Человек и пустыня (Роман. Рассказы)
Шрифт:
Офицер пристально посмотрел на Пильщикова, а тот, знай, ест его глазами.
По уставу, как нужно.
Сероглазый кряж. Такой на вид исполнительный, а на груди белеет «Георгий». И вдруг поползла, поползла улыбка по губам офицера. Будто и не хочет, а смеется.
— Ах ты урод этакий! Балда! Какой ты воин? Ты мужик. Пшел вон…
Повернулся Пильщиков налево кругом, вышел, полный недоумения. И, отойдя от избы, сказал вслух, по привычке, ни к кому не обращаясь:
— Главное дело, спал он. И притом же храпел…
1922
ЛЕБЕДИ
Охотники
Охотники приехали уже за полдень. В караулке у деда Василия они свалили ружья, мешки, патронташи, манычи, распрягли и поставили в хлевушке лошадь и пошли к озеру, на яр. Их было трое, охотников, — двое взрослых, бородатых, и с ними мальчуган лет тринадцати с розовым подвижным лицом, нетерпеливый и восторженный. Он убежал вперед с тремя собаками, горячими и нетерпеливыми, как он сам.
На яру уже везде глядели проталины, ярко черневшие среди голубоватого снега, и от проталин, как дым, валил пар. Синий лес за Каясаном виднелся неясно и будто реял в легком, летучем тумане. Лед на озере уже поднялся. Везде у берегов синела вода. В полыньях было полно крикливой птицы. Утки летели в небе треугольниками, гуси — веретенцами и углами, летели поспешно к северу, точно боялись упустить хоть час дорогой весенней жизни…
Володя махом бросился с яра вниз, к озеру, где у самого закрайка лежала на земле лодка и возле нее возился с топором в руке дед Василий.
— Готов карапь! — сказал Василий. — Хоть сейчас на озеро поезжай.
Взрослые охотники сошли с яра к воде и вчетвером, смеясь и покрикивая, спустили лодку на воду. Она плыла легко, и от нее пошли по воде легкие волны — словно лодка засмеялась.
— Ходит как барыня, — сказал Василий, — беда теперь уткам и гусям. Всех Володя перестреляет.
— Это что, утки и гуси, — отозвался Володя, — мы сейчас пару лебедей видали.
— Лебеди и здесь есть, только что ж, лебедя достать трудно. Птица осторожная.
— А где они садятся?
— Да везде садятся. Вот против той речки иной раз покормиться подлетают. А больше — середи озера. Или на лебедей метишь?
По берегу с лаем носились собаки, грязные и мокрые до ушей. Солнце уже зацепило за дальний лес. Все вблизи покраснело, а дальний берег покрылся пепельными и сизыми тенями.
Вдруг где-то высоко в небе звоном прозвонил крик: «Кильви-и!»
Охотники насторожились.
— Тише! Лебеди! — сказал дядя Митя.
Все четверо подняли головы, пристально вглядываясь в небо. Две большие птицы, розовея в лучах вечернего солнца, летели над озером. Они перекликались. Их гармоничный крик слышался далеко.
Охотники
— И я не вижу.
Володя отошел в сторону и громко, по-охотничьи крикнул:
— Гоп-го-оп!
Из ближней полыньи сорвались стаей утки, полетели к дальнему берегу.
Собаки, махая хвостами, понеслись по яру.
— Ты что кричишь? — спросил папа.
Володя показал на дальнюю полынью.
— Посмотри, сколько уток.
— О-го, в самом деле, охота будет хорошая.
И долго стояли на яру трое — папа, дядя Митя и Володя. Смотрели, как подымались с воды птицы и бродили по озеру тени. А далеко-далеко лаяли собаки.
Потушили лампу, но никому не спалось. И собаки не спали в сенях. Слышно было, как возились они и ворчали.
— Я ни разу не охотился на лебедя, — сказал дядя, — раз нарочно ездил на Каспий в устье Урала — и неудача.
— Да, редкая птица. Я только раз убил пару. Это года четыре тому назад было.
— Папа, я ведь помню, как ты привез их. К нам столько народа приходило смотреть.
— Одного убил, а другой сорвался. Долго кружился, не хотел улететь. Подлетит — зовет убитого. Ну, я выбрал момент и этого срезал.
— А уральские казаки охотятся так: весной, когда лебедь линяет, они садятся на бударки — такие узкие лодки, очень легкие на ходу — и гонят его в море. Лебедь не может подняться на крылья, плывет по морю. Казаки за ним. И вот лебедь выбьется из сил, и здесь его бьют прямо веслом.
— Ну, это уже зверство.
— Почему зверство? Охота как охота.
— А вот, когда я был помоложе, — начал дед Василий, — я ходил на гусеванье в Обскую губу. Вот тоже гусей-то били… Страсть. Горы целые добывали.
Не мигая, полуоткрыв рот, слушал Володя.
— Надо брать самую крупную дробь — картечь лучше всего, — сказал дядя Митя.
— Ну, нам теперь не до лебедей. Лебеди теперь — мечта. Нам бы уток да гусей побольше.
— Папа, где у тебя патроны с картечью лежат? — спросил Володя.
— Зачем тебе?
— Хочу завтра взять у тебя парочку.
— Или за лебедем хочешь пойти?
И все засмеялись: и папа, и дядя Митя, и дед Василий.
— Ишь прыткий какой Володя у вас. Прямо ему подай лебедя! — сказал дед.
Шутили долго. Володя все краснел, и хорошо, что темнота была, не видно. А в сенях возились собаки.
Темно еще было, когда в хлевушке возле избы протрубил третий раз петух. Дед Василий завозился в уголке на соломе. Володя вскочил, метнулся к окошечку, посмотрел и поспешно начал собираться.