Человек как животное
Шрифт:
Такие молодежные агрессивные стаи порой уходят в большой мир — искать себе новые ареалы и завоевывать новые пространства и самок. Когда обезьяны научатся говорить, у их молодых вожаков появятся произносимые имена — Атилла, Чингисхан…
Вообще же подростковые группы есть всего лишь частный случай иных животных объединений. Этологи называют такие объединения клубами — по аналогии, видимо, с клубами английских джентльменов. Аналогия точная, но обратная — на самом деле и английские клубы, и всякого рода мальчишники, и сходки деревенских баб, где они поют и прядут, и байкерские покатушки есть прямое следствие нашей животной природы. В животном мире существуют внутривидовые сборища зверюшек одного статуса — половозрелых самцов, самочек, подростков. Они собираются в одном месте и… ничего не делают. Просто общаются. Если это птицы, то они устраивают переклички; если обезьяны, ищутся в шерсти друг друга; если кошки — поют на крышах или просто тихо сидят вместе.
Так что, собираясь в клуб или на концерт, вспомните животные корни своего поступка. Равно как и, поедая какой-нибудь дорогой сыр с запахом тухлецы, задумайтесь, что заставляет вас делать это. Ведь в природе нормальный зверь тухлое есть не будет, если он не специализируется на падали. Понюхает и отойдет, поняв, что испортилось. Но в том-то и дело, что мы потомки падальщиков! Был в нашей видовой биографии такой неприглядный эпизод, вызванный нашей слабостью и несоответствием условий обитания на равнине той телесной конструкции, которая изначально затачивалась для обитания в древесных кронах. Нужно было выживать, и приходилось жрать все. Отбор научил наших предков преодолевать природное отвращение перед тухлым, которое явно сигнализировало о себе нехорошим запахом. Если б не это закрепившееся преодоление, сегодня в нашем рационе не было бы эскимосского копальхема, дуриана, сыра рокфор и исландской протухшей акулы. Кстати, этот отбор на небрезгливых позже еще сыграет свою положительную роль, о которой вы узнаете в конце книги.
Быть потомком падальщиков неприятно, что и говорить. Но был в истории нашего вида эпизод и похуже — каннибализм.
Вообще-то в природе хищникам мясо своего вида кажется, как правило, непривлекательным на вкус. Этот механизм неприятия выработался эволюцией с той же целью, что и запрет хищникам на убийство себе подобных, — для сохранения вида. Но нашему виду, чтобы выжить в непривычных и неблагоприятных условиях, было не до жиру и приходилось использовать в пищу все, включая мясо соплеменников — сначала умерших, а потом специально убитых.
Когда-то, во времена становления человека как вида, людоедство было нормой (на стоянках древних людей вместе с костями животных все время находят обглоданные человеческие черепа, обугленные и раздробленные человеческие кости, из которых таким образом извлекали костный мозг). Сейчас же, если не считать редчайших эксцессов, каннибализм остался только в религиозной ритуалистике — например, христиане символически поедают своего Бога и пьют его кровь. И это почему-то никого не шокирует. Так же как не шокирует никого восклицание мамы, которая зацеловывает свое хохочущее чадо:
— Я тебя съем!
Мы понимаем, что это метафора. Так же как поцелуй есть «метафора», точнее рецидив, «распробывания на вкус». Известный африканский диктатор и людоед Жак Бокасса, вознамерившийся строить у себя в Центрально-Африканской Республике социализм и встретившийся по этому поводу с Леонидом Ильичом Брежневым, по славной коммунистической традиции поцеловался с генеральным секретарем ЦК КПСС взасос. После чего шутил, что ему удалось распробовать Брежнева на вкус:
— И я бы его с большим аппетитом съел!
Не зря известный американский психоаналитик Карл Меннингер писал, что «каннибализм есть не что иное, как примитивный, биологически обусловленный способ проявления любви». Покушать мы и вправду любим, потому как пища — это приток энергии, необходимый для жизни, оттого поглощение протоплазмы у всего живого на Земле поощряется приятными ощущениями. Правда, теперь мы чаще называем любовью непищевые удовольствия, но нужно понимать, что эволюционные корни у всех удовольствий — одни. Впрочем, иногда мы говорим так и про пищу: «Я люблю шашлык»…
Короче говоря, мы все с вами — потомки каннибалов. И это доказывается не только археологическими раскопками и религиозно-культурными отголосками в виде поедания тела Господня. Это видно из генетики.
Примерно в середине ХХ века врачами была описана странная болезнь — куру, поражавшая туземное население Папуа — Новой Гвинеи. По-другому эту болезнь называют «смеющаяся смерть». Сначала — легкие головокружения, быстрая утомляемость. Потом человек начинает слегка подергивать головой, дрожать, странно улыбаться и смеяться, затем перестает есть, после чего через некоторое время умирает. Вскрытие показывает, что его мозг превратился в некое подобие губки.
Изучавший эту болезнь врач Карлтон Гайдучек доказал, что болезнь носит инфекционный характер, и получил за это Нобелевскую премию. Затем, в 1997 году, Нобелевскую премию получил американец Стэнли Прузинер, уточнивший: болезнь носит действительно инфекционный, но не вирусный, а прионный характер. Прионы — это особые белки c аномальной структурой. Они еще проще вирусов. И если относительно вирусов ученые еще не пришли к единому мнению, жизнь это или просто «белковый кристалл», то касательно прионов двоемыслия нет: прионы не живые существа, а просто белковые молекулы. Но они могут размножаться, превращая нормальные белковые молекулы в подобие себя. Заканчивается это бесконтрольное размножение тем, что мозг пациента перестает работать и начинает напоминать банную губку, всю сплошь состоящую из воздушных пузырьков.
Вы при слове «прионы», конечно же, вспомнили эпидемию коровьего бешенства, вспыхнувшую когда-то в Великобритании. Ее причиной послужило то, что в корм коровам добавляли костную муку с мясокомбинатов, чтоб добро не пропадало. То есть коровы поневоле становились каннибалами и поедали останки своих соплеменниц, которые содержали прионы.
Точно такой же была и причина болезни аборигенов Папуа — Новой Гвинеи — они были людоедами. Их людоедство было чисто ритуальным. Туземцы (причем только женщины и дети) поедали мозг умерших родственников, запекая его в бамбуковых сосудах. Как только власти запретили дикарям есть человечину, болезнь исчезла.
Так вот, выяснилась интересная вещь — у некоторых женщин племени был ген MV, который защищал их от прионовой болезни. Причем, после того как практика трупоедства прекратилась, количество женщин с таким защитным геном уменьшилось, поскольку естественный отбор по этому признаку работать перестал (дети с отсутствующим защитным геном перестали умирать от «смеющейся смерти», доживали до репродуктивного возраста и передавали свой генный набор потомству).
Дальнейшие исследования выяснили вещь еще более интересную — почти у всех народов Евразии, Америки, Африки этот ген встречается! И это означает только одно: мы все — потомки людоедов. Каннибализм наш видовой признак.