Человек без надежды
Шрифт:
Он поднялся на аккуратное крылечко и нажал на кнопку импульсного звонка, спрятанного за световой панелью. Человек, живший в этом доме, мог просто выставить Габриэля и отказаться с ним разговаривать. Его могло не оказаться дома — поговаривали, что он часто путешествует инкогнито. В конце концов, он мог и не открыть дверь, его многолетняя репутация затворника вполне это позволяла. Поскольку изнутри не слышалось никаких звуков, Дольер снова нажал на кнопку звонка. Габриэлю был нужен этот человек, и он не собирался уходить, пока не убедится, что дома и в самом деле никого нет. Если же он там, то ему так или иначе придется
После того, как он в третий раз позвонил, за дверью, наконец, послышался звук шагов. Они приблизились и затихли, как будто стоящий внутри колебался, стоит ли открывать или вообще давать понять, что он дома.
— Кто там? — голос прозвучал так, словно его обладатель только что проснулся.
— Габриэль Дольер.
Старомодная металлическая ручка двери („привет“ из прошлого тысячелетия, истинное свидетельство достатка владельцев дома) медленно повернулась, и створка неторопливо поехала в сторону. Стоящий в темном коридоре человек слегка сощурился от яркого дневного света, как будто действительно только что проснулся или окна в его доме плотно занавешены. Он был не слишком высок, однако хорошо сложен и, очевидно, с молодости хорошо следил за собой. Оливковые глаза недоверчиво смерили фигуру Дольера с головы до ног. Совершенно седые длинные волосы мужчины с первого взгляда делали его похожим на старика, хотя при ближайшем рассмотрении было видно, что ему около тридцати пяти — лицо его по — прежнему принадлежало довольно молодому мужчине.
— Привет, Леннокс, — лидер Центра летной подготовки выглядел неуверенно — он по — прежнему не знал, впустят ли его в дом или предложат удалиться.
— Привет, Габриэль, — вздохнул человек — легенда, Леннокс Норте. — Входи.
Прихожая в домике, где Дольер ни разу не был, оказалась светлой и просторной, и Габриэль по знаку Норте повесил плащ на крючок для одежды.
— Не разувайся, — Леннокс махнул рукой. — Завтра утром придет женщина, которая здесь убирает, не стоит лишать ее хорошего повода поворчать.
Немного поколебавшись, не зная, стоит ли считать реплику шуткой, Габриэль пошел следом за хозяином. Буквально через несколько шагов он оказался в большой гостиной, из которой поднималась широкая лестница на второй этаж. Норте махнул рукой в сторону одного из кресел, а сам направился к старомодному бару. Дольер, испытывавший необъяснимую слабость к красивой мебели, ощутил укол ревнивой зависти, пока Леннокс наливал янтарную жидкость в два хрустальных (не пластиковых и не из обычного модифицированного стекла!) бокала — еще один символ роскоши.
— Надеюсь, твои вкусы не изменились, — скорее утвердительно, нежели вопросительно проговорил Норте, протягивая выпивку Габриэлю.
— Нет, — „главный мертвец“ с благодарностью принял бокал и вдохнул аромат напитка. — Виски?
— Лучший, который можно найти на „Одиннадцати“, к тому же семнадцатилетней выдержки, — равнодушно произнес Леннокс, присаживаясь в кресло напротив гостя. — Говорят, экологи подсчитали, что именно семнадцать лет — оптимальный срок для виски из материалов, вызревающих на ковчеге.
Габриэль слегка пригубил янтарную жидкость и покатал ее на языке. Норте, сидящий напротив, казалось, совершенно не удивился визиту бывшего руководителя. Он выглядел так, словно вообще утратил способность удивляться. Наверное, именно это и должно было произойти с вернувшимся „мертвецом“.
Хозяин не торопился начинать разговор, баюкая в ладони собственный бокал. Он даже не смотрел на гостя, предпочитая любоваться тусклым дневным светом в высоких окнах, портьеры на которых только что раздвинул с помощью специальной автоматической программы. Казалось, он мог просидеть так сколько угодно долго, и тишина в гостиной его ничуть не смущала. Леннокс Норте впустил гостя в дом, но не собирался подпускать к себе ближе. Он просто ждал, когда Дольер скажет, зачем явился к бывшему подчиненному, которого когда-то выпустил в космос.
Гость тоже не спешил, осматриваясь. В доме Леннокса было уютно, и Габриэль невольно прикинул, сколько виртов нужно потратить, чтобы поселиться в таком чудесном уголке. После возвращения Норте получил весьма приличное пособие, но, как вскоре оказалось, он в нем не очень-то и нуждался. Мало того, что он стал героем „Одиннадцати“, многочисленные викомпании готовы были разорвать его на куски, лишь бы он выступил у них. Кроме того, одно из ридер — издательств купило у него права на все, что он напишет хоть когда-нибудь. Норте оказался не слишком плодотворен, но единственный его труд разошелся такими безумными тиражами, что и сам Леннокс, и его потомки на несколько поколений вперед будут обеспечены не только всем необходимым, но и любой мыслимой и немыслимой роскошью.
Однако Норте был по — настоящему равнодушен к собственному богатству. Даже этот дом стал скорее данью всеобщему поклонению и поводом жить уединенно, а не свидетельством истинного стремления к такому существованию. Вернувшись из экспедиции, Леннокс сделался затворником, и порой окружающим казалось, что, побывав в открытом космосе, он неожиданно уверился в отсутствии необходимости общаться с другими людьми. Иногда его видели в других Городах или еще где-то, но все это было скорее слухами, почти мифами, которые теперь окружали Норте.
— Как поживаешь, Ленни? — Габриэль снова пригубил напиток из бокала.
— Вполне удовлетворительно, — бывший „мертвец“ приподнял брови, сохранившие свой естественный каштановый цвет и казавшиеся еще темнее по контрасту с абсолютно седыми волосами.
— Я слышал, что ты перестал посещать психолога, — вздохнул Дольер.
— Систематически — больше пяти лет назад, Габриэль, — по лицу Леннокса скользнула тень улыбки. — Иногда заглядываю к нему как к другу… Неужели тебе доложили только сейчас?
— Нет, но раньше я был слишком занят, чтобы… навестить тебя, — извиняющимся тоном произнес Габриэль. — Прости, пожалуйста.
— Ничего страшного, — с прежним равнодушием отозвался Норте, разглядывая содержимое своего бокала на свет. — Я редко принимаю гостей, но тем не менее рад, что теперь у тебя нашлось время.
Это было похоже на насмешку, но Дольер решил пропустить ее мимо ушей. Разумеется, он плохой руководитель, раз за пять лет не выкроил ни минуты из своего графика, чтобы узнать, как живет бывший подопечный. У Леннокса были причины полагать, что правительство просто использовало его, а затем оставило за ненадобностью. Габриэль почувствовал в глубине души поднимающееся раздражение на самого себя. Сглотнув, он поставил бокал на подлокотник — сейчас больше, чем спиртное, ему нужна была ясная голова.