Человек, изменивший мир (Сборник)
Шрифт:
– Устроился ты неплохо.
– Начинаю чувствовать вкус к хорошим вещам, – усмехнулся Борис. – Раньше как-то не обращал внимания.
– Пора! А то ты, надо признаться, был узкий, как ленточный червь. Страшно становилось.
Зазвонил телефон. Борис нехотя снял трубку:
– Алло?.. А, Флорина… Привет… Сегодня не смогу… То да се… Хорошо-хорошо, но не раньше десяти, ладно?.. А почему в девять?.. Ну, ладно, приходи. Пока.
– Обсели?
– Да, – признался Борис. – Я с этой стороны жизнь как-то не знал. Некогда было, да и на развлечения с девчонками нужен бумажник потолще, чем у меня был.
Анатолий лениво предостерег:
– По коньяку и девчонкам не очень, понял?.. Это не самое интересное. Зато я сейчас видел, как в букинистику сдали Брокгауза, полный комплект энциклопедии, совсем новенькая! Будто и не пользовались. И под цвет твоего кабинета, и полезной информации навалом. Советую!.. И другие старые энциклопедии купи. В каждой есть то, чего нет в другой. Да и приятно их держать в руках, это не современные книжонки-однодневки…
Борис ощутил, что в нем просыпается книжник:
– Слушай, твоими устами… Шкафы пустые! Надо, надо накупить хорошей литературы.
– Только замки получше поставь, – сказал Анатолий вдруг.
– Зачем? – не понял Борис.
– Ну, мало ли для чего, – ответил Анатолий.
Он стоял у края окна. Взгляд его падал сквозь кисейную занавеску на улицу.
Еще через неделю Анатолий позвонил ему, сказал радостно:
– Слушай, есть концы на книжной базе… Любые книги поставят! Не задаром, конечно, зато ни одной новинки не упустишь.
В трубке тихо потрескивало. Анатолий уже забеспокоился, наконец донеслось тусклое:
– Ты знаешь… Не надо… Может, и вовсе не понадобится…
– Что случилось? – не понял Анатолий.
– Чепухой занимаемся…
– Ты что? – встревожился Анатолий. – Заболел?
– Начинаю выздоравливать… Только теперь…
– Да что с тобой?
– Не нужна мне эта роскошь… Девчонки, пьянки, парапсихология… Звонил тот лохматый, звал в какие-то мистические секты… Скажи, пусть не звонит. И коллекционирование не для меня, как и наркотики, вино и дурацкое каратэ… Не нужно ничего.
– Погоди! – воскликнул Анатолий в страхе. – Никуда не выходи!
Он ворвался к нему минут через десять. В комнате было строже, Борис, похудевший и посерьезневший, с запавшими глазами, был на кухне. Его руки с точностью механизма двигали чугунным пестиком в миниатюрной ступке.
Анатолий, сметая табуретки, ринулся к нему:
– Что случилось? Что это?
– Готовлю еду, – тихо ответил Борис. – Мафусаилистом стал. Это зерна дикорастущих плодов, в них энергии больше.
– А как же…
– Все тлен. Бессмертия нет, лохматый чушь порет о бессмертии души, но прожить долго можно! Некоторые почти до двухсот лет дотягивают! Только бы выдержать режим: питание, сон, очищения…
Анатолий как в стену головой ударился, помотал очумело:
– А как же математика?
– Что математика?.. Абстрактные игры мозга! Верно сказал лохматый, что проживу еще тридцать-сорок лет, вот и все мои занятия математикой… А ведь каждый день невосполним, неоценим… Я должен продлить свою жизнь как можно дольше.
Анатолий круто развернулся, пронесся по комнатам. На столах, на подоконниках, на телевизоре лежат раскрытые книги по долголетию, рецепты продления жизни… Глупые трактаты, порожденные животным страхом перед смертью, паническим желанием растянуть жизнь любой ценой. Любой!!!
Из кухни донесся голос Бориса, слабый и блеклый:
– Тебе спасибо… Помог найти правильный путь. Может, тоже займешься? Нужно только перейти на сыроедение, составить карту своего организма и начинать скрупулезно…
– Спасибо, – прервал Анатолий горько. – Это не мой путь. Значит, с математикой покончено? Ты уверен?
Голос Бориса был серый и ровный, словно шел из другого мира, оставив там краски:
– Да. Математика – это напряжение. Нервы горят, когда не вытанцовывается в формуле… А когда получается, то сидишь ночи на крепчайшем кофе… Математики не живут долго.
Анатолий посмотрел на него, запоминая, потом комната ушла, и он обнаружил, что спускается по лестнице. Колени подгибались, словно нес в себе огромный валун, и тот рос, распирал грудь и сплющивал сердце.
На улице по ногам ударила холодная волна грязи. Он отскочил запоздало, по брюкам расползлись серые пятна вперемешку с мазутом. Элегантная машина пронеслась у самой обочины, впереди притормозила, остановилась. «Скотина, – подумал Анатолий со злостью. – Грязная, жирная скотина… Морду бы тебе набить».
Из распахнутых дверей ресторана услужливо выкатилась огромная бочка в галунах и позументах, стала маленькой, юркой, услужливо распахнула дверцу и все кланялась, кланялась…
Анатолий, кипя яростью, быстро пошел к машине, оттуда как раз выдвинулось грузное, оплывшее тело. Еще не старый мужчина с нездоровым красным лицом, одет не по возрасту, ни по комплекции в спортивно-молодежный костюм. На пальцах блестят золотые перстни с огромными бриллиантами.
С другой стороны машины выпорхнула яркая, как бабочка, молодая женщина, очень красивая и элегантная.
Швейцар, все еще мелко и часто кланяясь, проводил их до дверей. Рассвирепевший Анатолий уже был рядом, готовый испортить аппетит в отместку за испорченные брюки, но уперся взглядом в мясистое, налитое дурной кровью лицо мужчины, увидел заплывшие глазки с крупными склеротическими бляшками на веках, капризно изогнутые губы…
Это был Крестьянинов, в прошлом талантливейший поэт, которого двадцать лет назад шеф ликвидировал «четко, красиво и надежно», сумев столкнуть сперва на конъюнктурные стихи, что пошли массовым тиражом, потом на коллекционирование книг, антиквариата, икон, на женщин и, наконец, устроил директором престижного магазина для кинозвезд.