Человек, который ненавидел Маринину
Шрифт:
— Не могу, — покачал головой Юра Демарин. — Скорее всего папаша Вермеева сбежал сразу по окончании полового акта. Наша розовая амазонка никогда не была замужем.
— Но она утверждает, что даже близко не подходила вчера к дому Вермеева. С половины второго до пяти она была в клубе “Хижина дяди Тома” на заседании общества “дам, занимающихся политикой”. Хотел бы я посмотреть на это заседание.
— Может, еще и посмотрим, — усмехнулся Юра, накручивая диск телефона. — Я как раз сейчас звоню в “Хижину дяди Тома”. Если повезет, мы проверим ее алиби по телефону.
— Ладно,
Савелий Лошак заехал за Олей в половине пятого. Пока она наводила последний лоск, художник, презрительно прищурив левый глаз, рассматривал книжные полки, забитые детективами.
— Я готова. Можем ехать, — прощебетала Оленька, выпорхнув из комнаты.
— Значит, ты у нас поклонница Анастасии Каменской. — На лице Лошака появилась двусмысленная асимметричная улыбка, которую он сам необоснованно считал совершенно неотразимой.
— Что? — задохнулась от возмущения Оля, бросая на Людмилу Алексеевну пылающий негодованием взгляд. — Мама! Как ты могла?!
— Кажется, я чего-то не понимаю, — с легким удивлением произнес художник.
— Просто Савелий увидел у тебя на полках книги Марининой, — поспешила объяснить Людмила Алексеевна. — Вот он и решил, что тебе нравится Анастасия Каменская.
Олю передернуло.
— Никогда не произноси при мне имя Каменской, — с мрачной решимостью сказала она, — иначе я за себя не ручаюсь.
— Не буду, не беспокойся, — пожал плечами Лошак. — Я тебя вполне понимаю. Я сам не выношу эту постсоветскую макулатуру. Сначала я тоже от скуки попробовал ее почитать, но тут же увял. Я даже написал картину на эту тему. Она называется “Песцы и полевки российской литературы ждут рассвета”.
— “Песцы и полевки российской литературы”? — слабым голосом повторила Людмила Алексеевна, еще не пришедшая в себя после Олиного рассказа о “маленькой певучей мошке, пролетающей над спорадическими проблесками рассвета”. — Я не совсем понимаю, при чем тут песцы? Что вы имели в виду?
— Это мощный художественный образ, — вдохновился Савелий, оседлавший своего любимого конька. — Представьте себе, как чукча в чуме холодной ночью ждет рассвета. Кругом снега, мрак, вьюга — словом, срань болотная, и среди этой срани песцы с мрачной решимостью пожирают мышей-полевок.
Мерзнет, значит, чукча в своем чуме и читает книги о том, как чукча в чуме холодной ночью ждет рассвета, а кругом опять-таки мрак, вьюга, срань, и среди этой срани песцы пожирают полевок. Одни книги написаны более талантливо, другие — откровенная дешевая халтура, но все равно все они о том, как чукча сидит в чуме, а вокруг песцы знай себе похрустывают полевками. Так вот чукча — это наш постсоветский народ. Улавливаете идею?
— Улавливаю, — радостно кивнула Людмила Алексеевна. — Чукча уже давно осатанел от песцов, пожирающих полевок, и ему хочется почитать что-нибудь про то, как папуас под пальмой в жаркий полдень ждет прохладной ночи, а вокруг игуаны, радостно хрустя, пожирают богомолов.
— Вот-вот, — с удовольствием потер руки Лошак. — У вас потрясающее художественное воображение. Вы
— Пока нет, — покачала головой Людмила Алексеевна. — Но я обязательно над этим подумаю.
— А ведь вы меня вдохновили, — мечтательно закатил глаза Савелий. — Я уже вижу свою новую картину. Я назову ее “Веселая символическая смерть богомола в потной и жаркой ночи” и посвящу ее вам.
— Спасибо, — с серьезным видом произнесла Людмила Алексеевна. — Вы тронули меня до глубины души.
— Алиби, — мрачно произнес Юра Демарин. — У этого замаскированного под женщину танка есть алиби. Несколько человек подтверди“ли, что Аглая Тихомировна действительно вчера с половины первого и до пяти находилась в “Хижине дяди Тома” с “дамами, занимающимися политикой”.
— Но ведь ее видел не только Иван Аграрный, но и еще несколько человек. Они все не могут врать.
— Значит, это был кто-то замаскированный под маму Вермеева, — пожал плечами Юра. — Гениальная идея. Шляпка полностью закрывала лицо убийцы, а увидев наряд дорогой мамочки, издатель ни на секунду не усомнился в том, что это она. Кроме того, в заключении патологоанатома есть еще одна деталь, которая подтверждает, что Аглая Тихомировна тут ни при чем. Ужик умерла от перелома шейных позвонков, Вермеев тоже, но на груди издателя было обнаружено два миниатюрных ожога — следы воздействия электрошоком.
Это означает, что Вермеева убили не сразу. Преступник отключил издателя с помощью электрошока, а затем убил вбежавшую в холл Лилю Ужик. После этого издатель пришел в себя, преступник получил от него то, что хотел, свернул Вермееву шею, разгромил комнату, будто там что-то искали, а заодно испортил компьютер.
— Логично, — кивнул головой Гоша. — Вопрос только в том, чего хотел преступник от Вермеева и где мы должны его искать.
— Лиля Ужик выставлялась в галерее “Экстази”, — сказал Юра. — Вермеев рекламировал “Экстази” в каждом номере своего журнала. Думаю, нам стоит посетить галерею и побеседовать с ее владелицей. Возможно, это наведет нас на какой-нибудь след.
— Блестящая идея, — восхитился Гоша. — Пожалуй, нам действительно пора приобщиться к актуальному искусству.
— Боже мой! Что это? — с ужасом спросила Оля Кузина.
— Это “Мастурбатор, еще более великий”, эпохальное творение Селены Далиловой, — поморщившись, ответил Савелий Лошак.
— А почему “еще более”? — заинтересовалась Оля. — Более чем кто?
— “Великий мастурбатор” — это картина Сальвадора Дали, выставленная в Национальном музее Мадрида, — объяснил художник. — Селена Далилова решила переплюнуть знаменитого испанского сюрреалиста. На картине Дали изображена женщина, которая на самом деле является ухом проткнутой рыболовным крючком головы. Женщина с наслаждением нюхает тестикулы облаченного в длинные семейные трусы мужчины. По трещинам в ногах мужчины стекает кровь, а рот головы, ухом которой является женщина, прижат к губам гигантской цикады, брюхо которой пожирают муравьи. Думаю, ты представляешь, о чем я говорю.