Человек и пустыня (Роман. Рассказы)

Яковлев Александр Степанович

— Впервые на таком торжестве. Купечество — одной семьей.

Василий Севастьянович опять вмешался:

— Витя, сказать бы надо! А ну, ты хозяин, тебя ждут.

Со всех сторон стола на Виктора Ивановича смотрели, улыбались. Он понял: ждать больше нельзя. Он наполнил свой бокал и поднялся. И тотчас там и здесь застучали вилками и ножами о графины. И кто-то приказал:

— Музыка! Стой! Довольно!

Тишина разливалась по залу, стала напряженной. Лакей, звеня бутылками на подносе, вошел в дверь. На него замахали. Он так и остановился стоять у двери.

— Господа! — проговорил чуть трепетным голосом Виктор Иванович. — Господа! Прежде всего позвольте поздравить вас с великим торжеством нашего единения. Мы впервые собираемся здесь дружной семьей, мы — цветогорское купечество. И на этом нашем торжестве мне хочется сказать несколько слов о значении купечества в жизни нашей дорогой родины. Что такое в представлении множества интеллигентных русских людей купец? Купец — это самодур, наживатель, эгоист.

Одним словом, купец — это исчадие ада. Один современный писатель даже выразился о купце так: купец — это животное, временно исполняющее обязанности человека. Я не боюсь сейчас повторить перед вами эту рискованную фразу. Мне хочется указать, как далеко простирается клевета… Но посмотрим, что ж такое купец? Во все времена и во всех странах купечество, несомненно, было и будет проводником цивилизации. В России же купечество является, по-моему, тем сословием, которое выводит нашу страну на путь прогресса. Я много думал, смотрел и проверял. Мне хотелось узнать и увериться, что такое, наконец, купечество. И я увидел, что это мы, купцы, первые прокладывали дорогу в пустыни, первые открывали неизвестные страны, первые строили города. Записи самые древние, книги самые древние, как библия, например, говорят нам, что культурная жизнь страны как раз начинается с того момента, когда появляется торговля и промышленность. Без них пустыня торжествует. Без торговли и промышленности нет жизни не только культурной, но и никакой. Лишь торговля и промышленность создают движение, и уже с ними идут и искусство, и право, и, наконец, государство с его войсками и благоустройством.

Купец первый обошел и обследовал земной шар. Колумб пришел уже после. Взгляните на прошлые пути нашей страны. Кто устроил ее? В значительной мере купцы. Это они в былые времена содержали вооруженные отряды, они уничтожали разбойников, они прокладывали дороги, шли в неизвестные края и присоединяли их к России. Купец Строганов присоединил Сибирь, — это памятно всем. Я не буду говорить, что во всех городах необъятной России именно купцы были главными устроителями. Они строили лучшие дома, водопроводы, школы, магазины. Это они несли свет и удобства, это они, наконец, по всему лицу земли русской понастроили необъятное количество божьих храмов, украшающих не только наши пейзажи, но и нашу жизнь. Теперь выяснено, что в глухие века — в пятнадцатый, шестнадцатый, семнадцатый — русское купечество поддерживало больше всех сословий русскую культуру и искусство. Но мы, купцы, нашими родовыми корнями были крепко-накрепко связаны с крестьянским сословием России. В этом наша былая слабость, но в этом и наша гордость теперь. Кто из нас не помнит, как его дед или прадед, а у некоторых и отцы были крепостными у помещиков? Мы, русское новое купечество, живем только один век, даже меньше, а смотрите, что мы сделали со страной. Это мы подняли на дыбы русскую промышленность и торговлю. Мы построили фабрики и заводы, на наши капиталы построены железные дороги, это наши пароходы ходят по морям и рекам. Без лишней скромности я скажу: мы — первые проводники цивилизации. Наживая капиталы, мы не забывали о душе. Это мы, воистину мы, поддерживали науки и искусства. Сейчас в столице говорят: «У нас расцвет живописи, расцвет небывалый». Да, это верно. Русское искусство живет, растет и укрепляется необычайно. У нас появились художники и музыканты, которые удивляют мир. Это мы создаем им почву, мы даем возможность работать. Русские купцы поддерживают даже иностранных художников. Сейчас у нас в России больше картин иностранных художников, чем на их родине. Да, это верно: поколение или два назад русское купечество было переполнено тит титычами, дикими и некультурными, которые полагали всю свою образованность в том, что заставляли лакеев носить нитяные перчатки, а сами дули шампанское. Но у этого поколения пошли дети, которые начали строить картинные галереи, музеи, больницы, школы, университеты. Имена Третьяковых, Солдатенковых, Щукиных, Цветковых никогда не умрут. Я не хочу, конечно, порочить русскую аристократию, но если мы сравним ее деятельность с деятельностью русского купечества, перевес будет явно на нашей стороне. Русская аристократия замыкалась в своих собственных имениях, она жила для себя. За очень малым исключением, аристократы не знали, что такое патриотизм и любовь к народу: где музеи, больницы, университеты, построенные аристократами? Где города, построенные ими? Их нет или почти нет. А мы, купцы, можем с гордостью перечислить не только десятки, но и тысячи культурнейших завоеваний, добытых нашими средствами. Посмотрите на наш город. Кто построил у нас водопровод, школы, мостовые? Купец Бычков. Кто дал обществу сад, здание реального училища? Купец Сапожников. Кто выстроил стариннейший гостиный двор, здание городской думы? Купец Злобин. Честь им и слава!

— Ур-ра! — заревело сразу несколько голосов.

Виктор Иванович поднял руку, сделал знак, чтобы не мешали говорить. У него было такое чувство, будто он летел на больших крыльях — кругом просторно, далеко видно.

— Чш-ш! — зашипели на крикунов со всех сторон.

— Мы, купцы, давали царям деньги на все их благие начинания! — воскликнул Виктор Иванович с особенной торжественностью. — Мы на помин своей души устраивали храмы, теперь мы с любовью храним старое русское искусство,

только в наших родах сохранились и иконы, и древние книги. Мы гибли на дорогах глухими ночами ради завоевания культуры. Вы знаете, как много ходит грабительских легенд, и каждая легенда обязательно строится по одному шаблону: купец идет по дороге ночью, на него нападает грабитель, убивает. Но этот купец, — добавляю я от себя, — ехал не только ради своего богатства, но и ради культуры, носителем которой он был сам. А куда же пойдут деньги, отобранные грабителем или, как его называют в песнях, «лихим добрым молодцем»? Куда пойдут эти деньги? Они пойдут на пропой, на распутство. Из этого сравнения вы видите, кто прав и где должна быть любовь народная. Русское купечество пережило крепостное право, пережило взяточничество чиновников, иногда буквально грабивших его. Оно пережило всякие преграды и запрещения, оно завоевало жизнь, и теперь перед ним самая широкая дорога.

У России небывалые возможности. У России больше сил, чем у Америки, этой воистину купеческой страны. И мы, купечество, из нашей дорогой родины сделаем первую страну мира. Я поднимаю бокал за нашу родину и за русское купечество, этого истинного и верного ее сына!

Громоносное «ура», от которого зашевелились новые шелковые шторы на окнах, потрясло воздух. Все потянулись с бокалами к Виктору Ивановичу, чокались с ним, обливая один другого шампанским, красные от возбуждения. В середине стола началось замешательство — там сидел Иван Михайлович и всхлипывал, и слезы неудержимо лились у него по бороде. Он хотел вслед за другими пойти к сыну, уже взял было бокал, но дрогнувшей рукой расплескал вино. Он опять сел, захлипал. Счастливыми, полными слез глазами он смотрел на кучку, толпившуюся вокруг сына. От сына шли к нему, целовали его, обнимали, а он все всхлипывал, мокрой седой бородой прислонился к чьему-то лицу, целовал, но не замечал кого.

Толстый, черный Залогин хлопал его по плечу, орал:

— Исполать тебе, Иван Михайлович! Взрастил сына! Ура!

И, обернувшись ко всем, воззвал:

— Братцы! Господа! Вот где корень-то! Корень-то не забывайте, вот откуда пошло!

И пальцем показал на Ивана Михайловича и заорал по-дьяконски:

— Ивану Михайловичу многая лета!

Пьяные от возбуждения, купцы орали оглушительно, носились, будто окрыленные, а Иван Михайлович все не мог успокоиться. Когда Виктор Иванович подошел к отцу, отец судорожно и цепко обнял его, поцеловал в голову.

Вся чинность пира сломалась. Все орали оглушительно, кто-то крикнул: «Музыка, валяй!» — и в гул голосов ворвался торжествующий звук музыки.

X. Один в поле — воин

Сарга, ее вечернее журчание успокаивало Виктора Ивановича, словно колыбельная песня в детстве. Недалеко от калиток, выходящих на самый берег Волги, Виктор Иванович выстроил беседку в виде большого гриба. Здесь он любил проводить вечера. Сбоку, возле беседки, Сарга журчала по камням, из беседки было видать, как она вот здесь, белая и пенистая, впадала в Волгу, точно маленькая девочка шла к матери.

При закате горы были красные, Волга текла утихомиренная и ласковая. Пароходы розовели в последних лучах солнца. Они проходили вверх под луговым берегом, там, где вода была тиха и легче было идти. Лишь пароходы вниз шли быстро, самым стрежнем, могуче рассекая спокойную воду.

Вечерами здесь, в беседке, Виктор Иванович отдыхал.

И вот в этот вечер больше часа он сидел один, неподвижно, посматривая на просторную, величавую реку. Солнечные пятна закраснели, стали угасать. Вдалеке под белыми горами Виктор Иванович заметил людей, трое шли сюда: двое маленьких, один взрослый. Он узнал: это Иван Михайлович с внучатами Ваней и Васей. Они шли медленно. Ваня тащил удочки, Вася — ведро. Иван Михайлович тяжело опирался на палку. С зимы он стал прихварывать. Перед пасхой тяжко заболел, целый месяц не выходил из дома и теперь вот все не мог оправиться, скрипывал, жаловался на ломоту в ногах, носил плисовые мягкие сапоги.

Дедушка и внуки подходили медленно. Иван Михайлович что-то говорил. Иногда он останавливался, палкой показывал на Волгу, на дальние розовые горы. Они дошли до калитки, сели на лавку. Теперь Виктор Иванович слышал, о чем они говорили. Ваня спросил:

— Какой же змей, дедушка?

— А такой большой змей лежал вот здесь вдоль Волги, на сорок верст длиной, лежал врастяжку. Вот отсюда начинался, здесь была голова. А у села Воскресенского был хвост.

— Что он делал?

— Пустыня сюда прислала его свой покой стеречь, чтобы никто не смел прийти. Совсем пустая Волга была. И все-таки не убереглась пустыня, пришел человек с запада…

Ваня нетерпеливо перебил дедушку:

— Какой человек с запада?

— А такой… Пустыне было предсказано, что победит ее человек с запада. Вот такой, который придет оттуда.

Иван Михайлович палкой показал на тот край неба, где в красном полыме закатывалось солнышко.

— Так вот, пришел человек с запада и рассек змея на части, и змей окаменел, стал горой. Теперь у нас и зовут: Змеевы горы. Голова-то змеиная вот отскочила сюда. Видишь? Возле нашего сада начинается.

Виктор Иванович усмехнулся. Ему разом представилось, как много лет назад он сам, маленький, ходил здесь же со своим дедушкой Михаилом и впервые услышал эту легенду о Змеевых горах.