Человек и то, что он сделал… Книга 2. Свершилось
Шрифт:
Вот и стали эти мелкие лавочники искать тех, кто их защитит и сделает резкий поворот налево невозможным. Кто может противостоять вооруженным левакам и террористам Коминтерна (а Коминтерн был террористической организацией) с оружием в руках. Таким образом, и зародился фашизм, став болезненной реакцией Европы на произошедшее в 1917 году в России. В попытке не пустить в Европу большевистских чудовищ – европейцы создали еще более страшных чудовищ. И проголосовали за них на выборах – как в Германии, где Гитлер вполне законным путем пришел к власти.
Сталин сделал все, что мог, чтобы усугубить ситуацию в Европе. Сначала он запретил коммунистам
После войны – по приказу Сталина были расстреляны виднейшие деятели братских коммунистических партий Восточной Европы. Как сейчас выясняется, это было результатом широкомасштабной кампании провокаций со стороны ЦРУ США – на которые Сталин повелся.
Победа СССР в Великой отечественной войне послужила реабилитации режима как внутри страны, так и за ее пределами. Но не до конца.
За ним последовали разоблачение преступлений Сталина на ХХ съезде и конфликт с коммунистической партией Китая. Маоистские ревизионисты, как их прозвали в СССР – стали довольно быстро отнимать у СССР приверженцев в третьем мире. В первом же мире – в кампусах западных университетов стал крайне популярен троцкизм.
В СССР же уже при Брежневе вошел в полную силу идеологический застой. Теория полностью уступила место практике. Советским ученым не дали изучить ни еврокоммунизм, ни евросоциализм. О том чтобы искать какие-то пути взаимопонимания с ними или с маоизмом, или с троцкизмом – не могло быть и речи. Идеология выродилась в рисование портретов Ленина, в подготовку речей для генсеков до съездов и прославление их после. О том, что эти речи уже не вызывают ничего кроме раздражения – как то не думали. Как и о том, что действительность сильно отличается от того, что представляют себе наверху. В итоге пришли к андроповскому – мы не знаем общества, в котором живем. Просто замечательно.
При этом само общество стремительно менялось. В 1917 году Россия была крестьянской страной, людей с менталитетом горожан было не более 5–7 %, да и те в основном позже подались в эмиграцию. В 1977 году большая часть советских граждан – три четверти – жили в городах. Война и индустриализация— привели к тому что общество стремительно, возможно даже слишком стремительно – повзрослело. Ни о какой солидарности – говорить больше не приходилось. Но оно по-прежнему вынуждено было жить по законам, составленным крестьянами и детьми крестьян. Михаил Суслов, второй человек в Политбюро – в молодости был пастушком – годился ли он на роль второго человека в ядерной сверхдержаве? Мог ли он найти общий язык, точки соприкосновения, например, с коллективом работников атомной электростанции?
Говорить о том, что в советском обществе не было тех, кто не понимал всю ненормальность и гибельность такого положения дел – не приходится. Может, даже Горбачев был прав с тем, что начал переходить на «городской» еврокоммунизм – только слишком поздно и слишком неумело.
В. Зубок «Дети Живаго»
До советского вторжения в Прагу еще существовала возможность союза между просвещенными аппаратчиками, экономистами-реформаторами, учеными-реформистами и левым культурным авангардом. Но мы были слишком молоды во времена XX съезда, а потому еще не могли превратить Оттепель в настоящую весну”
…
В кремлевском руководстве еще не было такого человека, как Михаил Горбачев, который взял бы на себя инициативу и возглавил подобный союз.
Уильям Таубман «Горбачев, его жизнь и время»
Среди консультантов Горбачева были и “просвещенные аппаратчики”: Черняев, Шахназаров и Брутенц из международных отделов ЦК; Николай Детинов и Виталий Катаев из оборонного отдела ЦК и опытные, заслуженные дипломаты Валентин Фалин и Анатолий Ковалев. Черняев вспоминал (говоря только о либерально настроенных коллегах, которым поручалось проработать идеи независимо мысливших европейских коммунистов): “…в наших двух международных отделах нас таких было много – наверное, десятки”. И совсем не еврокоммунисты привнесли в их мышление свободу, добавляет Шахназаров: “Мы созрели для нового мышления, оно складывалось у нас само, без посторонней помощи”.
Все эти люди стали, по выражению Грачева, “чем-то вроде профессиональной армии, которая ждала своего полководца”, а к ним готовы были примкнуть ученые, мечтавшие активнее поддерживать контакты с зарубежными коллегами, хозяйственные руководители, местные партийные начальники, с досадой наблюдавшие, как их ресурсы поглощает оборонный бюджет, и даже высшие чины внутри КГБ вроде Николая Леонова, который рассуждал так: “Люди из военно-промышленного комплекса… совсем не брали в расчет экономику. Они думали, что наши ресурсы неистощимы, – как будто их не информировали об истинном положении в стране”. “Можно было писать кучу аналитических записок, – вспоминал Шахназаров, – но все это было ни к чему, пока кресло генерального секретаря не занял [новый] руководитель…”
Таким образом, можно с уверенностью сказать, что не Горбачев начал Перестройку политической системы исключительно по своей собственной воле. Настроения Перестройки витали в воздухе, и нужен был лишь кто-то, кто бы их «обналичил». Этим человеком и оказался – Михаил Сергеевич Горбачев.
Переходим ко второму вопросу – а что он хотел то?
Поведение Горбачева кажется странным. Он до конца держался за КПСС, в том числе и в 1991 году. Он фактически отверг предложение Яковлева – разделить партию на Социалистическую и Народно-демократическую (при этом обе должны были быть левыми). Одновременно с этим – он разваливал партию или, по крайней мере, не мешал это делать другим. Чего же он хотел?
Ответ на этот вопрос я нашел в совершенно неожиданном месте – интервью Валдиса Штейнса, основателя Латвийского народного фронта.
https://imhoclub.lv/ru/material/nfl_mifi_perevoroti_predatelstva_-_3
В середине лета коммунисты-реформисты из НФЛ организовали большой народный митинг в поддержку суверенитета. Тогда я сказал, что мы должны требовать не расширения суверенитета, а независимости, но руководство было против лозунга о независимости. Я же считал, что мы должны менять тактику и начать борьбу за независимость.