Чеченская марионетка, или Продажные твари
Шрифт:
«Не прилег, так приляжет, – не унималась личность номер один, – приедет завтра утром со своего дежурства, поспит чуток – и вперед с песней. Ты должна сразу сказать, что уезжаешь. Ты, конечно, ему благодарна, но не до такой же степени!»
Спор с самой собой стал надоедать. Она поняла, что все равно не сумеет принять решение, пока не увидит еще раз гостеприимного хозяина дома. Уезжать следовало прямо завтра, это она знала совершенно точно, но также точно чувствовала, что уезжать не хочется, и пока не желала себе признаваться почему, только повторяла про себя, то
– Кыто это? – услышала она в трубке чужой тяжелый бас.
– А с кем, простите, я говорю? – вежливо поинтересовалась Маша.
Последовала долгая пауза, она хотела уже нажать кнопку отбоя, но услышала:
– Гыдэ докытар? – У говорившего был сильный кавказский акцент, прямо-таки пародийный.
– Может, вы сначала все-таки представитесь? – предложила Маша.
– Мынэ нада докытар! – ответили ей.
– Вадима Николаевича нет дома. Если хотите что-то передать, скажите. Я передам.
– Ты кыто и чего зыдэс делаишь? – спросили в ответ.
– Знаете, – вздохнула Маша, – я не привыкла беседовать в подобном тоне.
Она нажала кнопку отбоя.
Следующий звонок прозвучал через пятнадцать минут, когда Маша снимала с веревки во дворе свои высохшие вещи. На этот раз ее назвали по имени. Разговаривал с ней совсем другой человек, тоже кавказец, но почти без акцента.
– Ты Маша? – спросили ее.
– Да, я Маша. Здравствуйте.
– Я друг доктора. Где он?
Удовлетворившись хотя бы таким безымянным представлением, она ответила:
– Вадим Николаевич в больнице, на дежурстве.
– А ты ему кто?
– Я у него в гостях.
– Я спрашиваю, кто ты ему?
Мало того что звонившие не произносили ни «здравствуйте», ни «пожалуйста-спасибо», будто этих слов в русском языке не существовало вовсе, они еще откровенно хамили.
– Если вы хотите что-то передать Вадиму Николаевичу, я передам. А нет – всего доброго.
В ответ раздались частые гудки. Маше стало не по себе. Она набрала номер ординаторской, оставленный Вадимом в записке. Приятный женский голос ответил, что Вадим Николаевич в операционной и появится часа через два, не раньше.
– Передайте ему, пожалуйста, что звонила Маша.
– Хорошо, обязательно, – пообещали ей, и в голосе невидимой собеседницы послышалось легкое удивление.
Маша решила не подходить к телефону в течение следующих двух часов, вернулась во двор снять с веревки вещи. Случайно взгляд ее упал на щель между металлическими секциями забора. Кто-то смотрел в эту щель, откровенно, нагло глазел, пуская сигаретный дым.
Маша автоматически отметила, что ворота заперты. Ключ висел там же, на крючке. Двор был отделен от улицы высоким металлическим забором с узкими просветами между квадратными секциями.
«Высота забора около двух метров, – быстро соображала Маша, – перелезть сложно, но при желании можно. Соседние участки справа и слева отгорожены таким же забором, домов не видно, только крыши торчат. Есть там кто-нибудь или нет – неизвестно. Калитка за домом!» –
За дом Маша еще не заглядывала, но помнила из записки Вадима, что там есть калитка, ведущая к пляжу. Что лучше сделать сначала? Сбегать проверить, заперта ли калитка, или?..
Тот, кто глядел в просвет, загасил сигарету и продолжал наблюдать за Машей, даже не пытаясь спрятаться.
Шагнув к забору, она произнесла громко и решительно:
– Добрый день. Я могу вам чем-нибудь помочь?
Не ответив ни слова, человек исчез, скрылся за металлической секцией. Но не ушел совсем, Маша чувствовала, он здесь.
– Да вы не прячьтесь, не стесняйтесь, – продолжала она, – может, у вас проблемы какие-нибудь?
Из дома послышался телефонный звонок, но Маша подходить не собиралась, два часа еще не прошли.
– Не хотите разговаривать, не надо, – в последний раз обратилась она к человеку за забором, – уходите отсюда! Подглядывать стыдно!
Разумеется, ей ничего не ответили. А телефон в доме продолжал нудно тренькать.
Забор за домом был точно таким же высоким, металлическим. За ним, совсем близко, слышался шум моря и веселые гулкие голоса с пляжа. Калитка оказалась запертой. И ключ торчал изнутри.
Маша вернулась в дом, заперла дверь, проверила, все ли окна закрыты на задвижки. День был очень жаркий, вскоре в закупоренном доме стало нечем дышать, но Маша решила не открывать ни одной форточки и никуда не выходить. Во всяком случае, до тех пор, пока не поговорит с Вадимом.
Она нашла утюг и гладильную доску, не спеша перегладила все вещи, вымыла со стиральным порошком тряпочные китайские тапочки. Она только сейчас вспомнила, что в сарае, кроме мыла и зубной щетки, осталась валяться ее маленькая сумочка. Ладно, не жалко. Сумочка старая, совсем дешевенькая, из кожзаменителя. Что там было? Документы взял Вадим, это она помнила точно. Что еще? Щетка для волос, зеркальце, тюбик гигиенической губной помады, в общем, мелочи...
«Там мог быть мой читательский билет, из Театральной библиотеки! На билете обо мне написано практически все: фамилия, телефон, домашний адрес, серия и номер паспорта, название института, курс. Однако зачем так много знать о человеке, которого они и человеком-то не сочли, хотели изнасиловать и использовать в качестве бесплатной рабочей силы? Один из звонивших назвал меня по имени. Вряд ли Вадим успел предупредить кого-то, что здесь гостит некая Маша. И тем более вряд ли он стал бы предупреждать этого „друга“ с кавказским акцентом...»
Телефон зазвонил опять. Прошел всего час. Маша трубку не взяла, но все время, пока звучало назойливое однообразное треньканье, сидела, стараясь не дышать, будто маленький кнопочный телефон – живое, чрезвычайно злобное и опасное существо.
Когда звонки наконец затихли, ей удалось успокоиться и собраться с мыслями. «Допустим, Вадим все-таки предупредил этого „друга“, но в таком случае он должен был сказать „другу“ и о суточном дежурстве. Если „другу“ известно, что доктора сутки не будет дома, зачем он звонит сюда, а не в больницу?»