Человек из Тауреда
Шрифт:
Тему зомби и низших творцов этого мира я могу и продолжить, если у тебя возникнет интерес. А тема сия оказалась актуальной. Зайдя к бабе Клаве на чай, я услышал новость: в соседнем посёлке полицейские задержали местного жителя, который варил суп из своего гостя. Мне показалось, что у меня дежавю и сейчас не 2035 год, а 2023-й, когда я впервые услышал подобное. Но потом я вспомнил, какое огромное количество жён поедом едят своих супругов, и успокоился. Будь здоров.
20
Антилох Пафнутию привет.
Прости, мой друг, что долго не отвечал. Со мной происходят интересные вещи. Точнее, с моим умом как главным действующим безликим лицом.
После подслушанного
Дело здесь, о Пафнутий, в чёткой визуализации. Теперь я могу построить отдельно взятую реальность в отдельно взятом уме. Появилось чувство полёта, задор исследователя уже не параллельных, а перпендикулярных миров. По инструкции я создал в своей голове промежуточное пространство из нирваны с небольшой дозой сансары – некое бардо со свободно плавающим временем для свободного доступа в него по желанию всех и вся: умерших и живых, персонажей и их авторов, с единственным ограничением для дураков. Пространство тут же наполнилось именами, которые поднимались из подсознательного, оформляясь по мере подъёма в образы, силуэты, лица. За короткое время медитации я успел переговорить с бароном Мюнхгаузеном, который был проездом в Баден-Баден, о важнейшем вопросе, занимающем умы фанатов, а именно: о качестве его сапожных подмёток. Соря свежими мыслями, барон высказал оригинальную идею реанимировать всех его реаниматоров поштучно, как они реанимировали его самого. Без спроса. Так сказать, око за око, слово за слово и… Барон уверял меня, что персонажи книг ничем не отличаются от божеств религиозных культов, ведь их жизнь поддерживается только верой умов обожателей. Поэтому, пользуясь эгрегорной энергией, он, Мюнхгаузен, готов воскресить Сигизмунда Кржижановского, Григория Горина, Марка Захарова и даже Антилоха Младшего, если он внезапно умрёт. Проект показался мне интересным. Но барон исчез вместе со всем перпендикулярным творением, как только в дверь моей комнаты постучали.
Скажу к месту, что, похоже, идея барона каким-то образом просочилась в наше измерение, ибо откуда вдруг такой внезапный интерес к забытому создателю фантазмов Кржижановскому, обессмысливавшему все смыслы?
Думаю, о Пафнутий, отказаться от работы истопником. Ночью всё труднее работать – засыпаю. Всё больше времени провожу в Тауреде. Привыкаю. Наблюдаю. Изучаю. Люди здесь родятся чудесным образом. Из цветов. В нашем измерении это трудоёмко, но возможно, как в случае с Падмасамбхавой. Только для этого нужны особо чистые лотосы, а они всегда в цене.
Итак, на цветке появляется капля росы и из неё проглядывают глаза. Только земной процесс трансформации зародыша от рыбы через лягушку к черепахе и до человека на Тауреде длится несколько секунд. Далее следует мгновенное рождение, что выглядит как появление из ничего, причём сразу в одежде по росту и сезону из ближайшего бутика.
Что означают твои слова: «могут не допустить к защите»? Что значит «тема не к месту»? Какому месту? Не ко времени? Тема абсурда вечна, как и глупость. Будь здоров.
21
Антилох Пафнутию привет.
«Мизодпа лунг – ветер нетерпимости. Много злости. При его расстройстве появляются раздражение и гнев даже по ничтожному поводу. Злость связана с этим ветром».
Такую записку я попытался пронести в другое измерение во время сна. Эо интересует проявление ненависти и злобы в Галактике Страдающих Миров, – он не знает, что это такое. Перед сном я заучил текст и унёс его в измерение Тауреда. Во сне, когда я был Эо, в памяти моей внезапно всплыли строчки как воспоминание о прочитанном где-то. Аналогично пробую вытащить знание из того мира в этот. При попытке вынести книгу стихов из Тауреда она с утренним моим пробуждением расползлась туманом сна, оставив странные буквы на полу.
Тауред – странная страна. В городе Да населения немного, и все счастливы, ибо не слышали слова «несчастье». Для Антилоха Младшего с его умом, обострённым на абсурд, подобное странно, почти утопично. Пока не встретил ни одного человека с животными повадками, это непривычно и подозрительно. И язык. К примеру, невозможно грубить на санскрите – языке ангелов, он создан для разговоров о высоком. В Тауреде невозможно чертыхнуться – язык внезапно удлиняется и вываливается изо рта, касаясь колен, затем, медленно сокращаясь, возвращается на место. Вид при этом у человека несколько конфузный, и встречные стыдливо опускают глаза. Для закрепления нового опыта мне хватило двух раз.
Эо из Тауреда – писатель. Я, Антилох Младший, этому даже не удивился, ведь Эо – моё второе «я». Или я второе «я» его. Меняется ли от этого суть истории? Свифт, наверное, посоветовал бы троичную шизофрению, когда, отстраняясь, можно понаблюдать и Антилоха, и Эо со стороны. Выяснилось бы много подробностей. Эо более благороден в уме. У него не было травм головы, так как в Тауреде нет крупнокочанных сортов капусты. Знание, которое Антилох добывал из книг Ивана Безродного и собственными усилиями, Эо получил в юности, целые улицы библиотек в свободном доступе и по любой теме. Это, конечно, вызывает некоторое чувство зависти. Но не удивлюсь, если выясню, что Эо в своих снах или медитациях попадает в ещё более светлые миры, где знание уже изначально присутствует в сознании без книг и учителей. Помнится, об этом говорил Платон: знание есть только припоминание того, что мы уже знаем.
Всё же я несколько запутался, Пафнутий, в объяснении себе своих же переживаний. Эо видит Антилоха в своих снах, Антилох становится Эо, попадая в Тауред, и оба они беседуют со своей подсознательной всеосновой, для которой они оба недвойственны и сами являются сном. Может, они только точки приложения знания об этой Вселенной, которая изучает саму себя? Не сложно ли для твоих научных очков? Жду твоих комментариев, о благородный друг.
В Тауреде знают о левитации, но ещё пользуются самолётами. Будь здоров.
22
Антилох Пафнутию привет.
Пришло время поговорить о литературе, мой друг. Тем более что в другом измерении я писатель.
Одна из наших медсестёр при Доме престарелых, увидев у меня в руках том Овидия, спросила, кто это, и прониклась ко мне доверием. Она служительница Муз, поэтесса. В приватном разговоре Венера (не знаю, не псевдоним ли) горько жаловалась на тяжёлую судьбу пишущих о тяжёлой судьбе. Непризнанный гений (непризнанная гения?) поэзии, она показала мне перечень своих наград, номинаций на лауреатство, претендентство и финалистичество длиной в полтора печатных листа. Я был впечатлён. Она член нескольких союзов, объединений, кружков, квадратов, имеет внушительный список орденов, медалей, значков, памятных кружек, кубков, медных тазов и две погремушки. И при всём при том толстые журналы постоянно и дерзко отказывают ей в предоставлении пространства для стихоизвержения. Недоумение медсестры сводилось только к одной причине такого злодеяния редакторов: возможно, у неё нелитературная фамилия и нужно взять псевдоним. Мне пришлось согласиться, что Венера Вислоушкина не звучит. Я слёзно молил поэтессу предоставить мне хотя бы частичный доступ к её великим трудам, чтобы получить наслаждение, недополученное при чтении Овидия. И мне тем же вечером было тайно передано несколько килограммов откровений и дум.