Человек и государство
Шрифт:
Итак, особое внимание я обращаю на первый основной элемент, который следует признать в естественном праве, а именно онтологический элемент; я имею в виду нормальное состояние функционирования, основанного на сущности этого существа — человека. Естественный закон вообще, как мы только что видели, является идеальной формой развития данного существа; его можно сравнить с алгебраическим уравнением, в соответствии с которым кривая изменяется в пространстве, однако в человеке эта кривая должна согласовываться с уравнением свободно. Тогда получается, что в своем онтологическом аспекте естественный закон есть идеальный порядок по отношению к человеческим действиям, водораздел между подобающим и неподобающим, должным и недолжным. Этот водораздел зависит от человеческой природы или сущности и от непреложной необходимости, заложенной в ней. Я не имею в виду, что закон, подходящий к любой возможной человеческой ситуации, заключен в человеческой природе, подобно тому, как Лейбниц полагал, что каждое событие в жизни Цезаря заранее содержалось в идее Цезаря. Человеческие ситуации являют собой нечто экзистенциальное.
Представим себе совершенно новый случай или ситуацию, неслыханные в человеческой истории: представим, например, что то, что мы сейчас называем геноцидом, столь же ново, как и само название. Как я только что объяснил, это возможное поведение столкнется с человеческой сущностью как несовместимое с ее общими целями и глубинной динамической структурой, то есть как запрещенное естественным правом. Осуждение Генеральной Ассамблеей ООН [111] геноцида опиралось на запрещение данного преступления естественным правом — что вовсе не означает ни того, что запрет был частью человеческой сущности (поскольку я не знаю, какая метафизическая характеристика вечно начертана на ней), ни того, что это понятие было изначально признано человеческим сознанием.
[111]
December 11, 1948.
Подводя итоги, следует сказать, что естественное право представляет собой нечто онтологическое и вместе с тем идеальное. Оно есть нечто идеальное, поскольку основывается на человеческой сущности, на ее неизменной структуре и на жесткой необходимости, которая в ней заключена. Естественное право есть нечто онтологическое, поскольку человеческая сущность являет собой онтологическую реальность, которая, помимо всего прочего, не существует отдельно, сама по себе, но только в каждом человеческом существе, так что естественное право одинаково присутствует в качестве идеального порядка в самом бытии всех существующих людей.
Естественное право в этом первом рассмотрении или по отношению к основному онтологическому — аспекту, который оно в себе заключает, совпадает со всей областью естественных моральных законов, со всем пространством естественной морали. Не только исходные и основополагающие законы, но и малозначительные законы естественной этики подразумевают соответствие естественному праву — скажем, естественные обязательства или права, которых мы, возможно, не осознаем и которые люди осознают только в отдаленном будущем.
Ангел, который своим ангельским способом познал бы человеческую сущность и все возможные ситуации человеческого существования, знал бы и естественное право в его бесконечности и протяженности. Мы не знаем. Однако мыслители XVIII в. полагали, что знают.
Второй (гносеологический) элемент в естественном праве
Итак, мы приходим ко второму основному элементу, который следует признать в естественном праве, а именно к естественному праву как познаваемому и в качестве такового оценивающему в реальной жизни практический разум человека, который является мерилом человеческих действий.
Естественное право не является писаным правом. Люди осознают его с большим или меньшим трудом, осознают в различной степени, рискуя в любом месте допустить ошибку. Единственное практическое знание, которым естественно обладают все люди в качестве самоочевидного принципа и который постигается разумом посредством понятий, — это знание о том, что мы должны делать добро и избегать зла. Это — преамбула и принцип естественного права, но это не само право. Естественное право являет собой совокупность вещей, которые следует и которых не следует делать, что вытекает из него с необходимостью. То, что в определении этих вещей возможны любая ошибка и любое искажение, означает лишь, что наши глаза слепы, наша природа груба и бесконечное множество случайностей может исказить наше суждение. Монтень ехидно заметил, что среди некоторых народов инцест и воровство считались добродетельными поступками. Паскаля это шокировало. Все это не доказывает ничего противоречащего естественному праву, — не более, чем ошибка в сложении доказывает что-либо противоречащее арифметике, или ошибочные воззрения некоторых примитивных народностей, которым звезды представлялись дырочками в шатре, покрывающем мир, доказывают что-либо противоречащее астрономии.
Естественное право — это неписаный закон. Знание человека о нем постоянно возрастало по мере того, как развивалось его моральное сознание. Последнее первоначально находилось в сумеречном состоянии [112] . Антропологи рассказали нам, внутри каких структур племенной жизни и в среде каких верований оно изначально формировалось. Это лишь доказывает, что знание о неписаном законе, которым обладали люди, прошло через гораздо более разнообразные формы и стадии, нежели считали некоторые философы или теологи. Знание об этом праве, которым обладает наше моральное сознание, несомненно, еще несовершенно, и, весьма вероятно, оно будет продолжать развиваться и совершенствоваться, пока человечество существует. Только когда откровение Евангелия проникнет в самые глубины человеческой сущности, естественное право предстанет во всем своем расцвете и совершенстве.
[112]
См.: Maritain Raissa. Historic d'Abraham on les premiers ages de la conscience morale. Paris: Desclee De Brouwer, 1947.
Таким образом, право и знание о праве — две разные вещи. Однако право имеет силу закона только тогда, когда оно провозглашено законом. И лишь постольку, поскольку оно познано и выражено в постулатах практического разума, это естественное право имеет силу закона.
Здесь следует подчеркнуть, что человеческий разум не открывает предписания естественного права в абстрактной и теоретической форме, в виде последовательности геометрических теорем. Более того, он не открывает их посредством логического вывода, т. е. путем рационального познания. Я считаю, что учение Фомы Аквинского в этом аспекте следует понимать гораздо тоньше и глубже, нежели обычно [это делается]. Когда он утверждает, что человеческий разум открывает предписания естественного права, движимый склонностями человеческой природы, он имеет в виду, что сам образ или форма, в которой человеческий разум знает естественное право, — это не рациональное познание, но познание через склонность [113] . Этот вид познания не есть ясное познание посредством понятий и логического вывода; это неясное, несистематическое, жизненное познание посредством сопричастности природе или конгениальности, когда интеллект, чтобы вынести суждение, прислушивается к внутренней мелодии, которую создают в субъекте вибрирующие струны вечных устремлений.
[113]
Таково, по моему мнению, реальное значение, подразумеваемое св. Фомой, хотя он и не использовал именно это выражение в отношении естественного права. Знание через склонность предполагалось в большинстве случаев в его учении о естественном законе. Оно одно делает это учение вполне последовательным. Оно одно приводит к согласованию, например, следующие высказывания: "Omnia ilia ad quae homo habet naturalet inclinationem, ratio naturaliter apprehendit ut bona, et per consequens ut opere prosequenda; et contraria eorum, ut mala et vitanda" (III.94.2); "Ad legem naturae pertinet omne illud ad quod homo inclinatursecundum naturam… Sed,si loquamurde actibus virtuosis secundum seipsos, prout scilicet in propriis speciebus considerantur.sicnon onmes actus virtuosi de lege naturae. Multa enim secundum virtutem fiunt ad quae natura non primo incl inant; sed perrationis inquisitionem ea homines adinveneruntfluasi util ia ad bene vivendum" (III.94.3). ["Все то, к чему человек имеет природную склонность, разум естественным образом воспринимает как благо и, соответственно, как то, что следует исполнять, а противоположное этому — как дурное и как то, чего следует избегать" (III.94.2); "К естественному закону относится все то, к чему человек имеет природную склонность… Но если мы будем говорить о добродетельных поступках самих по себе, иными словами, когда они рассматриваются как чистые понятия, в этом случае не все добродетельные поступки определяются естественным законом. Дело в том, что существует множество добродетельных поступков, которые определяются не природой в первую очередь, но люди путем разумного исследования определяют их как полезные для благой жизни" (III.94.3). — Пер. с лат. яз. А. А. Столярова) Вопрос был в определенной степени запутан из-за постоянного сравнения между умозрительным и практическим разумом, которое св. Фома использует в этих параграфах и посредством которого он говорит opropria principia (собственных принципах. — Прим, пер.) естественного закона как о "quasi conclusiones princi piorum communium" (III.94.4) (выводах из общих основоположений. — Прим. А. А. Столярова). Разумеется. эти propria princiр!а, или особые предписания, естественного закона ни в коем случае не являются рационально выведенными умозаключениями; они играют в практической сфере роль, подобную той, которую умозаключение играет в сфере спекулятивной. (И эти особые представляются как предполагаемые заключения к "после-знанию" у философов, которые должны рассуждать о предписаниях естественного закона и объяснять их.)
Лишь четко осознав это основное положение и, кроме того, поняв, что взгляды св. Фомы на этот предмет требуют исторического подхода и философского обоснования идеи развития, которые в Средние века не были разработаны в достаточной мере, тогда, наконец, можно получить полное представление о естественном праве. Тогда становится понятно, что человеческое знание о естественном праве постепенно создавалось и формировалось склонностями человеческой природы, начиная с самых основных склонностей. Не ждите, что я представлю априорную картинку этих изначальных склонностей, которые коренятся в человеческом бытии, переплетенные с бессознательной жизнью психики, и которые либо развивались, либо отмирали по мере того, как развивалось человечество. Они проявляются в самой истории человеческого сознания. Эти склонности действительно были изначальными, направлявшими человеческий разум в течение огромного периода прошлого к постепенному осознанию всех тех предписаний, которые были в наиболее общем и точном виде признаны родом человеческим начиная с самых древних сообществ. Поскольку знание первичных аспектов естественного права вначале было выражено в социальных формах в большей мере, нежели в личностных суждениях, то мы можем сказать, что это знание развивалось, будучи защищено человеческими склонностями — с одной стороны, и человеческим обществом — с другой.
Что касается второго основного элемента того знания, которое естественное право предполагает, с тем чтобы иметь силу закона, то можно сказать, что естественное право (то есть естественное право, познаваемое естественным образом, или, точнее, естественное право, познание которого воплощено в самом общем и самом древнем наследии человечества) охватывает только сферу моральных предписаний, которые люди осознали посредством познания через склонность и которые являются основными принципами моральной жизни, постепенно признаваемыми от самых общих до все более и более частных принципов.