Человек, личность, духовность
Шрифт:
Итак, духовная антропософская премудрость, задействованная Вениамином Теушем, не сделала запутанную историческую судьбу еврейского народа однозначной и лишённой противоречий. Но уникальное духовное исследование советского инженера В.Л. Теуша позволяет увидеть в еврейском веровании поисковые критерии воззрения, качественно иного и содержательно противного фарисейскому постановлению. Эти критерии обнаружились в радикальной исторической концепции русского философа Н.А. Бердяева, который вскрыл в еврейском духе особый "спецификум", названный им "историческим сознанием". На основе чего Бердяев сделал блистательный вывод, который можно считать и антропософским заключением: "...философия земной судьбы человечества может быть начата с философии еврейской истории, философии судьбы еврейского народа. Здесь нужно искать оси всемирной истории. Тема, поставленная в судьбе еврейского народа, разрешается на протяжении всей всемирной истории" (1990, с. 67). Таким образом, объективно складывается ситуация, при которой русская духовная философия оказывается познавательным единственным аппаратом, какой рассматривает историческую долю еврейского народа на пути Торы, но никак не Талмуда. Соответственно отсюда вытекают и различия в общечеловеческом отношении к евреям и их культуре, в частности, находит объяснение разительное расхождение в позициях Флавиана Бернье (европейский лагерь) и Николая Бердяева (русский лагерь).
IV. Русская духовная доктрина: личность как религиозное тело
Отсюда берёт начало новая русская глава антропософии, хотя русская концепция человека ни в каком хронологическом
Остался незамеченным факт, что в отличие от западной духовной школы, русская оратория о человеке создавалась не только в философской сфере, как на Западе, но и в научной отрасли: Г.В. Плеханов, поместив человека в исторический процесс, добился высшего достижения в мировой материалистической мысли, а В.И. Вернадский приобрёл тот же приз в мировой науке, показав человека в биосфере (учение о ноосфере). Гром грянул в самом конце ХIХ века, когда В.И. Несмелов смело возвестил о том, что центр науки, философии и религии о человеке сместился в Россию.
Несмелов, давший качественно отличный от европейского образ человека, творил в среде, где в отношении к человеку преобладал подход, который отразил Бердяев в характеристике своего личного кругозора: "Я же был и остаюсь крайним персоналистом, признающим верховенство личной совести, примат личности над обществом и государством. Я не признаю первичной реальности каких-либо коллективов, я фанатик реальности индивидуально-личного, неповторимо-единичного, а не общего и коллективного"(1991, с. 244).Можно сказать, что "примат личности" был общественным идеалом русской духовной философии с момента её зарождения, который Несмелов обобщил в величественную концепцию, называемую русской концепцией человека. Поразительный факт: Виктор Иванович Несмелов, скромный профессор Казанской Духовной Академии, создавший монумент, равновеликий западной концепции человека, над которым трудились все исполины немецкой философии, использовавших для этого всю мощь мирового разума, не получил должной поддержки в русской философии и почти не упоминался ведущими авторитетами-современниками, (исключение принадлежит Н.А. Бердяеву, который сказал: "Несмелов - самое крупное явление в русской религиозной философии, вышедшей из духовных академий, и вообще один из самых замечательных религиозных мыслителей"), - во всяком случае, в монографической "Истории русской философии" Н.О. Лосского места ему не нашлось. Авторы репринтного переиздания "Науки о человеке" В.И. Несмелова (Казань, 1994г.) снабдили её предисловием с горделивым титулом "Разгадавший тайну человека". И, к счастью, ошиблись: разгадать тайну человека нельзя и, главное, не нужно, а ещё главнее, вредно. Человеческая тайна есть наизаповеднейшая мистерия каждого человека, над разгадкой которой он сам трудится всю жизнь; эта загадка и есть его жизнь. Если человек обзаведётся готовой отгадкой этой тайны и перестанет заглядывать в себя, он перестанет существовать. Человек всегда стремится знать что хранится в его сокровищнице и как можно проникнуть в свою кладовую, - вот эти что и как, на фоне бердяевского выбора, совместно витают в человеке и постоянно погружают его в самого себя, превращая его жизнь в непрерывную заботу о своей собственной тайне. У Несмелова нет панацеи для этих "что" и "как", но у него есть наука, которая позволяет самостоятельно ставить себе диагнозы, с чем Несмелов и вошёл в антропософию как один из выдающихся её авторов.
Ретроспективный обзор двух концепций человека приводит к сравнительному выводу: главное достижение немецкой философской школы состоит в утверждении материального в идеальном (духовном), а заслугой русской школы является опознание идеального в материальном. Образом этого идеального выступает личность, тобто единственно то, что отличает любую человеческую самость от любой человеческой самости. В этом положен исходный гностический пункт, откуда начинает свой исследовательский путь казанский профессор, и его идейная суть определена Несмеловым следующим образом: "Это - факт человеческого самосознания: я есмь, я есмь ощущающий и чувствующий, представляющий и мыслящий, хотящий и действующий, я есмь, как сознающий себя, и потому я необходимо сознаю себя, как существующаго, и я безусловно не могу себя мыслить несуществующим, потому что я есмь". Банальная действительность представляет человека как реальное единство идеального и материального или, по словам Несмелова: "как реальный образ безусловного бытия, данного в действительных условиях ограниченного существования человека". Но принципиальное парадигмальное значение имеет не сам этот факт, известный ещё Сократу, а то, что данное сочленение осуществляется в каждом индивиде индивидуально, самобытно и неповторимо, а также и то, что это различие охватывается тождеством: все неисчислимые и непостижимые вариации этих сочетаний всегда выпадают в одну качественную форму - в безусловную сущность, в основе которой Несмелов выводит способность человека иметь себя единственной причиной и целью себя. Он пишет: "Сознание человеком себя самого, как единственной причины и цели всех своих производных действий, есть сознание всеобщее и необходимое, т.е. неизменно принадлежащее каждому человеку во всех условиях его жизни и на всех ступенях его психического развития, потому что содержание этого сознания определяется не развитием человека, а самым фактом существования его в качестве личности" (1994, с.с. 122, 245, 199). Итак, база, на которой являет себя человек как материальная данность и как духовная реальность, обуславливается сцеплением противоречивых модусов, и в общем методологическим виде конкретного случая выступает универсальный признак сущего - с одной стороны, различие, а с другой - тождество.
Отношение различие-тождество относится к числу тех ходовых универсальных положений, для которых не существует каких-либо сомнений и которые, казалось, досконально познаны именно с философской стороны в объёме философского закона противоречия. Новаторство Несмелова в том и состоит, что в своём исследовании он не задерживается на банальных и известных положениях, а проникает в их подпочву, извлекая оттуда новые светочи истины, - в отношении человека казанский философ не останавливается на определении его двойственной природы, а вводит действие закона противоречия в недра этой природы, и для этого использует психологический метод, который в его учении предшествует собственно философской части. В этом методология Несмелова, а равно русской концепции человека, разительно отличается от методологии западной школы, где в своём большинстве силлогистика зиждется на нерасчлённом переплетении психического и философского моментов, что и составляет её ведущую особенность. Психологическое познание Несмелова приводит к раскрытию отношения различие-тождество в человеке с неожиданной стороны и русский философ узнаёт: "Однако внутренний процесс человеческий жизни непосредственно сознаётся человеком не как особая форма выражения физических движений организма и даже не как простое отражение в сознании объективно данных отношений мира и организма, а как последовательное развитие живых состояний самого же сознания"(1994, с. 188). Другими словами, сознание даёт себя только как сознание и не в состоянии показать несознание, тобто сознание способно к рефлексии лишь духовного качества человека, а телесный человек в его материальном виде как бы исключается из зоны когнитации, - этот психологический разрез двойственности человека приобретает в постижениях Несмелова ранг основоположения.
Несмелов выводит полную характеристику каждого члена этого психологического отношения, давая им философские наименования и заключая тем основательную психологическую подготовку объекта познания: "Следовательно, живут собственно не психическия явления, а живёт сознание, и сознание живёт только в том случае, когда оно сознаёт себя самого, т.е. когда оно есть самосознание, следовательно - когда оно и есть личность, и в своей деятельности выражается как личность сознанием я; в противном же случае сознание не живёт, а просто существует, потому что, если оно действует только по механической силе взаимодействий с бытием вне сознания, то вся его деятельность, очевидно, и будет только механическим выражением данных взаимодействий, если же оно действует из себя самого, как живая жила, то вся его деятельность будет творчеством всяких действий и взаимодействий, т.е. будет действительным развитием его собственной жизни. И в том и в другом случае формы выражения психической деятельности, конечно, одне и те же: это - впечатления, чувствования и хотения, но в то время, как безличное сознание в психическом механизме своих явлений существует лишь в качестве вещи для других вещей, личность в организме тех же самых явлений существует в качестве цели для себя самой" (1994, с. 194-195).
Итак, "вещь для других вещей" против "цели для себя самой" - такова психологическая фигура человека, данная Несмеловым в философских терминах, и одновременно реализация в человеке универсального отношения различие-тождество, подведенного под действие закона противоречия. Однако новаторство Несмелова должно видеть вовсе не в определении моментов противоречия в природе человека, - сам факт противоречивости человека есть трюизм, - а в отношении к данному противоречию и в методе раскрытия закона противоречия.. В классическом познании противоречия играют исключительно большую роль, и как таковые появляются в силу логического закона исключённого третьего: если А есть В, то В есть А и третьего не дано; исключённое третье и есть противоречие, которое в такой позиции сигнализирует о недостоверности знания, о крахе мысли, идеи, метода. В познании Несмелова противоречия лишены такого рокового смысла в силу того, что противоречия не доводятся до стадии противодействия, или, по-другому, противоречия Несмелова изымаются из пространства принципа "или-или" - онтологизированного логического закона третьего исключённого. С методологической стороны это означает, что творец покидает материалистическое поле и смещается в идеалистическую область, чем, прежде всего, и оплодотворяется природа и характер метода познания, но сам метод свёрнут в предмете познания.
Утверждение Несмеловым первичности и исходной значимости личности, казалось, только подтверждает его однозначно идеалистическую (как называет Несмелов, "спиритуалистическую) ориентацию, но эта последняя является очевидной лишь в антропософии, где по определению человек взят за основу. Несмелов, однако, приходит в антропософию из психологии, где даже в настоящее время первичные авторитеты отданы стимулам внешней среды, хотя уже не в форме прямолинейной каузальной связи, а, как отмечает современный исследователь В.А. Барабанщиков, в контексте нововведения: "По-видимому, главное нововведение должно состоять в том, чтобы и объект восприятия, и его чувственный образ рассматривались функционально - как становящиеся, развивающиеся в процессе отражения, а это возможно лишь в случае, если отношение объект-образ будет включено в процесс взаимодействия индивида со средой и построено на основе подвижного отношения субъекта восприятия с объектом". Само нововведение и суть подвижного отношения субъект-объект, однако, достигается за счёт ограниченной автономии реципиента (субъекта) и видимости его самостоятельности, какая показана тем же Барабанщиковым: "Субъект восприятия сам может ставить себе задачу, произвольно переходить от одной стратегии её решения к другой, повторяя, казалось бы, заученные действия (движения), он каждый раз вносит в их исполнение всё новые и новые оттенки. Каждый акт восприятия есть акт становления его субъекта" (1990, с. 25). Речь, таким образом, идёт о становлении субъекта под воздействием объекта, но никак не наоборот, и речи нет о безучастности внешнего оператора, не принимается избирательная реакция субъекта и не понимается выборная установка главного действующего лица, - словом, "главное нововведение" есть не что иное, как модернизация старой объектно-субъектной детерминации материалистического метода.
В этом свете психологическая двойственность человека оказывается на перепутье мировоззренческих императивов, что совершенно естественно, поскольку данный дуализм суть одна из граней основного вопроса антропософии, решение которого обладает философским содержанием. И Несмелов для перехода на философский уровень своего исследования, так же, как до него Фихте в немецкой концепции, вынуждается к обоснованию своей методологической позиции, обозначая тем самым творческий метод в отношении закона противоречия. Аналогично Фихте русский философ исходит из наличия "двух противоположных доктрин - спиритуализма и материализма...Спиритуализм есть и может быть только научно-философской теорией непосредственно-сознаваемого бытия, и материализм есть и может быть только научно-философской теорией чувственно-представляемого бытия", а в итоге утверждается: "Следовательно, и спиритуализм и материализм в действительности одинаково кончаются такими вопросами, решение которых в пределах фактических обоснований той и другой доктрины совершенно невозможно, а потому ясное дело, что обе эти доктрины в качестве абсолютных теорий бытия одинаково несостоятельны. Но если освободить их от ложных тенденций к абсолютизму, то оне окажутся не только не исключающими друг друга, но и наоборот - в этом случае оне взаимно будут пополнять друг друга. Материализм отвечает на тот самый роковой вопрос, на который не в состоянии ответить спиритуализм: почему именно совершается принудительная объективация чувственных впечатлений? И спиритуализм отвечает на тот самый роковой вопрос, на который не в состоянии ответить материализм: почему именно сознание всегда только есть, что оно есть, и никогда не является сущим, как содержание другого бытия?"(1994, с.с. 216, 217-218). Таким способом Несмелов самостоятельно решает основной вопрос философии - о соотношении духа и материи, - и тем самым точно обозначает место своего гнозиса в чисто философском плане, координирующим не только философскую систему Несмелова, но и всю русскую духовную философию, в объёме европейского философского мировоззрения. Исключительно важно с этой стороны, что когнитивное отождествление идеализма (спиритуализма) с материализмом в постижении Несмелова ставит последнюю, как и русскую духовную доктрину, в жесткую конфронтацию с советской идеологией В.И. Ульянова-Ленина - философией воинствующего материализма, базирующейся на враждебном размежевании идеализма и материализма.