Человек из грязи, нежности и света

Соколов Игорь Павлович

– Никакую науку и тем более ученых, этих, как его, оккультистов, ни за что нельзя ругать! – размахивал перед носом Эскина руками Секин.

– Не обращайте на него внимания, он просто пьян, – шепнула Алла Эскину на ухо.

– Я пьян?! – захихикал Секин. – Нет, сударыня, это вы пьяны!

Эскин захотел уйти, он уже понял, что Секин действительно сильно пьян, и от него ничего не добиться.

– Нам пора, – встал он из-за стола, но в этот момент раздался звонок в дверь.

– Подождите, я уйду вместе с вами, – сказала Алла и вышла

в коридор.

Вскоре из коридора послышался шум, звон посуды и чьи-то крики:

– Сука! Тварь! Я сейчас тебя размажу по стенке!

Эскин тут же выглянул в коридор и сразу увидел Тамару, ловко вцепившуюся в огненно-рыжие волосы Аллы.

– Помогите! – всхлипнула Алла, жалобно бросая на Эскина томные взгляды. Эскин поддался искушению, и заломав Тамаре руку, помог Алле освободиться от ее злых пальцев, которыми она все-таки успела расцарапать Алле левую половину лба и правую щеку.

Вбежавший в коридор пьяный Секин ничего не понял, и поэтому сразу с кулаками набросился на Эскина. Следом, выбежавшая за ним Лулу не просто встала на защиту Эскина, а умудрилась в порыве отчаянной борьбы откусить Секину кусочек левого уха.

– Мамочки! – заорал бедный Секин, увидев на полу кусок своего уха, который со злобой выплюнула Лулу, и рухнул как подкошенный на пол, при этом еще ударившись затылком об стену и разбив висевшую на ней тарелку с надписью «Астрология – мать, Оккультизм – отец, Алхимия – дочь», украшенную цветами.

– Ё-пэ-рэ-сэ-тэ, – вздохнул Эскин.

– Ой, мамочки, да что же она наделала! – заревела Тамара. Одна Алла задумчиво улыбалась, глядя на Эскина влюбленными глазами.

– Да, он просто устал и спит! А это, – Эскин поднял оторванное ухо и рассмеялся, это оказался не съеденный Лулу пельмень, который в полумраке коридора всем показался оторванным ухом Секина.

– За это надо выпить! – сказала Тамара и вытащила у себя из-за пазухи новую бутылку водки.

– Нет, спасибо мы уже напились, – с иронией поглядел на нее Эскин.

– Ну, как хотите, – обиделась Тамара, оглядев по-хозяйски спящего Секина.

– А вы уже разобрались?! – спросил Эскин Тамару и Аллу.

– Простите, я совсем не то подумала, – поглядела на Аллу Тамара, густо краснея.

«Мир полон мышиных восторгов, – подумал про себя Эскин, – стоило нам только испугаться „оторванного уха“, как все тут же присмирели. А все благодаря Лулу, которая бросилась на его защиту, даже с недоеденным пельменем».

– Я не хотел пугать Иван, – пробормотала испуганная Лулу. Эскин в ответ рассмеялся и поцеловал ее.

– Вы счастливы?! – сразу поинтересовалась Алла.

– Мир полон мышиных восторгов, – шепнул ей Эскин, – а я полон и вами, и Лулу, и еще я очень счастлив!

Глава 40. От слов о бессмертии к звездам

Везде царил абсолютный мрак и гробовое молчание. Казалось, весь мир навсегда уснул.

Дядя Абрам с Ритой уже устали вглядываться со страхом в темноту и искать выход.

Двери как будто нигде не существовало.

Было ощущение, что продюсер разгневался на них за то, что он решили покинуть его искусственный рай, и теперь им мстил с помощью этой пугающей темноты.

Некоторое время они кричали, пытаясь вызвать продюсера на беседу, но тот молчал, а его молчание было красноречивее всяких слов. От безумного страха, нападающего на них, они все чаще и чаще совокуплялись, будто надеясь найти в теле свой дом, сулящий благотворную защиту.

Действительно, какое-то временное успокоение они находили в страстных объятиях, но проходил какой-то час, какая-то минута и ужас снова охватывал их сознание.

Влажная покатость округленных стен, до которых они дотрагивались руками, говорила о законченности окружающего их пространства.

– У меня такое ощущение, что эта сволочь, на х*й, нас с тобой опять замуровала, – чуть слышно шептала Рита.

– А ты плюнь на все, здесь все искусственное, и темнота, и смерть, – попытался успокоить Риту дядя Абрам.

Прижимаясь губами к ее щеке, он чувствовал прекрасную солоноватость ее стекающих слез. В темноте любые ощущения становятся ярче и безумнее.

– Смерть не может быть искусственной, – ответила Рита.

Она плакала беззвучно, чтобы не огорчать дядю Абрама, но дядя Абрам трогал губами ее мокрые щеки и проглатывал в себя так же беззвучно ее слезы. Ему казалось, что чем больше он проглотит ее слез, тем скорее они выйдут на свет.

– Ты не боишься?! – спросила Рита.

– Боюсь! – честно признался дядя Абрам. – Но ты со мной рядом и мои страхи куда-то улетают!

– Эх, сладкий ты мой, как же я счастлива, что ты у меня есть, – вздохнула Рита.

В эту минуту дядя Абрам положил свою руку на ее большой пульсирующий живот.

Ощущалось, что там внутри происходит что-то невероятное.

«Размножение, оно как взрыв Вселенной, из каждой клетки вырывается мое безумное «Я», – подумал дядя Абрам.

– Расскажи мне что-нибудь, – попросила Рита, – в прошлый раз ты мне что-то рассказывал о дочерях Лота, соблазнивших отца, и развеселил меня!

– Хорошо, – сказал дядя Абрам, – я тебе расскажу легенду – миф колумбийского племени улинкитов.

Фактически на этой легенде основывается вся их вера в бессмертие человека и в его божественное происхождение.

Их герой – это богочеловек Эльх, который часто принимает вид ворона. О его рождении рассказывается как о непорочном зачатии. Всех его братьев убил злой дядя – брат матери.

Тогда по совету мудрого старца женщина проглатывает разгоряченный огнем камень и родит героя.

Дядя пытается убить Эльха, бросает его в море, но тот спасается на челноке и поднимает такой страшный потоп, что от него гибнет и злой дядя и все живущие на земле люди, а сам Эльх и его мать превращаются в воронов и улетают ввысь и там прилепляются к небесному своду и дожидаются, пока не кончится потоп.