Чего не хочет женщина
Шрифт:
– Встанешь вот за этим прилавком, между тетками в фартуках, – сказал Клим, тыча пальцем в стекло, – и будешь продавать яблоки.
– Ты что, охренел? – зарычал Кабан. – Да чтобы я с бабами на рынке торговал…
– Всего полтора часа. За это я тебе еще двести рублей заплачу.
– Триста, – потребовал Кабан.
Клим согласился, хотя подумал, что личный телохранитель обходится ему слишком дорого. Он объяснил Кабану, чтобы тот не торговался с покупателями и отдавал яблоки почти задаром. Главное – это незаметно сунуть плеер под прилавок и нажать красную кнопочку. А когда кассета с одной стороны закончится, перевернуть ее и снова нажать кнопку. Это нужно для того, пояснил Клим, чтобы собрать этнографический материал – шутки, анекдоты, сочные ругательства и прочий народный фольклор. Кабан вспомнил свой любимый фильм «Кавказская пленница», где Шурик тоже собирал фольклор, и окончательно согласился.
Убедившись, что Кабан благополучно потеснил торговок мясом и вывалил между свинячьих голов и копыт полугнилые яблоки, Клим поехал на другой конец рынка, где торговали радиотоварами. Там он купил дешевый китайский диктофон, пару кассет и комплект батареек. Очередь у кассы автостанции была не слишком длинной, зато шумной и скандальной, потому как время от времени к окошку, расталкивая старух, протискивался какой-нибудь бессовестный гражданин. Клим включил диктофон и встал в конец очереди. Дойдя до окошка, Клим вышел из очереди и снова встал в ее конец. Так он сделал раз десять или даже пятнадцать и за это время придумал новых героев – Чемодана, Сумку и Свинью В Мешке. Похождения новых героев настолько завладели фантазией Клима, что он не заметил, как странно смотрят на него люди, как они перешептываются, показывая на него, и крутят пальцем у виска.
Глава 12
Чтобы переписать на бумагу две кассеты, Климу пришлось просидеть за столом до позднего вечера. Испачкав словами кучу бумаги, он почувствовал себя так, словно разгружал вагон с углем. Правая рука отсыхала. Пальцы не слушались. Зато были готовы два отрывка с целой галереей новых героев. Помимо Чемодана и Свиньи В Мешке, в романе стали фигурировать Гнилое Яблоко, Грудинка и Окорок. К Климу зашел Кабан и напомнил, что пора собираться в «Алик», но Клим отказался и отпустил телохранителя до утра. Сам устроился в кровати и стал смотреть телевизор. Прыгая с канала на канал, он случайно наткнулся на какую-то женскую программу, темой которой было «Как охмурить мужчину», и главным консультантом была известная писательница Элеонора Фу. Раньше Клим ни за какие деньги не стал бы смотреть подобное, но сейчас он вдруг почувствовал, как зарождается и трепещет в его душе неизведанное еще чувство ревности и зависти. Он сделал звук погромче и до конца передачи не отрывал взгляда от тучной фигуры именитой писательницы.
Элеонора Фу сидела на двух стульях сразу, накрывая их собой, словно наседка яйца, и все время, как белочка, поедала орешки, которые лежали перед ней в хрустальной розетке. У нее был необыкновенно тоненький для ее габаритов голосок; трещала она без умолку, не давая ведущей слова вставить, и всем подряд раздавала советы, как раз и навсегда приручить к себе мужчину. Литераторша объясняла наивным зрителям, что мужчины – это однотипные, примитивные существа, поступками которых руководят лишь элементарные животные инстинкты. Держалась Элеонора Фу очень уверенно, и если в зале подавал голос какой-нибудь оппонент, она с ходу затыкала ему рот своим авторитетным мнением.
Эта могучая женщина очень впечатлила Клима. Во-первых, она слегка напоминала ему милиционерскую жену, что вызывало у него томительные воспоминания. А во-вторых, она была писательницей, знаменитой писательницей, основательно и тяжело восседавшей на вершине той профессиональной иерархии, по которой Клим только-только начал взбираться. «Вот это да! – с завистью думал Клим. – Какая силища! Какая масса! Все ее слушают, все ее почитают! Какие, должно быть, строгие и умные фразы в ее книгах! Сколько философии и жизненного опыта аккумулировано в них! Как долго, должно быть, она училась этому великому искусству – писать романы!»
Клим изо всех сил принялся изгонять робость из своей души, отчаянно убеждая себя в том, что он тоже писатель и взрастает на том же поле, где когда-то выросла и поднялась над народами замечательная Элеонора Фу. Уснул он в тот момент, когда это убеждение начало прочно обосновываться в его голове, и приснилось ему, как звездная писательница ведет его за руку на высокую гору по узкому живому коридору и им рукоплещут Толстой, Чехов, Бунин, Гоголь, Тургенев, Достоевский и другие бородатые и бритые мужи, ни лиц, ни фамилий которых Клим не знал.
Проснулся Клим с гордым осознанием своей причастности к некоему могущественному обществу избранных. Сон не выходил из его головы. Ему казалось, что он до сих пор чувствует теплую и мягкую ладонь Элеоноры Фу, которая вела его по склону вверх. Именно этот склон более всего запал в душу Климу. «Это была моя жизнь, – думал он, сосредоточенно полируя щеткой зубы. – И я должен выбрать, куда идти. Вверх или вниз…» Клим настолько погрузился в размышления о направлении движения, что невольно стал двигать щетку вверх-вниз. Конечно, вверх, к сияющей вершине славы! Туда, где восседает маститая писательница, знающая ответ на любой, самый животрепещущий вопрос жизни.
Кабана в своем номере не было, дежурная по этажу сообщила, что он вообще не ночевал. «Буду штрафовать!» – решил Клим и, едва переступив порог гостиницы, налетел на поцелуй Тани.
– В областном издательстве вышла ваша книжка! – радостно сообщила она. – В редакцию привезли несколько экземпляров! Как я мечтаю, чтобы вы мне ее подписали! Михалыч говорит, что успех необыкновенный. Весь тираж уже разошелся!
Она едва поспевала за Климом, в необыкновенном возбуждении пересказывая ему в мельчайших деталях хронологию сегодняшнего замечательного утра. Клим тоже был взволнован, первая книга на шаг приближала его к сияющей вершине. Она стала пропуском на гору славы, мандатом писательской квалификации. Но он старался не выказывать своего восторга, ибо маститому писателю претит ликовать от такого рутинного пустяка, как выход в свет очередного литературного шедевра.
– Привет живому классику! – поздоровался Иван Михалыч, когда Клим в сопровождении Тани вошел в кабинет.
Редактор не стал по своему обыкновению выходить из-за стола с протянутой рукой. Вместо этого Иван Михалыч поднес к своему лицу маленький, изящный, никелированный фотоаппарат и предупредил:
– Замрите! Сейчас будет фокус-покус.
Беззвучно сработала фотовспышка. Ослепленные, Клим и Таня еще некоторое время неподвижно стояли в дверях.
– А теперь делаем вот что, – с таинственным видом произнес редактор, соединяя фотоаппарат с ноутбуком тоненьким проводочком и щелкая по клавиатуре. – Раз, два, три… Клим на экране замри!
Он развернул ноутбук, и Клим увидел на мониторе цветную фотографию: в дверном проеме стоит он с раскрытым ртом и необыкновенно глупым лицом, а из-за его спины выглядывает Таня.
– Здорово, правда? – Редактор потребовал оценить фокус. – Две секунды – и готово. Не надо ни пленки, ни фотобумаги. – Он бережно взял в руки фотоаппарат и стал любоваться им. – Цифровой! Последнее слово науки и техники. Давно мечтал купить себе такой.
– Дорого стоит? – поинтересовался Клим, но редактор вроде как вопроса не услышал.