Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах
Шрифт:
– Да, я все время что-то познавал. Поймите, мне очень нравится медицина как таковая. И никогда никому в помощи не отказывал – будь это спортивная травма или обычная болячка. Даже если помощь надо было оказывать не спортсменам, а кому-то из их родных или близких. Однако на одной благожелательности далеко не уедешь. С моего районного участка в «коньки» я пришел вполне квалифицированным терапевтом. Но не более того. А соприкоснувшись с конькобежцами, быстро открыл для себя, что там колоссальное значение имеет не столько травма (они в этом виде не так часты), сколько функциональная диагностика. Для меня же эта область была целиной непаханой. Поэтому моим «хобби»
– Но вернемся к вашему начальному периоду работы в конькобежной сборной. Расскажите, пожалуйста, о первом случае, потребовавшем вашего вмешательства.
– На сборе в Иркутске Гришин получил травму. Есть такая группа мышц – аддукторы, приводящие-отводящие мышцы внутренней поверхности бедра, место прикрепления их в паховой области к лобковой кости. Вот Евгений во время отработки старта (конькобежцы с места же бегут) и дернул эту мышцу. Нынешняя медицина по сравнению с тем, чем мы располагали в то время – день и ночь, небо и земля. Тогда в моем чемоданчике, кроме мази «бон-бенге», которую можно было купить в любой аптеке, хранились «апизатрон» из ГДР, пчелиный яд и еще кое-что из обычной медицинской аппаратуры. Ситуация усугублялась тем, что все в этом случае для меня было впервые. Поэтому я и предложил:
– Женя, пошли в поликлинику! Пусть там врач посмотрит, назначит лечение.
Это была моя ошибка. Гришин, правда, возражать не стал:
– Ну ладно, пошли!
Отыскали ближайшую поликлинику, зашли к главврачу. Я представился и объяснил, что вот-де олимпийский чемпион и у него такая-то травма. Гришина направили к хирургу-женщине. Она положила Женю на кушетку, начала щупать, велела «спустить трусики». А Гришин – он же с характером, железный человек – смотрю, у него глаза нехорошо засверкали, скулы задвигались. Словом, пронзил меня взглядом, когда хирург к нему полезла. Она ему выписала какую-то болтушку. Но когда мы вышли, Гришин сердито выговорил:
– Учти, это в последний раз! Есть ты! Тебе я доверяю. И ни к каким врачам меня больше не води. Лечи сам!
Это было первое ЧП и одновременно очередной урок. Я, конечно, поставил в известность руководство. И в принципе все завершилось благополучно. Но гришинская отповедь запомнилась крепко-накрепко. А далее он больше никого из докторов, кроме меня, не признавал…
– Да, непростой и хлопотной оказалась ваша работа в сборной конькобежцев. Все-таки более 12 лет. Да и в коллективе, где кого ни возьми – «звезда» и личность. Не устали за столь долгий срок друг от друга?
– Нет. Там сложилась комфортная обстановка. А главное – я чувствовал свою востребованность. Единственное «но» – бесконечные разъезды: Москва – Иркутск, Москва – Свердловск, Москва – Челябинск…
– А за границу когда впервые выехали?
– В 1958-м. В Финляндию, на первенство мира. По дороге сначала заехали в Швецию, на чемпионат Европы, где нам не повезло. Искусственных катков тогда не было. А тут грянула непредвиденная оттепель. Организаторам чудом удалось сохранить лед. Но наши ребята попали в 3-ю, заключительную группу. И бежали по расквашенным дорожкам. Тем не менее, выступили хорошо. И в Эскильстуне (Швеция), и в Хельсинки (Финляндия). Как раз тогда Гончаренко дубль сделал –
– Там, получается, вам было 26 лет. Времена «железного занавеса». Тогда в жизни любого гражданина СССР это становилось событием. Волновались перед выездом?
– Мое волнение, если можно так выразиться, носило прозаический характер. Я был из малообеспеченной семьи, одет более чем скромно. За год до того, работая участковым врачом, получал около 80 рублей. При этом, насколько позволяли возможности, старался выглядеть аккуратным. И, в общем-то, внешне производил благоприятное впечатление. Только куда мне было до ребят из сборной. Все-таки они уже не раз выезжали. И даже на сборах выглядели по тем временам щеголевато. А у меня – костюмчик из ГДР за 30 рублей и пальто, перешитое из отцовской шинели. Обувь какую-то – кажется, югославскую – я приобрел перед отъездом.
– Но уж, наверное, за границей появилась возможность приодеться?
– Да. Нам выдавали суточные в местной валюте. И того, что я получил, хватило, чтобы купить костюм, белую нейлоновую рубашку – тогда последний писк моды, галстук. Кстати, в стокгольмский магазин меня ребята потащили. Они там бывали не раз, знали про скидки. Инициатива от Гончаренко исходила. У полок я от одного выбора костюмов растерялся. И все боялся, что денег не хватит:
– Успокойся, – утешал Олег. – Не хватит – добавим.
Словом, выбрали костюм.
– А это, – настоятельно посоветовали, – в чем приехал – можешь выбросить в урну.
Когда вернулся с покупками в отель и, надев обновку, вышел к обеду, меня не узнали. Я и сам поначалу чувствовал себя непривычно. На фоне того, что можно было видеть тогда в социалистическом Советском Союзе и капиталистической Швеции – небо и земля, конечно. Но процесс пошел. И имел продолжение в Финляндии, где снова выдали суточные. Кстати, там инициатива снова исходила от «звезд» – Гончаренко, Гришина, Меркулова.
– Знаешь, – сказали они, обступив меня со всех сторон, – давай-ка бросай свое пальто к едрене фене!
И повели в универмаг, где купили то, что сами носили, – нечто вроде макинтоша. На теплой подстежке – ее можно было оставлять и осенью. Я в этой обновке по возвращении в Москву наделал фурор…
– ???
– Уже после чемпионата мира в Хельсинки Международная конькобежная федерация организовала турне по Скандинавии с участием всех призеров, включая Гончаренко и Гришина. А остальные возвращались домой. Олег, напомню, стал обладателем двух лавровых венков. Поскольку мы с ним еще до поездки – на сборах – подружились, он по-свойски попросил:
– Слушай, Савелий! Захвати венки. В Москве, в аэропорту, будет жена Шура встречать. Я ей звонил…
Ну, прилетели. У трапа толпа встречающих, журналисты… Все недоумевают:
– Где же Гончаренко?
А я один венок на себя надел, другой в руке понес. Все объективы направили, естественно, на меня. Правда, журналисты разобрались быстро – Гончаренко многие в лицо знали. Зато меня в макинтоше даже мои школьные и институтские друзья не сразу распознали. Для них мой выезд за границу стал экстраординарным событием. Так что ребята меня встречали так, как позже приветствовали космонавтов после их полетов. Тогда как уезжали мы без помпы. Пройдя перед этим процедуру, о которой ныне многие забыли, а молодые, слава богу, и вовсе не имеют представления.