Чекисты рассказывают...
Шрифт:
— Поздоровались?
— Я поклонился, но он, может быть это мне показалось, в сторону отвернулся... Вероятно, не заметил.
— Давно это было?
— Нет, в минувшее воскресенье.
Майор мысленно зафиксировал: на следующий день после встречи ученого с туристом.
— Каков из себя папа рыболова?
— Фигура этого папы весьма напоминает фигуру тяжелоатлета. Здоров как бык! Крупное лицо, чуть приплюснутый нос.
Майор поблагодарил ученого и, уже прощаясь, спросил:
— Простите... Как зовут ту девушку?
— Наталья Викторовна...
Птицын вернулся в кабинет и достал из сейфа папку,
Операция «Спиннинг»
...Сорок третий год. Западная Белоруссия. Где-то совсем близко советские войска. Скоро они придут и в эту деревню. Но не дождалась их Катерина. Ждала свободы, а свалилось горе. Девушка на всю жизнь запомнила тот день. Солнце уже клонилось к закату. На душе зябко, тяжко и темно. Под конвоем их пригнали на станцию — всех тех девчат и парней, что оставались в живых. Подали состав двухосных вагонов с зарешеченными окнами и надписями на дверях: «Мы добровольно едем в Германию». Молча стояли угрюмые немецкие солдаты, держа на поводке огромных овчарок.
Ее никто не провожал. Отец погиб на фронте еще в сорок первом. Мать до смерти забили гитлеровцы, когда узнали, что Катин брат ушел к партизанам. Катерину взяли к себе добрые люди. Сперва прятали, а потом пристроили белье офицерам стирать. И вот новая беда — всю молодежь в Германию отправляют.
В рабочих лагерях она подружилась с молодым антифашистом Питом. Сперва это была только дружба молодых, которых сблизила жажда мести за кровь, за побои, за пытки. А потом пришла любовь, которая во стократ умножает силы. И, может, любовь эта помогла им вынести все, что пало на их плечи в неволе. Из лагеря их отправили в услужение к немцу, кулаку, в деревню где-то над Рейном. Поначалу им обоим это показалось раем. Но оказался он кромешным адом: побои, издевки, глумление, каторжный труд с рассвета до темноты — в поле, хлеву, на огороде, в кухне. Хозяин, не стыдясь детей и супруги, приставал к Кате, за что, правда, был бит дважды: женой в открытую и Питом тайно ночью. Для влюбленных вся эта история обернулась наихудшим образом. Пита нещадно колотил хозяин, Катю — хозяйка...
Но вот уже война зашагала и по немецкой земле. Молодые с надеждой смотрели на восток — скоро придет долгожданная свобода.
Однако она пришла с запада — в деревне появились американцы. Это случилось в тот светлый майский день, когда мир узнал о капитуляции фашистской Германии.
Конец войне, можно возвращаться по домам. Месяц пролетел как один день. Праздновали победу. Наконец комендант объявил Питу, что через несколько дней он получит пропуск. Куда? К родителям.
— А можно и к родителям и туда? — И Пит показал рукой на восток. — Моя жена, Катерина, оттуда, из России... Мы сперва заедем к моим родным. Это недалеко. А потом к ней, в Россию... Хорошо? Можно? Когда прикажете получать пропуска, господин комендант?
Американец неопределенно ответил: «Да, будут пропуска». Прошел еще месяц, а пропусков не давали. Наконец их позвали в комендатуру. За столом рядом с американцем сидел белобрысый толстяк в щеголеватом штатском костюме.
— Это ваш земляк, мисс Катерина, — галантно раскланялся американец. — Знакомьтесь, мистер...
«Мистер», не дожидаясь пока назовут его фамилию, бросился обнимать Катерину и даже прослезился.
— Да, много горя, доченька, хлебнул наш народ. Ой как лютовал враг на родной земле! И так ноет сердце, так тянет до белорусских лесов. Но вот беда какая: теперь там, на нашей земле, лютует энкавэде. Читай, доченька, читай и подумай.
И белобрысый толстяк протянул ей газету «Батьковщина» на белорусском языке. Не знала она, что этот грязный антисоветский листок эмигранты издавали на американские деньги. Через всю первую полосу заголовок:
«Террор большевиков в Белоруссии». «Колыма, лагеря, пытки — вот что ждет дома белорусов, находившихся в плену у немцев».
— Но я же не виновата в том, что меня насильно угнали...
— Наивная ты, доченька. Ну кто станет разбираться... Послушай, Пит, женщины никогда не отличались обилием мозгового вещества. Ты, кажется, научился в лагере читать по-русски. Возьми эти газеты. Почитай и потом на семейном совете решите. Я же вам добра хочу... Почитай рассказы очевидцев и как мужчина сам реши, куда вам лучше всего податься. Только смотри, парень, потом не пожалей...
И Пит решил за обоих: «Поедем лучше, Катерина, к моим старикам. Поживем — увидим. Время покажет... Ты не плачь, не грусти. Отец у меня тоже антифашист был. Не знаю, остался ли в живых... О русских он всегда говорил уважительно».
Когда окончательно отпал Катин вариант — ехать вместе в Белоруссию, молодых стали уговаривать в комендатуре подписать контракт с американцами, вербовавшими рабочую силу за океан. И снова появился тот белобрысый толстяк с газетенкой «Батьковщина». Он совал все тот же грязный листок, на котором рядом с рассказами «очевидцев» ужасов «террора НКВД в Белоруссии» публиковались «свидетельства» счастливчиков, уехавших за океан. Что делать, кому верить? Катя уже заколебалась было, но Пит настоял на своем.
— Нет, Катюша моя. Мы с тобой не поедем за океан. Мы к моим старикам отправимся. Жили они, правда, бедно да тесно. Но что поделаешь. Все-таки отчий дом.
И они отправились туда, где до войны жили родители Пита.
Шли годы. В доме Пита девушку из Белоруссии приняли, как родную дочь. Пришлась она старушке по душе — красивая, ласковая, работящая, хорошая жена и мать: сына родила и в честь погибшего деда Петром назвала. Сынок подрос — пошла работать. На фабрику. Ткачихой. Специальность получила. Радовалась, но недолго. Началась безработица, и ее первой выкинули за ворота: жена неблагонадежного. Долго ходила без работы — всюду отказывали.
Однажды Катя познакомилась с русской женщиной Валей — Виолеттой — так она отрекомендовалась. Разные дороги привели их в чужой город. Катю — любовь к Питу, а эту — предательство. У себя в родном городе она служила у оккупантов в гестапо и вместе со своим любовником-эсэсовцем удрала в Германию. Там он ее бросил, и вот уже который год женщина без родины скитается по Европе. Виолетта пообещала свести Катю с человеком, тоже русским, у которого здесь большие связи и который вхож в богатые дома: «Он обязательно тебя пристроит».