— И что же думает по этому поводу его мать? — очень надеюсь задеть ее хотя бы упоминанием об этой женщине, но Зоя, словно Будда, непробиваема.
— Его мать счастлива, что у сына хорошо развита не только мускулатура, но и аналитическое мышление. Говорит, его папаша в этом полный ноль. Так что можешь не беспокоиться. Счастливого пути!
— Зой, это же полное дно. Это … Это конец. Он… Он ребенок! Я ведь не могу оставить это просто так…
Данилина демонстративно закатывает глаза, и если бы мои руки не были заняты, точно бы придушил заразу!
— Тебе пора, — она что-то черкает на бумажке и сует ее мне в руки.
В руки, которые безбожно трясутся, сжимая букет и сраный торт.
— За цветы, кстати, спасибо, — небрежно добавляет она, — Помнится, ты обещал подарить, когда выиграешь бой с… а впрочем, неважно. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Букет для мамы отвезешь по этому адресу. Надеюсь, не заблудишься. Если что, спросишь.
И буквально выталкивает меня за дверь.
В каком-то немом шоке незаметно оказываюсь снова у авто. В руках хрустящий бумажной оберткой букет и дебильный торт. И оглушающе звенящая струна от уха к уху. Сейчас лопнет — и уши отвалятся. А внутри останется лишь свистящий ветер вместо мозгов. В этом Зоя точно права.
А знаете, что?!
А я отвезу цветы Людмиле Владимировне!
И торт этот гребаный!
И поинтересуюсь, как ее золотая девочка докатилась до …
До такой хрени!
Даже в голове не укладывается!
А если Данилина старшая не знает? Да бедную женщину инфаркт хватит! И не моя в том будет вина.
Да.
Побросав гостинцы на заднее сидение, завожу мотор и со свистом стартую по указанному в листочке адресу: Сосновый тупик, 12-А, 24. Через некоторое время понимаю, что не очень-то понимаю, куда надо ехать. Вбиваю улицу в навигатор.
Бессонная ночь, взвинченные нервы и шок явно сыграли со мной злую шутку. Вместо жилого микрорайона навигатор привел меня к огромным соснам, протыкающим ветками небо. А точнее к кованым воротам городского кладбища.
Твою мать!
Проверяю адрес и буквально холодею от ужаса, осознав, что
Это какой-то непрекращающийся сюрреалистический кошмар! Неужели все именно так, как я боюсь думать?!
Выгребаю букет, торт и пиликаю сигналкой. Через дорогу круглосуточный ларек с надписью «Сигареты», где я покупаю водку, приплатив за нее втридорога.
И с таким вот бесхитростным джентельменским набором отворяю скрипучую калитку. Понятия не имею, как тут все устроено. Смешно сказать, мне почти тридцать пять, а я ни разу не был на кладбище.
Ни разу.
И оно пугает меня своей тишиной и острыми углами серого гранита. Здесь царит безнадега. Необратимость. Обреченность. Финал. Здесь ничего не исправить, не изменить, не переделать. Все. Конец истории.
— Что-то рано ты, сынок, — послышался за спиной хриплый голос.
Я обернулся. Передо мной стоял бородатый, неухоженный старик. Видимо, сторож. На бомжа не очень похож, не смотря на общую неухоженность и даже замызганность. Хотя, положа руку на сердце, я даже не помню, когда в последний раз видел бомжей.
— Сам не ожидал, отец, — выдохнул я, чувствуя, как от концентрированного соснового воздуха пьяно кружится голова. Хотя, какой, к черту, воздух. Я сейчас сдохну от ужаса.
— Ищешь кого?
— Да, — я протянул деду бумажку с нацарапанными на ней данными и бутылку водки, — Помоги, пожалуйста.
— Отчего ж не помочь-то, помогу.
Дед взял бутылку, вытянул вперед руку с бумажкой, прищуриваясь, сам себе кивнул и махнул налево.
Мы довольно долго брели среди могилок. Я чувствовал себя подсудимым, казалось, с серых и черных мраморных плит, с деревянных и металлических крестов, с сотен их фотографий на меня смотрят укоризненные глаза покойников.
За все семнадцать лет мне ни разу в голову не пришел такой вариант развития событий. Не основываясь ни на чем, я тупо верил, что у всех все хорошо. Ведь у меня самого было все хорошо. У моих родителей было все хорошо. Почему же у других должно было быть иначе.
Слишком наивно с моей стороны.
Слишком беспечно.
Людмила Владимировна умерла. Зоя осталась одна. Что еще я пропустил за все эти годы?
За аккуратной металлической оградкой два припорошенных снегом холмика. Над ними возвышаются простые гранитные памятники в одном стиле.
Данилина Людмила Владимировна.
С цветной овальной фотографии на меня смотрит улыбающаяся и буквально светящаяся добротой мама Зои. С идеальной прической, сдержанным макияжем в строгом темно-синем костюме. Такой я ее и помнил. Всегда спокойная. Всегда готовая прийти на помощь. С правильной речью и идеальной дикцией.
На овальном фото соседнего памятника неизвестный мне мужик. Я бы скорее всего и внимания на него не обратил, если бы в свете последних дней не набила оскомину одна знакомая фамилия.