Человек, который любил Джейн Остин
Шрифт:
Дарси достал из кармашка жилета медальон и вложил его в руку Симмонса.
– Клянусь честью, Симмонс, что зовут меня Фицуильям Дарси и что никакой я не шпион! – заверил он перепуганного паренька. – Но мне нужна твоя помощь.
– Да он фунтов пятьдесят стоит, никак не меньше, – заметил Симмонс, взвешивая золотую вещицу на ладони.
– Он твой, если поможешь мне, – сказал Дарси. – Мне непременно надо написать записку. А потом ты доставишь ее, куда скажу, и еще поможешь мне спрятаться где-нибудь до утра.
Симмонс кивнул и сунул медальон в карман.
– Сердечные дела, верно,
Дарси кивнул. Пусть лучше Симмонс думает, что у него шашни с сестрой хозяина и что Фрэнк намерен мстить за поруганную честь семьи, нежели что он, Дарси, американский шпион.
Джейн сидела перед туалетным столиком в спальне и задумчиво вглядывалась в серебристые глубины зеркала.
Как только Дарси оставил ее одну у ворот и ускакал прочь, Кассандра, действительно следившая за ними из окна, выбежала из дома и потребовала объяснений. Ей хотелось знать, о чем они говорили во время прогулки и почему гуляние по цветущим полям так затянулось. Джейн было не до разговоров с сестрой, она сослалась на сильную головную боль и быстро поднялась к себе в комнату. На самом деле голова у нее вовсе не болела, зато сердце прямо-таки разрывалось от боли, особенно когда она провожала глазами удаляющуюся по дороге фигуру всадника. В уединении искала она облегчения, к тому же хотелось разобраться с доселе неведомыми чувствами.
Единственным утешением, пожалуй, служило обещание Дарси провести с ней предстоящую ночь. «Но когда эта ночь закончится, – думала Джейн, – что будет со мной и моим бедным ноющим сердцем?..»
Поначалу она даже позволила себе немножко пофантазировать. Что, если отправиться с Дарси в будущее? Не далее как сегодня днем они шутливо обсуждали эту возможность, после того как Дарси перебрался через стену и вернулся назад.
– Может быть, – сказал он, – вам стоит взять меня за руку, и мы прыгнем вместе. Тогда сами убедитесь, что за ужасное место, это будущее.
И Джейн рассмеялась вместе с ним, не осмеливаясь поделиться тайной мыслью, что любое будущее вместе с ним не может показаться ей ужасным.
Впрочем, в самые решающие моменты она никогда не спешила высказать самые потаенные свои мысли, поделиться тем, что у нее на душе. Вместо этого обычно выжидала несколько минут или даже несколько дней, когда подходящий момент проходил и делиться наболевшим становилось не с кем.
– Что ж, когда будет слишком поздно, – сказала она своему отражению в зеркале, – мои глубокомысленные замечания и остроумные реплики все равно пригодятся. Вложу их в уста моей всегда ироничной и бойкой на язычок мисс Элизабет Беннет и ее сестер.
Мысленно Джейн представила, какую речь произнесет перед Дарси, стремясь убедить его в том, что будет счастлива отправиться вместе с ним в будущее. Однако она была далеко не уверена, что сможет выжить в этом слишком быстром, странном и экзотическом новом мире, который
Ибо ракеты, облетающие Землю на немыслимых скоростях, обеды, которые готовятся в каких-то микроволновых печах, коктейли – что бы это там ни было – все казалось необычайно интересным и увлекательным. Но романтичная по натуре Джейн никак не могла смириться с мыслью о том, что обычная женщина может появиться в публичном месте обнаженной, ну или почти обнаженной; может без всякого стеснения подойти к симпатичному ей мужчине и пригласить его на обед; что она может ругаться, как боцман, если ей что-то не нравится, может требовать сексуального удовлетворения и предотвращать нежелательную беременность, глотая какие-то пилюли. Романтичной и нежной Джейн претило все это.
– Боюсь, что не смогу приспособиться к такой жизни, – грустно призналась она своему отражению в зеркале. – Как было бы хорошо, если б дорогому моему Дарси так и не удалось вернуться в свое время. И он остался бы здесь, со мной…
Едва успела она произнести эти слова, как тут же пожалела о них.
– О нет! – воскликнула Джейн, потрясенная собственным эгоизмом. – Я вовсе не это имела в виду. Другого места в мире для него попросту нет. И этот, наш, чужд ему, я так часто замечала это по выражению его лица, многое он находит варварским и отвратительным. И ему здесь будет куда трудней, чем мне в его суетном электрическом мире, который он называет своим домом.
Какое-то время она сидела, рассеянно глядя на свое отражение в зеркале, и вспоминала вкус поцелуев Дарси на губах. Потом прикоснулась к золотой цепочке, которую он надел ей на шею всего час назад, дивясь той нежности, что открыла в этом человеке. И вдруг подумала, что, навязывая ему свои желания в эту последнюю ночь – ночь, во время которой она собиралась стать его возлюбленной не только в духовном, но и в плотском смысле слова, – она подвергает и себя, и его опасности. Это означало перейти на новый уровень отношений, откуда нет возврата, и в глубине души она знала: он этого боится.
И поскольку она никогда не посмела бы произнести это вслух, объяснить Дарси, почему хочет подвергнуть их обоих такому огромному риску, Джейн, как всегда случалось с ней в трудные моменты, прибегла к перу. Ибо вознамерилась послать Дарси в Большой дом еще одну записку, чтобы он успел получить ее до полуночи. И еще молилась про себя, чтобы он прочел и понял ее.
Достав из ящика туалетного столика чистый лист веленевой бумаги, Джейн выложила его на полированную поверхность и начала писать.
«12 мая 1810 года
Мой дорогой Дарси,
хотя вы и пошли навстречу моему пожеланию, согласились встретиться со мной сегодня, по выражению лица вашего я поняла: больше всего на свете вы боитесь разбить мне сердце любовью, которая…»
В этот момент Дарси уже был в седле, скакал, пригибаясь к шее Лорда Нельсона, под низко нависающими ветвями деревьев. Он пробирался следом за Симмонсом через густой лес по узкой, еле заметной тропе, что вилась в чаще.