Чекисты
Шрифт:
Полина Черная до войны была сельской учительницей, любила свою работу, своих учеников, жила весело и легко.
Все было хорошо. И вдруг — война, деревню заняли немцы, из школы вышвырнули парты, вырубили школьный сад.
И тогда Полина Михайловна пошла к партизанам и стала бойцом, мстителем, разведчицей. Она уже была проверена во многих операциях, и потому на нее пал выбор Железняка.
Вышла она из лагеря на рассвете, когда птицы только-только начинали свою утреннюю песню. В лесу вкусно пахло сосной.
Путь предстоял неблизкий, окольный. Железняк специально разработал ей маршрут, приказав зайти в деревню Семенково, где можно отдохнуть и переночевать. Велел отыскать Егора Борисовича Кутузова, спросить: «Вам работницы не надо?» — на что последний должен был ответить: «Только на временную работу».
На всей дороге до самого Семенкова никого она не встретила. Лишь заяц перебежал дорогу, остановился, навострил уши.
— Серенький! — позвала она.
Зайчишка подскочил и кинулся вдоль дороги.
— Вот дурачок. Сверни в лес, сверни...
В деревне было пусто. С огородов доносились мальчишечьи голоса, но самих ребятишек не видно. К ней подошла старуха — сухая, костлявая, прямая как палка.
— Бабушка, где Кутузов живет, Егор Борисович?
Старуха смотрела на нее, часто мигая белесыми ресницами.
— Кутузов, говорю, — повторила она погромче.
— Староста это наш, — сердито сказала старуха и отвернулась.
У Полины Черной екнуло сердце. «Староста? Как же так? А Железняк велел к нему зайти. Может, не знал?»
Она брела вдоль деревни, боясь постучаться в избы. «Быть может, и мне, как зайчишке, в лес?» Вышла за деревню, свернула с дороги, села на пригорок. Теплый ветер налетел на нее, поиграл концами платка. Облачко проплыло над головой и на глазах изменило форму, сделалось похожим на Африку, какой ее рисуют на картах.
— Тетенька! — послышался мальчишечий голос.
К ней бежал белобрысый парнишка.
— Пошли, тетенька.
— Куда?
— К старосте.
«В конце концов, он не знает о моем задании, — рассудила она. — Ну, иду и иду. Горожанка. Вещи вот меняю».
Староста оказался высоким, костистым мужиком. Сидел у окна и деревянной ложкой хлебал из миски похлебку. Тут же на столе лежал каравай черного хлеба.
Она поздоровалась, с минуту раздумывала, говорить ли пароль.
— Вам работницы не надо?
Староста уронил ложку, а потом начал хлебать еще быстрее. Она видела, как ходит у него челюсть, а под рубахой двигается острая лопатка.
— Только на временную работу, — наконец произнес староста и без слов пододвинул к ней все, что было на столе.
Она облегченно вздохнула, сняла заплечный мешок, села. Некоторое время они молча ели, приглядываясь друг к другу.
— Мои все на поле, — объяснил староста свое одиночество. — А тебе спокойно будет идти. Чтоб веселее было, двух девок приставлю. Как
Уловив ее настороженность, успокоил:
— Ничего. Не впервой...
И верно, попутчицы у нее оказались хорошие (одну — повыше ростом — звали Лизой, вторую — Липой). Лишних вопросов не задавали, спросили только, есть ли у нее самогон, чтобы угостить в случае чего немцев.
К окраине города они подошли как добрые знакомые.
— Фриц нынче дежурит! — воскликнула Лиза и будто даже обрадовалась.
— Пошли, пошли, — ободрила Липа.
Возле шлагбаума прохаживался автоматчик. Чуть в сторонке, на каком-то ящике, сидел толстомордый Фриц и уплетал вареные яйца.
— Гутен морген, Фриц! — закричали Липа и Лиза.
Немец, не переставая жевать, улыбнулся и неторопливо пошел навстречу девушкам. А они уже протягивали ему гостинцы.
— Дай чего-нибудь, дай, — шепнула Липа.
Полина через силу улыбнулась.
— Самогончика не желаете?
— О-о! Гут!
Немец засмеялся и ткнул пальцем сперва себя в живот, затем Полину в грудь и захохотал еще сильнее. Потом взял из рук Полины бутылку.
«Подавись, сволочь», — подумала Полина. Но Фриц не подавился, с сожалением вернул ей бутылку и опять ткнул пальцем.
— Отчен карош!
— Она спеть может, — сказали девушки. — О-ля-ля-ля! Концерт!
— О-о! — удивился Фриц.
— Спой ему — подобреет, — зашептали девушки.
Полина откинула косу за спину, вскинула голову:
Синенький, скромный платочек...К шлагбауму подходили люди с котомками и мешками, откуда-то появилась старуха в черном платке.
Порой ночной Мы расставались с тобой...Полина видела потеплевшие глаза людей. Теперь она пела для них. На секунду представилось, что она, как бывало, поет в своем клубе, для односельчан. Голос набрал силу:
Мелькнет как цветочек, Синий платочек...Плакала старуха в черном. Благодарно и молчаливо слушала толпа. Неизвестно, что произошло бы дальше, если бы на дороге не показалась немецкая штабная машина. Фриц первым ее заметил.
— Шнель! Шнель!
В городе девчата сказали Полине:
— Послезавтра встретимся у церкви. Утром, ровно в девять.
Они явно хотели уйти, и Полина не стала их задерживать. Ей нужно было отыскать сапожника Ермолина и передать «привет от Федора». Ермолин жил возле базара, в домике с красной крышей. К нему Железняк рекомендовал прийти вечером, чтобы не столкнуться с заказчиками.