Чеченское колесо
Шрифт:
– Так вы динамик на передовую вынесите, а вещайте из тыла.
– Так-то оно так... Но у нас нет столько провода, чтобы динамик вперед забросить. Нищета! Даже вот этот ящик, - он показал на длинный футляр от снарядов, - за банку тушенки выменяли.
Бригада майора отработала на совесть. Выдвинувшись на максимально допустимое, но небезопасное расстояние они долбили по мозгам боевиков в течение часа.
В тексте ультиматума была фраза - «Дудаев отрекся от вас». Действительно, Джохар Дудаев выступил с телеобращением, в котором дистанцировался от действий Радуева в Первомайском. Но в последующем стало очевидно, что план нападения на Кизляр
Я попытался разобраться в личности первого президента Чечни. Понять, как из боевого офицера, награжденного орденами и медалями СССР, он за два-три года превратился в человека, ставшего олицетворением темных сил.
Работать с журналистами было несложно. Западные привыкли к дисциплине, и порядок получения скудной информации (ведь ничего радикального не происходило!) их вполне устраивал. Устраивало и то, что офицер спецслужб с ними всего лишь общается, и не более того. Российские СМИ пытались качать права. При этом ссылались на Закон «О средствах массовой информации», хотя, как показал блиц-опрос, многие его и не читали. Не знали они и о существовании других законов, в том числе Закона «О внутренних войсках», 28-я статья которого регламентировала порядок съемок в расположении частей ВВ.
Парни из оперативного управления выловили корреспондента программы «Времечко», который, напялив армейский бушлат и военную шапку, взятую напрокат у бойцов «Витязя», мотался по расположению войск с видеокамерой. Разборка была серьезной. Кассету изъяли, камеру (по моей просьбе) возвратили.
Журналистов предупреждали, что в случае повторения подобных фокусов контакты будут прекращены.
Местом наших постоянных встреч был определен перекресток в полутора километрах от блокпоста. По достигнутому соглашению я или мои коллеги три раза в день информировали журналистов о происходящих событиях. Несколько раз мы формировали бригады для проведения съемок: удалось договориться с боевиками о возвращении заложников. Представители СМИ могли убедиться, что бандиты не хотят решать проблемы полюбовно. Дважды журналисты приезжали рассвирепевшими. Подобные поездки давали возможность получать информацию от коллег, без посредников. Но стремление получить эксклюзивную информацию было определяющим для всех.
Наиболее настырной среди PR-братвы была корреспондентка Франс Пресс. Маленькая щуплая девушка, похожая на восьмиклассницу: школьный ранец за спиной и черный берет, натянутый на уши. После любого контакта она звонила в Москву и что-то передавала. Знание русского языка оставляло желать лучшего. Коронной фразой было «Почему это».
Поначалу она раздражала, её воспринимали чуть ли не как провокаторшу. Я искал новые слова, доступные её пониманию, но запутывался вконец. Только позже я понял, что с ней надо было говорить медленно и просто. Ей требовалось время, чтобы вспомнить значения услышанных слов.
Увидев её, окончательно заледеневшую на ветру, я, опасаясь, что она не поймет, сказал: «Представляешь, как нелегко было Наполеону под Москвой?»
Она поняла сразу: «Я только что об этом думала!»
Терпению иностранных журналистов, казалось, нет предела. Журналисты Си-эн-эн могли часами стоять, ожидая одного-единственного кадра. Они не торопили события и демонстрировали лояльность и понимание. Двух-трех слов для них было вполне достаточно.
С российскими было сложнее. У них было много знакомых среди военных, и потому основным их требованием всегда было - пропустить к штабу. Объяснять, что я не влияю на режим, было бесполезно. Мой отказ воспринимался как личная обида и нежелание пойти навстречу. Особую ревность вызывало наше особое отношение к журналистам НТВ. Не было ни одной телекомпании, с которой бы у нас были столь нормальные партнерские отношения. Они основывались на взаимном доверии и понимании: это возможно, это - нет. НТВ никогда не пыталась от нас требовать больше, чем мы можем, а мы никогда не стремились диктовать им свои условия или требования. Было бы бессмысленно обижаться на их критику, и уже тем более пытаться влиять на их позицию.
Именно поэтому, зная их профессионализм и журналистскую порядочность, мы предпочитали именно их. Это не было попыткой противопоставить эту компанию другим. Напротив, среди других телеслужб у нас было немало настоящих друзей и товарищей, которых мы уважали и ценили, но в боевых условиях мы, естественно, предпочитали людей, которые понимают с полуслова.
Утро растревожено рыком проснувшихся автобусов. Колонна переформировывалась с трудом, используя ограниченное пространство узкого шоссе. Ревели движки боевых машин пехоты, БТРов, споро грузились в транспорт бойцы спецподразделений.
Перекресток пустел. Колонна двинулась в сторону поселка Советское. Проследовали развилку на Хасавюрт. Она была пуста.
На улицах Советского толпился народ. Из домов выскакивали сонные журналисты: они заблаговременно сняли комнаты и потому оказались в эпицентре событий.
Через длиннофокусные объективы видны крыши домов, школа, мечеть.
На поле развернут полевой госпиталь. Над армейской палаткой развевается белый флаг с красным крестом. Транспортный вертолет застыл, увязнув колесами в размякшей пашне.
Стояние «на реке Калке» продолжается до пятнадцати часов. Автобусы, чудом развернувшись, начинают обратное движение.
На вопрос: «Что происходит?» - внятно ответить не могу. Видно, что-то изменилось, но отсюда не понять - до штаба 15 км.
Ситуация проясняется позже: из Москвы вылетели Анатолий Куликов и Михаил Барсуков.
После совещания на магнитную ленту записывается ультиматум: «Безоговорочная сдача и освобождение всех заложников».
А пока передышка. Руководство Дагестана просило продлить срок ультиматума на сутки.
Боевики продолжают окапываться.
Утром на КП получаю текст официального заявления.
«Усилия федеральных властей, органов власти Республики Дагестан, направленные на скорейшее освобождение заложников, захваченных террористами, натолкнулись на упорное сопротивление бандитов. Боевики категорически отказались освободить невинных людей, пытаясь нагло диктовать властям заведомо неприемлемые условия. Радуев и его подручные по указанию штаба Дудаева своими действиями сделали невозможным продолжение переговоров.
На все последующие предложения о мирном освобождении заложников ответили категорическим отказом.
14 января в 16.45 террористы открыли огонь по федеральным войскам и начали расправы над заложниками.
Принимая во внимание все вышеизложенное, федеральные власти в целях недопущения разрастания масштабов преступных акций и освобождения заложников, вынуждены применить силу и пресечь деятельность террористов».
Журналисты слушают текст заявления с интересом, но без эмоций. «1234-е китайское предупреждение?» Но...