Человек из грязи, нежности и света
Шрифт:
А люди радовались, они быстро заметили, что из них никто не умирает! И решив, что они будут жить вечно, они предались веселью. Жены побросали мужей. Мужья жен, все стали любить друг друга и пить вино.
– В общем, мир превратился в бардак, – с улыбкой прокомментировала речь Леонида Марковича Алла.
– Мир нельзя бардак, бардак плохо, – смущенно прошептала Лулу, и все сразу рассмеялись.
– Правда в этом была и печальная сторона, – перестал смеяться Леонид Маркович, – те, кто тяжело болел и страдал, продолжали болеть
– Бедный Сизиф, – сочувственно вздохнула Алла.
– Но у Сизифа в запасе была еще одна хитрость, – улыбнулся Леонид Маркович и снова разлил коньяк по рюмкам, – за хитрость! – сказал он, и все чокнулись и выпили.
– И какая же это была хитрость?! – спросила Алла.
– Когда боги исторгали из него душу, Сизиф велел своей жене не хоронить свое тело.
Прибыв в царство мертвых, Сизиф пожаловался Аиду, что не может оставаться там, поскольку его тело не погребли должным образом и не совершили необходимых обрядов.
Услышав об этом, Аид даровал Сизифу три дня, чтобы он мог уладить все свои дела.
– Ну, до чего же хитрый мужик, – со смехом сказала Алла и неожиданно уткнулась головой в плечо Эскина и уснула.
– А что было потом?! – спросил Эскин, приобняв спящую Аллу.
– А потом Сизиф и не подумал возвращаться в царство мертвых. Он снова обманул богов, и после этого еще много лет прожил на земле, любуясь красотой земного мира.
Боги звали его, угрожали, совершали всякие грозные знамения, но Сизиф не обращал на них никакого внимания, и поэтому потребовалось особое распоряжение Зевса, чтобы Гермес схватил непокорного и препроводил в царство мертвых, что Гермес и сделал.
И вот за все это Сизифа приговорили к бесполезному труду, таскать тяжелый камень на гору, который все время срывается.
– И чем же он вам понравился?! – спросил Эскин, стараясь не замечать гневных взглядов Лулу.
– Тем, что Сизиф сознавая абсурдность своей жизни, не боялся противопоставить себя богам, – ответил Леонид Маркович.
– Извините, Леонид Маркович, я вам не предложил денег за вашу помощь, и поэтому…
– Мне не надо никаких денег, – нахмурился Леонид Маркович, – честно говоря, я не знаю, Эскин, что ты за человек, но если ты все меряешь одной монетой, то мне тебя жалко!
– Да, нет, просто так принято! – покраснел Эскин.
– Жизнь трагична, Эскин, особенно когда ты сознаешь это, – вздохнул Леонид Маркович и запил бутылкой минеральной воды две таблетки, – а когда жажда счастья становится слишком настойчивой, в душе возникает тоска, которая разрушает тело человека и таким образом освобождает душу от непомерной тяжести!
В кабинет Леонида Марковича зашел какой-то худой человек в сером костюме и передав ему аудиокассету, вышел. Леонид Маркович вставил ее в магнитофон и Эскин услышал записанный совсем недавно разговор Эрики и продюсера:
– Ты, что, козел, хочешь, чтобы нас всех засадили, – орала в трубку Эрика.
– Но я, действительно, не знаю, куда они сбежали, – дрогнувшим голосом отвечал продюсер.
– Говнюк, ты мне обещал полную безопасность своего проекта!
– Везде существует какой-то один процент абсолютного срыва, – кашлянул продюсер.
– Ты или их найдешь, или ответишь мне за этот процент всеми своими процентами! – крикнула Эрика, и дальше послышались гудки.
– По-видимому, ваш отец сбежал со своей подругой, – улыбнулся Леонид Маркович, – однако не исключена возможность, что они где-то там прячутся и поэтому надо спешить!
– Я вам очень благодарен, – прослезился Эскин, еще крепче прижав к себе спящую Аллу.
– Ну, ну, дорогой, все мы не без греха, – усмехнулся Леонид Маркович, – и самое грустное, что все мы это сознаем!
Глава 42. Любовь сильнее Смерти
Ближе к утру, дядя Абрам с Ритой обнаружили на крыше будку, куда и спрятались. В будке тоже был люк, ведущий назад в здание, но они боялись попасть в лапы безумного продюсера и поэтому его не открывали.
За ночь они сильно продрогли, и теперь крепко обнялись, согреваясь своими телами. Их мокрая одежда лежала тут же в будке, так как они боялись сушить ее на крыше.
Они не следили за временем и не знали, сколько прошло часов с того самого момента, когда они укрылись в этой будке. Рита часто плакала как ребенок, а дядя Абрам ее утешал.
Он говорил ей ласковые слова, сравнивал ее то с красивым цветком, то с бабочкой. Потом Рита встала и, отойдя от дяди Абрама на три шага, в противоположный угол будки, попросила его отвернуться.
– Что ты хочешь делать?! – спросил ее с беспокойством дядя Абрам.
– Я хочу ссать! – обиженно поглядела на него Рита.
– А почему нельзя сделать это на улице? Здесь же невозможно будет дышать, мы просто задохнемся!
– Ты хочешь, чтобы нас выследили?! – высморкалась в руку Рита. За ночь она сильно замерзла и простыла, отчего ее глаза слезились, а из носа постоянно текло.
– Ладно, делай здесь свое дело, – махнул удрученно рукой дядя Абрам, – черт с ним, с этим запахом!!!
Справившись с нуждой, Рита нежно обняла дядю Абрама, и даже дала пососать свою грудь. К удивлению дяди Абрама у нее было что-то похожее на молоко.
– Да, ты родишь скоро, – сказал он.
– Не рожу, еще долго, – вздохнула Рита, – а скажи мне пожалуйста, почему женщины испытывают боль при родах?! Неужели нас действительно Боженька наказал?!
– Ну, это не совсем так, – улыбнулся дядя Абрам, – насколько мне известно, деторождение вызывает боль из всех живых существ на земле, только у людей!