Чебурашка
Шрифт:
К нему.
Выскакиваю из подъезда и моментально поскальзываюсь тапочком на подмерзшей бетонной плитке крылечка, отчего ноги буквально разъезжаются в разные стороны. И лететь бы мне носом да об асфальт, но встречающий меня Матвей надежно ловит тщедушное неуклюжее тельце тренированными руками.
Я ни испугаться, ни пикнуть не успела. Парень сжал меня в объятиях и нетерпеливо поцеловал. Жадно. Нагло. Голодно.
Божечки, внутри меня сосуды взорвались фейерверками!
Он холодный. Нос холодный, губы холодные, руки ледяные, на волосах снежинки не тают… А целует горячо. Внутри него огонь, что мгновенно перебрасывается и на меня. В меня. Если бы люди сгорали от счастья,
Потому что в этот момент не было человека счастливее меня.
— Теплая такая, — шепчет Матвей, целуя меня куда придется — в нос, в щеки, в глаза, в брови, кусает подбородок и крепко-крепко при этом обнимает.
— Ты пьяный что ли? — хихикаю я, забираясь руками под распахнутую куртку, под толстовку, под футболку, к обжигающей гладкой упругой коже, и обнимая Соколовского за талию. Вдыхаю запах покрывшейся мурашками жилке в вороте его белоснежной толстовки, не прикрывающей шею от слова совсем, ощущаю носом резкие движения его острого кадыка, прижимаюсь к груди и чувствую, как гулко колотится под мягкой тканью его молодое, горячее сердце.
— Я ж спортсмен, Зоя, — тихо говорит Матвей, упираясь подбородком в макушку, — Я вообще не пью. Хотя сегодня хотелось нажраться. Честно.
– Почему не позвонил и не написал?
— Телефон где-то прое… терял.
— А приехал зачем?
— Соскучился.
— Вечеринка в целом не задалась? Или бывшая недостаточно развлекала?
Соколовский буквально замер, и я почувствовала, как задеревенели его мышцы.
— Ты знала?
— Конечно, знала, Матвей. Я не слепая. И не глухая. Думала, по мне это заметно.
— Прости меня, Зой. Я…
— Ты стыдишься меня?
Матвей слегка отстранился, чтобы иметь возможность смотреть в глаза. Лицо его было серьезным. Даже хмурым. От былой улыбки не осталось и следа.
— Ты что плакала? Из-за вечеринки? Из-за меня?
— Сдалась мне твоя вечеринка, — буркнула я, отводя глаза и пытаясь отстраниться, но Матвей не позволил.
— Я не стыжусь тебя, Зоя Данилина. Ты — самый лучший человек, из всех, что я встречал. Я просто не хочу, чтобы они все снова разглядывали тебя, придумывали прозвища, смеялись и обсуждали. Я не хочу, чтобы ты переживала по этому поводу, придумывала себе комплексы, грустила. Ты красивая, Зой. Ты такая красивая. И хорошая. И добрая. Ты любишь меня. Просто так. Ничего не требуя взамен. Так, как любят дети или… не важно, в общем. Ты нужна мне. Ты так нужна мне. Я рядом с тобой и сам становлюсь лучше. Сильнее. Добрее. Сначала, я подумал, что Глебов прав, и нам действительно лучше не видеться, пока ты не выиграешь олимпиаду, а я турнир. Но это ни хрена не так. В школе мы будто чужие. И меня это каждый раз убивает. Я хочу просто взять тебя за руку, припечатать к себе или зажать где-нибудь под лестницей. Поцеловать хочу. Но как представлю, что потом с тобой сделает это стадо элитных баранов… Нет, конечно, можно ломать носы всем подряд. Но девок я не трогаю, а они будут изощряться больше всего. Это сто процентов. Особенно Кристина. Ты откуда вообще знаешь, что она моя бывшая?
— У нее на лбу написано.
— Нет, серьезно.
— А я и не шучу. Все эти ее собственнические замашки, взгляды… Это заметно, Матвей. Особенно, если наблюдать.
— Не хочу, чтобы ты плакала. Никогда.
— Тогда не обижай меня.
— Не буду. Глебов среди всего прочего бреда кое в чем был прав. Сейчас надо все силы направить на достижение своих целей. Вот только он ошибся в главном. Если я тебя не вижу, то совершенно не могу сосредоточиться на боксе. Я постоянно думаю о тебе и лажаю, потому
Могла ли эта ночь быть еще лучше? Возможно. Но я умела довольствоваться и малым.
Мне было так тепло и уютно в его руках, так спокойно и волнительно одновременно, мне хотелось смеяться и плакать, объять весь мир и сжаться до крохотной точки, навечно поселившись в его сердце.
Я любила. И чувствовала, что меня тоже любят.
Снег продолжал тихо падать. Где-то неподалеку мяукали невпопад разгулявшиеся бездомные коты, окна домов темными глазницами хранили тишину ночи и людской сон.
А мы стояли, обнявшись.
И целовались.
— Я не хочу скрываться вечно, — в один момент прошептал Матвей, — Глебов, кстати, подал одну неплохую идею. Зимний бал.
— Зимний бал?
— Да. Пойдем на него вместе? Я приглашаю. Как свою пару. Как свою девушку. И пусть все захлебнуться своим ядом или кровью своих разбитых носов. К этому времени как раз завершится последний тур твоей олимпиады, я узнавал. И мой турнир тоже.
— Я согласна.
— Ты не боишься?
— Нет.
— Значит, решено.
— Решено.
Домой я вернулась в пятом часу утра. С распухшими губами. С горящими глазами. И красными щеками. Удивительно, но холодно мне стало лишь, когда я забралась под одеяло. Прямо колотить начало. Пришлось встать, надеть колготки и завернуться в махровый халат.
Но ничто не могло заставить меня перестать улыбаться, перебирая в памяти секунду за секундой, проведенные в объятиях Соколовского. Да, он не сказал, что любит меня, но я нужна ему. Он скучает. Он хочет меня целовать. И я красивая. Добрая. Самая лучшая.
И мы вместе пойдем на Зимний бал.
Он всем расскажет, что я — его девушка.
И если будет надо, переломает носы всем одноклассникам. Ну а с одноклассницами я и сама разберусь. Надо будет узнать у Матвея парочку приемчиков. На крайний случай пусть покажет, как бить надо, и куда. Ни разу в жизни ни с кем не дралась. Но мне не страшно.
Главное — мы вместе!
До самого утра я так и не уснула.
А вечером Матвей снова пришел. И мы отправились гулять, как обычно делали это по воскресеньям. Снег растаял, превратившись в грязь, вокруг от самого неба до глубоких луж царило буйство серо-черных унылых красок. Но нам было все равно. Парк привычно встретил нас гостеприимно расстеленным ковром из потерявших яркость и хрусткость опавших листьев белоствольных берез на мощеных дорожках и плотными давно нестрижеными стенами вечнозеленого можжевельника вокруг нашей любимой лавочки.
Глава 19
Прошлое
Зоя Данилина
А потом случился мой день рождения. Так странно… День рождения Матвея выпадал на 12.12. Мой — на 21.12. Не знаю, есть ли какой-то сакральный смысл в датах, но мне, как истинному почитателю цифр, хотелось верить в судьбу и магию чисел.
Я не ждала ничего особенного от этого дня. Сомневалась, что вообще кто-то, кроме мамы, поздравит с шестнадцатилетием. Тем более, что суббота оказалась учебной. Зимний бал, до которого оставались считанные дни, выпадал на понедельник, и администрацией гимназии было принято решение сделать его выходным, загрузив предшествующую ему субботу. Поэтому, когда ни свет, ни заря в квартире раздался звонок, мы с мамой лишь удивленно переглянулись.