Чего не хочет женщина
Шрифт:
– Что?! – взвыл Артаусов. – Ты где таких слов понахватался, дебил?!
– А вы не обзывайтесь!
– Хорошо, я не буду обзываться, но никаких метафор ты мне больше не приноси. Запомни: в нашем деле никакие словесные красивости и сплетения не нужны. Достаточно знать несколько слов: «убил», «пошел», «отрезал голову», «изнасиловал», «крутой чувак», «куча баксов» и так далее… Вот из них и стряпай свое поносное чтиво.
– Но так стряпать могут многие, – справедливо возразил Клим.
– Правильно, – согласился Артаусов и сверкнул змеиными глазами. – Так стряпать могут тысячи и даже миллионы. Но читать должны только тебя. Вот над этим-то
– А как? – поинтересовался Клим.
– Много будешь знать, – ответил Артаусов, – скоро подохнешь. Ты о текстах думай. Того, что ты принес, для книги мало. Даже включая твой шизоидный «Градусник». И сюжет закручивай!
– А как это?
– Как, как! – передразнил Артаусов. – Кто из нас писатель – ты или я? – Он встал из-за стола и стал гонять по кабинету воздух. – Так и быть, продаю тебе самый великий сюжет всех времен и народов…
– Сейчас я запишу! – сказал Клим и потянулся за бумажкой и ручкой.
– Не надо записывать! – властным жестом остановил его Артаусов. – Запоминай. Главная героиня – женщина. Относительно молодая. Относительно умная. Относительно одинокая. В относительно чистых колготках. И вот она прыг – нашла миллион, скок – потеряла, прыг – снова нашла, скок – снова потеряла. В промежутках между прыжками она выходит замуж и разводится. И так до бесконечности. Всякий уважающий себя дебил никогда не оторвется от чтения такой книги. И потому надо ширить ряды дебилов.
– Прыг – нашла миллион, прыг – потеряла, – повторил Клим.
– Прыг – нашла, скок – потеряла! – сердито поправил его Артаусов, недовольный тем, что Клим так вольно и небрежно относится к сюжету всех времен и народов.
– Запомнил, запомнил…
– И работай, работай день и ночь, даже не отвлекаясь на туалет! – назидал Артаусов. – Ко мне приезжать теперь не обязательно. Купи себе какой-нибудь говеный компьютер и перекачивай мне тексты по «мылу».
Клим не стал уточнять, как можно перекачать текст по мылу, и спросил о другом, что его сильно беспокоило:
– А деньги?
– Что – деньги? – насторожился Артаусов и, остановившись посреди кабинета, скосил в сторону Клима глаза.
– Кончились деньги, – осторожно пояснил Клим, изо всех сил напрягая мышцы живота.
– Ты что ж, кальмар копченый, все деньги профукал?! – взвыл Артаусов.
– Почему все? – пожал плечами Клим. – Вовсе не все, а только те, что были на кредитке.
– Ты живешь на широкую ногу и не по средствам! – рявкнул Артаусов. – За два дня – две тыщи баксов! – Но он вдруг быстро успокоился, взял со своего стола лист с текстом и положил его перед Климом. – Подпиши, и я тебе еще тысячу отвалю.
– А что это? – спросил Клим, прочитав лишь одно слово «Договор».
– Я хочу зарегистрировать твой псевдоним как товарный знак, – пояснил Артаусов, наливая в стакан козьего молока. – Это в твоих интересах. Будем выкачивать из «Клима Нелипова» бабки. Большие бабки…
Сходить в баню Кабан согласился, но только для того, чтобы попариться и попить пива. Когда же Клим попросил его спрятать «где-нибудь в складках тела» диктофон, Кабан насупился и пробормотал:
– Ты не наглей слишком… Я для чего к тебе нанимался?
Клим понял, что пришла пора повышать Кабану жалованье. После тяжелых и трудных переговоров они сошлись на тысяче рублей в день, но при том условии, что Кабан будет не только носиться по многолюдным столичным заведениям, но и переписывать на бумагу все, что попадет в его диктофон.
Отправив Кабана в Сандуны, Клим устремился в полюбившееся ему казино. Там его сразу узнали, персонал был очень приветлив, каждый крупье заманивал его к себе, обещая необыкновенное везение и крупный выигрыш, а девушка с подносом долго ходила за ним по пятам с бокалами, наполненными напитком цвета коньяка, но с запахом портвейна. Но Клим на сей раз был осторожен. Он приобрел всего три фишки и подолгу торчал у разных столов, делая вид, что мучительно выбирает число. На самом деле он выбирал самые говорливые компании и обдумывал продолжение приключений Дверной Ручки, этой относительно молодой, относительно умной особы в относительно чистых колготках. Климу представлялось, как неожиданно Ручка устроится работать ручкой у Чемодана, в котором французский миллионер будет хранить все свое состояние, и как Ручка с Чемоданом задумают похитить миллион. И как им это удастся, но потом вдруг – скок! – они разом лишатся капитала. Правда, ненадолго. Они женятся, у них родится Банковский Сейф, который однажды выдаст им новый миллион… Как сплести воедино тонкие сюжетные линии и тяжеловесно-тупую словесную массу записанных в казино и бане разговоров, Клим не знал, но этот литературный нюанс его не беспокоил. О логических переходах Артаусов ничего не говорил, значит, Клим все делал правильно. Главное, соблюдать центральную канву сюжета всех времен и народов: прыг – нашла миллион, скок – потеряла…
Вечером Клим и Кабан расселись по разным комнатам и принялись за работу. Это была умильная картина! Кабан напоминал старательного школьника, который пишет сочинение. Выводить своей безобразной рукой, похожей на надутую хирургическую перчатку, буквы и слова было для Кабана тяжким трудом, но он проявлял завидное терпение и добросовестность, отрабатывая деньги. Он трудился всю ночь напролет и за это время ни разу не предложил Климу выпить пива или водки, не выходил из своей комнаты и даже не ответил на вопрос, где он спрятал диктофон, когда парился, лишь густо покраснел.
Глава 17
Когда водка уже не лезла в горло Кабану и выливалась из его рта, как сок перебродившей капусты из кадушки, когда килограммы исписанной бумаги намного превзошли количество пустых бутылок и когда на клешнеподобной руке Кабана появился крупный, размером с горошину, мозоль от шариковой ручки, в квартиру, открыв дверь своим ключом, неожиданно нагрянул Артаусов.
Чтобы избежать побоев, возможность которых никогда не исключал, Клим зарылся в постель с головой и притворился мертвым. Кабан, как назло, в это время пребывал в туалете, и Клим по опыту знал, что он проведет там не меньше сорока минут. Печалью наполнилось сердце Клима, когда он услышал рядом с кроватью скрип ботинок Артаусова.
– Климушка, солнышко наше! – нежным голосом произнес ведущий специалист по работе с авторами, отчего Клим напряг мышцы живота и подтянул к нему колени. Но удара почему-то не последовало. Артаусов поскреб ногтем по подушке, вызывая Клима наружу, затем бережно присел на край кровати, словно это было ложе умирающего, и приподнял край одеяла.
Клим увидел лицо Артаусова совсем близко от себя и испугался еще больше. Артаусов не то чтобы улыбался, не то чтобы умилялся, не то чтобы сопереживал. Его лицо выражало приторно-гнилостное чувство, какое обычно возникает у родственников богатой старушки, наконец соизволившей пригласить священника и написать завещание.