Человек, который видел все
Шрифт:
Секс в тот раз у нас вышел жаркий, и после у меня по-настоящему все заболело. С моим бедром определенно что-то было не так, хотя никаких серьезных повреждений я не заметил. Мы валялись в постели, допивали вино и разговаривали. И в какой-то момент Дженнифер спросила, чего мне хочется больше всего на свете.
– Я хотел бы снова увидеть мать.
Ответ получился не слишком сексуальным, но я знал, что Дженнифер он заинтересует.
– Тогда, может, тебе стоит ее навестить.
– Ты же знаешь, что она умерла.
– Отправляйся в Бетнал-грин, в свое семейное гнездо, и расскажи мне, что там происходит.
Она отыскала кусок угля и теперь пыталась умостить лист бумаги на своих обнаженных бедрах.
– Вижу булыжную мостовую и готическое здание университета, – сказал я.
Ее рука осталась неподвижной.
– Я думал, ты будешь рисовать.
– Ну, в Бетнал-грин нет старинного университета. И мне было бы куда интереснее рисовать твою мать, чем какое-то здание. По ней ты скучаешь больше, чем по отцу?
Нелегко было иметь дело с девушкой вроде Дженнифер Моро. За стеной хлопнула входная дверь.
– Это наверняка Клаудия. – Дженнифер положила мою руку на лист бумаги и стала углем обводить пальцы. Спальня ее граничила с кухней, и нам слышно было, как Клаудия ходит там и наполняет водой чайник.
Я лежал на спине, и мне виден был стоящий в углу комнаты плетеный стол (по-моему, сделан он был из полыни или еще какого-то не менее зловещего растения). А на столе – букетик цветущей крапивы, стопка черно-белых фотографий и паспорт. Мне хотелось сказать Дженнифер, что я люблю ее, но я побоялся, что это может ее оттолкнуть. Внезапно дверь спальни со скрипом отворилась. И я увидел Клаудию, ту самую, что вечно по ночам замачивала в миске водоросли. Она собиралась идти в сауну и стояла в кухне голая, только волосы ее были замотаны розовым полотенцем. Закинув одну руку за голову, а вторую опустив на плоский загорелый живот, Клаудия зевала так сладко, лениво и томно, будто бы весь окружающий мир до смерти ей наскучил.
В этот самый момент я спросил Дженнифер Моро, не согласится ли она выйти за меня замуж. И тут же почувствовал себя так, будто нечаянно расщепил атом. Резко подавшись вперед, она проследила за моим взглядом.
– Знаешь что, Сол, думаю, между нами все кончено. Поиграли и хватит. Фото с Эбби-роуд я пришлю тебе по почте. Желаю хорошо провести время в Восточном Берлине. Надеюсь, с визой проблем не будет. – Она опустилась на соседнюю подушку и накрыла лицо пилоткой, чтобы не смотреть на меня.
Слегка пошатываясь от выпитого, я вылез из постели и захлопнул подлую дверь, по дороге споткнувшись о бутылку из-под вина, валявшуюся на облезлом деревянном полу.
– Твой белый костюм на стуле, – сказала она. – Одевайся быстрее, пожалуйста. Мне еще нужно в колледж, поработать в фотолаборатории, пока там все не закрыли на ночь.
Костюм я купил в «Лоренс Корнер», магазинчике армейских товаров на Юстон-роуд. Том самом, где в шестидесятых «Битлз» нашли мундиры для обложки «Сержанта Пеппера». Думаю, изначально это была военно-морская форма, что вполне соответствовало ситуации, ведь мое предложение руки и сердца только что кануло на дно морское. Мой корабль потерпел крушение среди пустых устричных раковин с острыми зазубренными краями, но вкус Дженнифер Моро все еще чувствовался на моих губах и пальцах. Я опустился на край кровати и спросил, с чего это она вдруг так на меня разозлилась. Но, кажется, ответа она и сама не знала, и ее это нисколько не заботило. Она была совершенно спокойна, даже холодна, и мне показалось, что она давно уже подумывала о разрыве.
– Ну, помимо прочего, ты никогда не расспрашивал меня о моем творчестве.
– В каком это смысле? – Мой голос сорвался на крик. – Вот оно, твое творчество, развешано там и тут. – Я указал на два прикнопленных к стенам комнаты коллажа. Один из них, висевший над кроватью, будто икона, представлял собой увеличенную черно-белую фотографию моего профиля. Контур губ Дженнифер обвела красным фломастером и надписала: «НЕ ЦЕЛУЙ МЕНЯ».
– Да я постоянно смотрю на твое творчество, – продолжал выкрикивать я. – Я о нем думаю! И о тебе тоже. Интересуюсь!
– Что ж, раз уж ты так заинтересован, скажи, над чем я сейчас работаю?
– Не знаю, ты мне не говорила.
– А ты не спрашивал. Ладно, а что у меня за фотоаппарат?
Она отлично знала, что я понятия не имел. Но ведь и Дженнифер тоже не то чтобы сильно интересовалась коммунистическими режимами Восточной Европы. В смысле, она никогда не спрашивала, что бы ей почитать на эту тему, и я ее за это не упрекал.
– Ах, да, – вспомнил я. – Ты взяла негатив моей фотографии, прилепила его к плечу, полежала на солнце, а когда отклеила, у тебя на коже получилось что-то вроде татуировки с моим изображением.
Она рассмеялась.
– Всегда все крутится вокруг тебя, правда?
В каком-то смысле так и было. В конце концов, Дженнифер Моро сама все время меня фотографировала. Дверь снова заскрипела. На этот раз Клаудия сидела в кухне у стола и огромной ложкой ела тушеную фасоль из консервной банки.
– Дженнифер, – принялся умолять я. – Прости меня! С тех пор как отец умер, я думаю только о том, как бы пережить еще один день.
В кухне засвистел закипающий чайник.
– Тут вот какое дело, – сказала она, спрыгнула с кровати и захлопнула дверь. – Ко мне в студию пришла одна американка, куратор художественной галереи. Она купила две моих фотографии и предложила мне после окончания колледжа поработать у них штатным художником. В Массачусетсе, на Кейп-Коде.
Так вот почему ее паспорт лежал на столе.
– Поздравляю, – с несчастным видом произнес я.
Она казалась такой взбудораженной, юной и сердитой. Мы встречались всего год, но я отлично знал, что в ней встретил достойного противника. Начать с того, что Дженнифер Моро (отец француз, мать англичанка, родилась в Бекенхэме, в Южном Лондоне) заключила со мной сделку, по условиям которой ей разрешалось воспевать мою неземную (по ее выражению) красоту, совершенное тело и ярко-синие глаза любыми доступными способами, мне же не дозволялось описывать ее внешность и вообще выражать свое восхищение словесно, допускались только прикосновения. Все, что я о ней думал или к ней чувствовал, она желала узнавать исключительно через тактильный контакт.
Клаудия, наконец, выключила подвывающий чайник. Я перевел взгляд на стену и вдруг заметил фотографию Сэнви, наклеенную поверх облупившейся краски. В подвальном этаже было сыро, и по стенам спальни Дженнифер, словно полоумные муравьи, расползались черные точки грибка. Сэнви была сфотографирована в сауне. Вся мокрая от пота, она лежала на боку с книжкой в руке, а в левом соске ее поблескивало маленькое колечко.
– Давай же, Сол. Чего ты тут торчишь, я не понимаю?
Дженнифер накинула кимоно с вышитым на спине драконом, а ноги сунула в свои любимые сандалии, сделанные из автомобильных шин.