Чекисты
Шрифт:
Я возглавлял тогда один из отделов областного управления НКВД. Чувствовалось по многим приметам: немцы целятся на Сталинград. Они усиленно прощупывали этот тыловой город, засылали к нам свою агентуру. Но мы, по мере своего умения, старались обрезать щупальца врагу.
В эту весеннюю пору к нам явился молодой человек в форме лейтенанта. Назвался Озолиным. Сказал, что незадолго до войны окончил военное училище связи в Сталинграде и в первых же боях попал в плен. Там его завербовали для разведывательной работы, направив в специальную школу. Затем на самолете перебросили к нам.
Озолин явился с повинной
— Хочу служить Родине! — заявил лейтенант.
Важные сведения, сообщенные Озолиным, при проверке подтвердились. Выходило, что человеку можно верить.
Мы начали радиоигру против немцев. Они требовали донесений о передвижении воинских эшелонов, поездов с боеприпасами и вооружением, о ходе оборонительных работ, о моральном состоянии населения. Озолин регулярно их передавал. Сведения эти, разумеется, составлялись нашим командованием. Кстати, они не были сплошной «липой» — иначе бы немцы раскусили нашу контригру. Нет, сообщали мы полуправду. И выходило это довольно удачно. Скажем, немцы начинают бомбить какую-нибудь станцию, а нужный им эшелон или только что ушел или еще не пришел на эту станцию.
Хорошо помогал нам лейтенант в раскрытии шпионской сети противника. Помню такой случай. Мы дали Озолину указание затребовать у немцев помощника. Из-за линии фронта ответили, что помощника он должен встретить на станции Гумрак, сообщили приметы.
С группой чекистов я выехал на станцию Гумрак. Расположились в кустах. Кругом было полно народу: невдалеке шли крупные оборонительные работы. Как в этой сутолоке угадать врага? Озолин, видим, тоже волнуется.
И вдруг наш лейтенант шагнул навстречу другому лейтенанту. Остановились, стали о чем-то говорить. Это и был, оказывается, новый вражеский агент. При задержании он пытался выхватить револьвер, но не успел. Воротник гимнастерки, где была ампула с ядом, мы сразу оборвали.
Глядел на нас «лейтенант» волком. Был он, как потом выяснилось, выходцем с Западной Украины. Ярый буржуазный националист, люто ненавидевший все советское. Такой тип, конечно, не явился бы с повинной к нам.
Немцы тем временем прорвались к Сталинграду, вышли в районе Латашинки на берег Волги. Город напоминал в те дни кромешный ад. День смешался с ночью, трупы людей — с трупами животных. Все сталинградцы, способные держать оружие в руках, встали на защиту родного города.
Мне было поручено возглавить сводную роту. В нее вошли чекисты, милиционеры, пожарники — всего немногим более шестидесяти человек. Задачу перед нами поставили трудную — удержать центральную переправу через Волгу любой ценой. Достаточно было лишить нас сообщения через Волгу, и тогда в город не смогли бы прибыть резервы. Я уж не говорю об эвакуации населения и ценного имущества.
Немцы прекрасно это понимали и бешено рвались к переправе. Они превосходили нас численно, были хорошо вооружены. А мы имели лишь винтовки, несколько автоматов, три пулемета на всю роту да с десяток гранат. Но, как поется в известной песне о матросе Железняке: «И десять гранат — не пустяк».
Не пустяк, если прибавить к ним мужество и стальную волю людей, решивших стоять насмерть.
Немцы прижали нас к берегу Волги. До них было всего метров полтораста, они кричали нам с верхних этажей прибрежных зданий:
— Рус, сдавайся. Вольга буль-буль!
Но сдаваться мы не собирались. Наоборот, время от времени переходили в контратаки. Удалось даже отбить у врага две пушки со снарядами. Правда, артиллеристов среди нас не было, но мы нашли выход из положения: открывали замок и, глядя через ствол, крутили ручку наводки до тех пор, пока не показывалась цель.
С каждым часом наше положение становилось все труднее. Выручал крутой волжский откос: немцы никак не могли нас «достать». Сковывало их действия и то, что они не имели представления о нашей численности. Правда, ими была предпринята неудачная попытка «прощупать» этот вопрос.
Дело было так. Однажды в лощине, которая шла от домов специалистов к нашему КП, появился мальчик лет двенадцати.
— Мне нужен ваш главный начальник! — заявил он бойцу-милиционеру.
Боец пытался узнать, в чем дело, но мальчишка упорно твердил одно:
— Скажу главному начальнику!
Привели его ко мне. Мальчишка как мальчишка, только очень худой и грязный.
— Как тебя зовут?
— Коля.
— Зачем я тебе понадобился?
И вот что довелось услышать в ответ. Отец и мать Коли при бомбежке погибли, а сам он скрывался в подвале какого-то дома. Потом туда ворвались немцы, и одна старуха заговорила с ними на их языке. Видимо, она была немка. Гитлеровцы что-то ей приказали, и старуха ушла. Однако вскоре вернулась испуганная, в чем-то оправдывалась. Тогда офицер при помощи старухи заговорил с Колей. Ему было велено пробраться в наше расположение и узнать силы защитников переправы.
Пока что Коля сообщил нам кое-какие сведения о немцах.
Затем сказал, что не хочет возвращаться обратно.
— Или вы научите меня, как им получше соврать! — попросил храбрый мальчуган.
Что было делать? Мальчика могли расстрелять немцы, он мог погибнуть от случайной пули. Имели ли мы право рисковать жизнью юного патриота?
Посоветовавшись, мы все-таки решили послать Колю к немцам. Он ненавидел врага, хотел быть полезным Родине в грозный для нее час. Что же касается опасности, то в этом городе она была всюду.
И вот Коля, тщательно проинструктированный, ушел назад — ушел один, маленький, беззащитный — может быть, навстречу смерти. Однако она пощадила храброго мальчугана. Добравшись до знакомого офицера, он рассказал ему все, что «увидел» у нас. А «увидел» он многое: и хорошо вооруженных бойцов, которых видимо-невидимо, и танки, и пушки.
И что самое примечательное — Коля снова сумел к нам пробраться. На этот раз мы отправили маленького храбреца в другую сторону — на попутном катере за Волгу. Сделали это, несмотря на энергичные его протесты: мальчуган просил оставить его в Сталинграде.
Сталинградская битва — это ожесточенная схватка двух могущественных армий. Участвовали в ней сотни тысяч людей, огромное количество танков, пушек, самолетов. Такой она вошла в историю, и это правильно. Но случалось, особенно поначалу, и по-другому. Нередко натиск врага сдерживала горстка людей, и счет велся не на полки и дивизии.
На моих глазах гибли многие мои товарищи, сам я был тяжело контужен. Но переправа оставалась в наших руках. И это было самым важным: ведь из-за Волги вот-вот должны были явиться наши резервы.