Человек, который высмеивал
Шрифт:
— Мой брат ломает над ней голову с тех пор, как она к нему попала. Но он так и не смог ее разгадать.
И Диксон тоже не смог, хотя его считают гениальным психиатром. Он говорит, что у тебя есть способность предвидеть будущее. Ты повредил статую, чтобы предотвратить свою смерть от рук легионеров. Они будто бы убивают тех, кто поднимается слишком высоко.
— И ты с ним согласна?
— Нет. Потому что знаю, что означает твоя загогулина. У тебя действительно есть то, чего нет больше ни у кого. Только это не способность к предвидению.
— А что же?
— У тебя есть чувство юмора.
В кабинете воцарилась тишина. Ален размышлял, а Гретхен просто сидела, разглаживая юбку.
— Может быть, — произнес он наконец.
— Но чувство юмора чуждо Мораку. И недоступно всем нам. Ты не «мутант»; ты просто уравновешенный человек. — Ее голос зазвучал увереннее. — Ты просто пошутил и тем самым попытался вернуть немного равновесия неуравновешенному миру. Но даже самому себе ты не можешь в этом признаться. Тебе хочется верить в Морак, и внешне ты в него веришь. Только внутри у тебя всегда остается та самая загогулина, которая кривляется, смеется и придумывает забавные шутки.
— Ребячество.
— Вовсе нет.
— Спасибо, — Ален улыбнулся ей.
— И получается какая-то чепуха. — Она достала из своей сумочки платок, вытерла глаза и сунула его в карман пальто. — Теперь ты директор Телемедиа. Хранитель общественной морали. Ты сам создаешь мораль.
Очень странная ситуация.
— Но я действительно хочу здесь работать.
— Да, у тебя очень высокая нравственность. Но в этом обществе нет нравственности. Домовые собрания — ты же их терпеть не можешь. Безликие обвинители. Вездесущие назойливые «малыши». Бессмысленная борьба за жилье. Постоянное ощущение тревоги, напряжение: взгляни на Майрона Мэвиса. Всюду подозрение и скрытые намеки на какую-то вину. Все становится как будто зачумленным. Все боятся заразиться: боятся совершить безнравственный поступок. Секс считается патологией: людей преследуют за самые естественные проявления жизни. Вся эта система — как огромная камера пыток, и все следят друг за другом, стараются друг друга погубить. Охота на ведьм и инквизиции. Угрозы и цензура: мистер Синий Нос запрещает книги. Морак придумали больные люди, и он порождает новых больных людей.
— Допустим, — согласился Ален. — Но я не собираюсь валяться на траве и разглядывать загорающих девушек. Как коммерсант во время отпуска.
— Это все, что ты увидел на Курорте?
— Это все, что я увидел в "Ином Мире". А Курорт — только машина для доставки туда людей.
— Не правда. Он делает гораздо большее: он дает им защиту. Когда чувство обиды или страх начинают разрушать их психику, — она сделала неопределенный жест, — тогда они уезжают.
— Чтобы не бить витрины в магазинах и не насмехаться над статуями. Но я предпочитаю насмехаться над статуями.
— Но ты сам обратился к нам.
— Мне кажется, Курорт действует как часть той же системы. Морак — одна половина, а вы — другая. Две стороны одной монеты: Морак — это только работа, а вы — бадминтон и коробка шашек. Вместе вы образуете общество: вы питаете и поддерживаете друг друга.
Я не могу принадлежать обеим частям и из двух предпочитаю эту.
— Почему?
— Тут, по крайней мере, что-то делается. Люди работают. Они могут найти что-то новое.
— Значит, ты не вернешься со мной? По правде говоря, я и не думала, что ты можешь вернуться.
— Зачем же ты сюда пришла?
— Хотела просто объясниться. Чтобы ты понял, как все произошло и в чем состояла моя роль. Почему я в этом участвовала. И чтобы ты узнал о себе самом, о своих чувствах… Как ты на самом деле ненавидишь Морак и испытываешь глубокое отвращение к его бесчеловечности. Ты уже на пути к освобождению. Но я хотела помочь. Ведь ты просил нас о помощи. Мне очень жаль, что так получилось.
— Сожаление — это уже неплохо, — заметил Ален. — Шаг в правильном направлении.
Гретхен встала и направилась к двери.
— Я сделаю и следующий шаг. Прощай.
— Подожди. Сядь на место. — Он отвел ее обратно к креслу, но она высвободила руку. — Что же теперь, — спросил он. — Будут новые речи?
— Нет. — Она взглянула ему в глаза. — Я не хочу больше причинять тебе неприятности. Возвращайся к своей маленькой беспокойной жене: это твое место.
— Она моложе тебя на столько же, на сколько и меньше, — усмехнулся Ален.
— Как чудесно. — Гретхен презрительно скривила губы. — Только может ли она… понять тебя? Известно ли ей то свойство, которое делает тебя другим, противопоставляет нашему обществу. Способна ли она помочь тебе правильно раскрыть твое свойство? Ведь это самое главное, нет ничего важнее. Даже твоя новая работа на самом деле…
— Всего лишь работа для общего блага. — Ален слушал ее не очень внимательно; он ждал Гарри Прайера.
— Но ты веришь мне, правда? Ты веришь, что у тебя есть такое свойство?
— Я весьма тронут твоим рассказом.
— Все это правда. Я… действительно беспокоюсь о тебе, Ален. Ты так похож на отца Донны. Смеешься над системой, покидаешь ее и снова возвращаешься.
Та же недоверчивость, те же сомнения. Теперь он снова здесь — уже окончательно. Я попрощалась с ним. И точно так же прощаюсь с тобой.
— Да, вот еще, — вспомнил Ален. — Скажи, пожалуйста, вы действительно полагаете, что я буду оплачивать ваши счета?
— Так получилось. У нас существует стандартная процедура; и на счетах пишется "За оказание услуг", чтобы никто не догадался, в чем они состоят. Я все ликвидирую, не беспокойся. — Она вдруг заговорила тихо и робко:
— Мне хотелось попросить тебя кое о чем. Может, ты будешь смеяться.
— Я слушаю.
— Почему бы тебе не поцеловать меня на прощанье?
— Я не думал об этом. — Он не пошевелился.
Гретхен стянула перчатки, положила их на свою сумочку и протянула изящные тонкие руки к его лицу. — На самом деле ведь нет никакой Молли, правда?