Человек из грязи, нежности и света
Шрифт:
Было уже темно, и я узнавал дорогу только по ночным огням наших домов. Ты всю дорогу плакал и говорил, что я плохой!
Мне было тяжело тогда слышать твои слова, и сейчас мне также тяжело представлять себе твое переживание обо всем, что случилось с нами! Думаю, ты сумеешь простить меня, в противном случае мне проще умереть! Целую, твой отец – твой дядя Абрам.»
Когда Эскин прочитал это письмо, он заплакал и тут же позвонил отцу. Соня глядела на него с тревогой, она испугалась, что сможет потерять его.
Глеб
– А это, ты, сынок, – взял телефон в руку уже изрядно захмелевший дядя Абрам. – Я очень рад, что ты позвонил!
– Я прощаю тебя, – прошептал Эскин.
– Спасибо, сынок, – залился слезами дядя Абрам, – спасибо, мой мальчик! Родина тебя не забудет!
«Боже! И зачем я произнес эту глупую фразу», – подумал дядя Абрам.
– Сынок, я напился уже как свинья, в дороге все равно делать нечего! – стал он оправдываться перед сыном. – И потом мысли всякие нехорошие в голову лезут!
– Алкоголик! – фыркнула крашеная ровесница.
– Папа, ты не думай, я маме ничего не скажу, – попытался успокоить отца Эскин.
– Эх, сынок, и зачем я ее только ебал! – тяжело вздохнул дядя Абрам и налил себе новый стакан.
– Не переживай! – сказал Эскин в трубку, и глядя в глаза хитро улыбающейся Соне.
– Хам! – выкрикнула рассерженная дама.
– Она такая сука! – вслух подумал дядя Абрам.
– Кто, Соня?! – вздрогнул Эскин.
– Да, нет, сынок, это я не о Соне!
– Значит, о маме?!
– Да, не о маме, сынок, – дядя Абрам уже расплакался и отключил телефон. Блондинки на месте не было.
«Спокойней будет спать», – подумал дядя Абрам и лег на верхнюю полку, но в этот момент в купе зашла блондинка с капитаном милиции.
– Вот этот, – сказала она, повернув голову в сторону дяди Абрама.
– Эй, папаша, слезайте, – тряхнул его за плечо капитан.
– Не могу, сынок, я уже сплю, – тихо отозвался дядя Абрам, – сплю и никого не трогаю!
– А, ну, вставай, старый козел, – капитан уже больнее дернул за плечо дядю Абрама.
– Вы нарушаете порядок, – прошептал дядя Абрам, – я сплю на своей полке, в своем купе! И если какая-то гражданка, поспорившая со мной из-за какой-то ерунды и пожелавшая мне отомстить, вызвала вас как представителя соответствующих органов, то это не значит что вы, милейший, должны нарушать закон!
– Извините! – приложил руку к козырьку капитан, и сердито взглянув на даму, вышел из купе.
– Зря вы так, – вздохнул еще раз дядя Абрам и уснул.
Последняя фраза, сказанная капитану милиции, очень утомила его, поскольку стоила ему больших умственных усилий.
Эскин молча обнял Соню и поцеловал, но поцеловал так жадно, что укусил ее нижнюю губу.
– Черт! – ругнулась Соня. – Нельзя ли понежнее?!
– А мой отец был нежен?! – вдруг спросил Эскин.
– Не знаю! – ответила Соня, и вся с ног до головы залилась краской.
– Тебе стыдно?! – спросил Эскин.
– С чего ты взял?! – засмеялась Соня.
– Потому что ты вся красная!
– Наверное, это от давления, – вздохнула она и склонила перед ним голову. Эскин засмеялся и повалил ее на кровать, он уже снова почувствовал себя ее полновластным хозяином.
«Женщина рождена для того, чтобы подчиняться мужчине, – думал Эскин, – а не для того, чтобы владеть всеми его чувствами!»
– Еще немного и я сойду с ума! – откликнулась Соня, когда Эскин излил в нее свое семя.
Одинокий Глеб молча плакал, приложив свое ухо к двери.
Ему даже почудилось, что это не Соня, а он сходит с ума от своей запутанной жизни. А Эскину было легко, он вдруг додумался до того, что даже безумные люди могут добиваться какого-то идеального порядка и внутри, и снаружи!
Глава 15. Несчастье одного как счастье другого
Сам себе Глеб напоминал завистливого мышонка. Почему мышонка?! Наверное, потому что он скромно подслушивал за дверью весь разговор Сони и Эскина, а затем их последовавшее вслед за этим совокупление.
Глеб время от времени затыкал мизинцами уши, чтобы не слышать, как Соня мычит от удовольствия.
«Я несчастен, – говорил сам себе Глеб, – я попал в крайне неприятную ситуацию, когда мне приходится делить свою жену с любовником, и не просто с любовником, а с каким-то сопливым мальчишкой, с молокососом!
Хуже всего, что моя жена беременна! Конечно, она всячески успокаивает меня, утверждая, что этот ребенок мой! Но кто может поручиться, что она мне не лжет, если она лжет на каждом шагу!
Когда мы договорились с ней уговорить Эскина жить втроем, она обещала мне водить его за нос, и не допускать с ним никаких интимных связей, ссылаясь и на свое недомогание и на любую, даже венерическую болезнь! А вместо этого она делает все, чтобы как можно чаще совокупиться с ним!
Она уже плюнула на меня, и я вместо того, чтобы с ней расстаться, как дурак следую за ней тенью, выполняя любое ее желание. Следовательно, я уподобляюсь собаке и лишний раз подтверждаю, что моя фамилия Собакин!»
От обиды Глеб принялся опять грызть свои ногти. Это как-то успокаивало его и примиряло с реальностью.
«Ничего, пусть трахаются, все равно она будет моя», – подумал слегка успокоившийся Глеб. Эскин уже второй раз овладел Соней.
«Молодой! Сил-то много! – с завистью подумал Глеб. – Девать-то их, видно, некуда!» Когда Эскин овладел Соней в третий раз, Глеб уже на пальцах обкусывал до крови заусенцы.
– Черт! – тихо шептал он. – Ишь, какой жеребец! И ни стыда, и ни совести!