Человек, личность, духовность
Шрифт:
Несмелов начинает с утверждения, что загадка человека требует для своего разрешения иной духовной атмосферы, иного ноуменального (сознательного) потенциала, а это есть религиозное пространство с нравственными координатами и это есть Бог, несущий в себе когнитивное наполнение, как выраженная самофактическая данность человека, но не как богословская данность для человека. Философ объясняет: "Если бы на основании сознания о себе человек определил себя, как свободно-разумную личность, то в этом случае он сказал бы очевидную для себя неправду, потому что на самом-то деле он существует лишь в качестве простой вещи мира. Но если бы, на основании условий своего действительнаго существования, он определил себя в качестве простой вещи мира, то и в этом случае он сказал бы очевидную для себя неправду, потому что на самом-то деле он необходимо сознаёт себя, как свободно-разумную личность. В разрешении этого именно противоречия между природой бытия и природой человеческого сознания и возникает психологически необходимое сознание реального бытия Бога, как объективного первообраза человеческой личности, и в этом сознании человек получает единственную возможность без всяких противоречий мыслить и определить себя, как такую вещь физическаго мира, которая является в мире действительным образом Бога. Это психологически необходимое мышление и определение себя чрез действительное бытие Бога логически является для человека единственным объяснением, в котором действительно объясняется человек, потому что в этом объяснении не отрицается ни факт самосознания ради истины бытия, ни факт бытия ради истины самосознания, так что оно
Итак, Бог в образе религиозного тела человека качественно антиподален Богу богословия и церковной парадигмы, и у Несмелова нет Бога-Владыки и Бога-Господина, а есть Бог-первообраз и Бог-образ, - чисто человеческие символы, имеющие смысл только в индивидуальном поле личности. Первообраз - это метафора рождения человека: вместе с материалом личности, получаемым при появлении на свет, человек имеет свой первообраз, который затем переходит в образ. Бог-первообраз– Бог-образ в сочленённом виде обозначает не что иное, как человеческую судьбу, но развёрнутая не в материалистическом, а в религиозном пространстве, то есть там, где объективно выявляется истинная ценность личности: если образ нравственно, а значит, божественно, выше первообраза, то человек имеет право на бессмертие, но если первообраз превосходит по своим божественным исходным качествам завершающий образ, то человек обречён на смерть. Такова фабула, но не разгадка, ибо у загадки человека не может быть решения; тайна человека или мистерия противоречия личности и человека не подлежит постижению: её необходимо разгадывать, но запрещено отгадывать. (Отвлекаясь несколько в сторону, следует дополнить, что "загадка человека" есть диагностический критерий русской духовной баллады и коренная русская духовная заповедь, которую впервые на философском языке произнёс В.С. Соловьёв: "Человеческое я безусловно в возможности и ничтожно в действительности. В этом противоречии зло и страдание, в этом - несвобода, внутреннее рабство человека. Освобождение от этого рабства может состоять только в достижении того безусловного содержания, той полноты бытия, которая утверждается бесконечным стремлением человеческого я. "Познайте истину, и истина сделает вас свободными" (1999, с. 48-49). Постижение Несмелова можно рассматривать, как первую и смелую попытку разгадать эту великую русскую мистерию)
Блистательно открыв в Боге религиозное тело человека и не менее гениально определившись с полем, где это тело выступает главным действующим лицом, Несмелов вполне логично выставляет религию ведущим духовным средством для достижения "действительной истины" о человеке. Но здесь у русского философа сказался наследственный порок всей русской духовной философии - методологическая неопределённость, влекущая за собой неразборчивость и путаницу в методических средствах, (Характерное для русской творческой мысли положение в этом ракурсе можно проиллюстрировать на примере одного из наиболее ярких русских мыслителей Н.А. Бердяева, который в своём откровении признавал; "Во мне нет того, что называют обдумыванием, дискурсивным, выводным мышлением, нет систематической, логической связи мысли. Я, в сущности, не могу развивать своей мысли, доказывать. Анализ сравнительно слабая сторона моей мысли. Я мыслитель типа исключительно интуитивно-синтетического"(1991, с. 221). Урождённая методологическая слабость, показывающая себя в несистематичности признаковой базы и неоднозначности диагностических критериев, в той или иной мере допустимых в гносеологических суждениях, но нетерпимых в методической сфере, проявилась у Несмелова в отсутствии чётких разграничений полей предикации философии и религии. Перекрытие и дублирование смысловых ореолов этих форм творческого духа повлекло за собой самый крупный изъян русской концепции Несмелова.
Поставив целью для религии положительное разгадывание загадки человека, Несмелов выводит философию с принципиально аналогичным назначением: "...философия является специальною наукою о человеке - не как о зоологическом экземпляре, а как о носителе разумных основ и выразителе идеальных целей жизни" и добавляет: "...убежать от философии значит тоже самое, что и убежать от сознания себя самого". Вместе с тем Несмелов вовсе не отождествляет религию и философию и под знаком различия формулирует: "Следовательно, предметом метафизики является непосредственное основание и выражение религии, и потому метафизика необходимо является критическим исследованием религии только в интересах познания ея истинности". Таким образом, исследуя религию с целью выяснения её истинности, философия, будучи мерилом истинности, даёт определение религии. Тем самым Несмелов отвергает суждение Гегеля о том, что религия может обойтись без философии, но философия не может быть без религии, - у русского философа, как видно, приняты обратные соотношения. Несмелов пишет: "Философия непосредственно выходит из факта противоречия между идеальной природой человеческой личности и физическим содержанием человеческой жизни.. Религия выходит из объяснения этого факта в признании связи человеческой личности с бытием безусловной личности Бога" (1994, с.с. 317, 400).
Стало быть, религия выходит вторичным моментом по отношению к философии, хотя и расположена как бы этажом выше, но генетически производна, ибо для объяснения факта (религия) необходимо наличие факта (философия); в такой схеме религия становится теорией философии, и притом, что истинность религии определяет философия, тобто фактическая база. Это означает, что критериум истинности исходит из практики и зиждется на фактах, - основополагающий принцип материалистического познания. Методическая неразборчивость состоит в том, что отношения идеальной природы выводятся способом, предназначенным для проблематики материалистического толка. А между тем Несмелов, рассуждая о возможностях философии и упоминая Аристотеля, очень близко подошёл к сути аристотелевской философии, которая посредством логики показывала духовные элементы человека через материальные органы и в натурфилософском освещении. Именно это освещение на полную мощность было включено в немецкой концепции человека, где человек дан во всей полноте философского тела, и именно благодаря этому человек стал послушным рупором человечества. Несмелов так и не сделал столь напрашивающегося в его силлогистике вывода о том, что в области подлинной религии, в области человека, философия суть оправдание, а не определение религии, а по-другому: философия есть метод религии.
Отрыв метода от идеи и абсолютизация метода (характерная черта материалистического системного подхода) привели Несмелова к роковому убеждению в том, что противоречие человека, загадка человека, принципиально разрешима философским путём, и в готовых философских системах он видел "единственное объяснение, в котором действительно объясняется человек", а системой, единственно способной дать это объяснение, определено христианство. В этой интроспекции проявился отход Несмелова от своего радикального постижения о недоступности для современного познания загадки человека. Непостижимость человека, как и любая иная форма недостаточности разума, не может входить в когнитивный круг рационалистического мышления, ибо не охватывается постулатом о всемогуществе разума, данного в рациональном виде. Что не подвластно разуму, того не существует, - такова красная нить современной системы знаний, ведущая своё начало от античного познания, и она служит основной диагностической чертой классической миростояния в материалистической парадигме человечества. А то, что существует в идее, необходимо должно быть в существовании бытия, а потому все материалистические методы нацелены на зону наблюдаемости, где нет места иной идеологии всемогущества разума, идеально имеющей себя в том, что понимание непостижимости– это факт разума и в этом факте разум черпает себя самого и находит свои основания для самоопределения, а также в этом плане находится оправдание веры. Итак, непостижимость - это житница разума. В заключительной части своего изумительного исследования Несмелов смещается в поле материалистического познания, и в силу этого обстоятельства вынуждается решать проблему постижимости загадки человека, где для этой цели, как он указывает, "...может служить только философское познание христианства, как действительнаго откровения и осуществления вечной истины о человеке", а вся мудрость человекознания склонилась к суждению "О том, что христианство есть Божие откровение вечной истины о человеке и что оно есть богочеловеческое создание Христом единственнаго пути к фактическому осуществлению этой истины" (1994, с. 319).
Идея всего новаторского глубокомыслия русского философа свёрнута в одном, широко им раскрытом, силлогизме о том, что всё божеское содержание, включая сюда и христианство как особую философскую систему, происходит от идеальной содержательности человека, а это означает, что истина христианства раскрывается в истине человека, но отнюдь не наоборот. Поддавшись материалистическим наущениям, Несмелов действует как раз с позиции этого "наоборот", приводящего к тому, что истина христианства положена в основу истины человека. Поскольку философское истолкование христианства обнажает в основе системы церковную веру, и, как трактует Несмелов, "...в содержании этой именно церковной веры заключается единственное решение загадки о человеке", постольку религиозный аспект человека вытесняется вероборческой богословской темой. В этом видится резкое тематическое расхождение между первым и вторым томами монографии В.И. Несмелова "Наука о человеке", и причина того, что идейное содержание второй части труда редуцировало к установке: "Необходимо требуется выяснить, на что именно опирается вера в истину христианства". Соответственно с тематической очевидно являет себя и методологическая аберрация творческого духа философа в этом томе, где Несмелов культивирует следующий подход: "Если те основания, на которых утверждается вера в истину христианства, представляют из себя достоверныя познания бесспорных фактов, то и вера в истину христианства окажется не только логически возможной верой, и даже не только научно-состоятельной верой, но именно верой истинной" (1994, с. 408; т.2, с.с. 5, 3). Известно, что материалистический принцип наблюдаемости незыблемо базируется на "достоверном познании бесспорных фактов", а в духовной сфере Несмелов выводит из этого принципа ещё и фантастическую несуразицу: "логически возможную веру".
Н.А. Бердяев справедливо назвал книгу Несмелова "философским оправданием христианства", но относится это только ко второй части, а со стороны религиозного, а не философского, осмысления это оправдание христианства проводится в противовес блистательным открытиям первой части. Должно понимать, что в сочинении Несмелова наличествует Бог двух генераций: в первом томе сотворяется Бог, как воплощённая человеческая сущность (но никак не "человекобожие"!), - идеальный религиозный Бог, во втором томе оправдывается Бог как верховная Единосущность, - реальный философский Бог. А в итоге решение загадки человека Несмелов ищет в системе, где человек дан в образе покорного раба Божия, смиренного перед самодержавным всемогущим началом, а в качестве решения ("отгадки") эта система принята в полном спектре христианских институций - искупления, воскрешения, спасения. Особый упор сделан на самую обширную церковную энциклику - парадигму грехопадения. Человек существует в силу наличия своего естественного противоречия и в связи с этим же противоречием обладает осознанием своей идеальной сущности, что называется Богом, - в этом суть credo учения Несмелова по первому тому, и в данном credo нет места ни грехам, ни падению. В библейской парадигме грехопадению принадлежит важнейшая роль исторического перелома: до этого перелома люди жили в условиях, как указывает Несмелов, "первобытной гармонии мирового бытия с предвечным планом божественного миротворения", и, как он же разъясняет: "В качестве свободно-разумных деятелей, они могли находиться и действительно находились в живом, непосредственном отношении к божественному Духу, а в качестве материальных существ они могли быть и действительно были естественными посредниками между Богом и материальным миром; потому что материальный мир, создавший и поддерживавший их физическую природу, служил в них целям духовного развития и нравственнаго усовершенствования, значит - он был участником их жизненного служения Богу, и значит - он вступал через них в живое общение с Богом и одухотворился в них" (1994, т.2, с.252)
Следовательно, догреховные люди не обладали противоречием физических условий жизни и идеальной природой личности, тобто они не жили, а, значит, не было и Бога. Отсюда следует логический вывод, что грехопадение отдало людей во власть стихийного физического бытия и, следовательно, явилось причиной появления противоречия человека, а, таким образом, Бог появился после грехопадения, равно как и загадка человека стала результатом грехопадения. Потому путь к разгадке тайны человека должен быть направлен назад в библейскую древность, поэтому епископ Антоний в своём отзыве на работу Несмелова считает себя вправе, несколько видоизменяя изречение Несмелова, провозгласить, "что только Библия объяснила загадку человеческой личности...". Но если загадка человека разрешена в Библии, то казанский профессор, "разгадавший тайну человека" предстаёт не менее, чем плагиатором. Подобные соотношения выводов первого и второго томов труда В.И. Несмелова, приводящие к абсурду, никак не случайны и не единичны, а закономерно порождены сутью методологического подхода автора, при котором чисто идеальное религиозное явление человека разрешаются философской системой христианства, входящей в структуру материалистической парадигмы человечества.
Современная Несмелову русская философская элита, созидающая вершины и глубины богопостигающих истин, относилась с известным скептицизмом, как к церковному христианству, под которым почти всегда понималась западная доктрина, так и к православному официозу. Русский духовный кругозор в то время избавлялась от православной эйфории, навеянной славянофилами и Достоевским; у Бердяева имеется выражение: "Можно было бы сказать, что христианство исторически не христианского происхождения". Во всяком случае, исторический опыт христианства вовсе не свидетельствует в пользу того, что оно владеет тайной человека. Русскую духовную философию не могли заинтересовать богословские упражнения Несмелова, и она, совершенно несправедливо, вторым томом "Науки о человеке" дезавуировала первый том, - этим объясняется тот поразительный факт, о котором сообщалось ранее: восторженно встреченный такими светилами, как епископ Антоний (Храповицкий) и Н.А. Бердяев, эпохальный труд казанского философа, по существу, остался втуне.. Ошибка русской философии состоит в том, что, нейтрализовав антропософскую ценность умозрения Несмелова его богословской мудростью, она лишила своё последующее изучение человека систематического характера, и знания о человеке утратили концептуальную стройность, а разрозненные постижения человека, совершаемые вне противоречия человека как научного закона, зачастую имеют вид дублирования или немотивированных открытий. Так, к примеру, С.Л. Франк, - следующий за Несмеловым великий творец русской концепции человека, - даже заново открывает несмеловский закон противоречия человека: "И можно парадоксальным образом сказать: он есть человек - в отличие от животного - именно лишь поскольку он сознаёт или, по крайней мере, смутно чувствует это несоответствие "только человеческой" своей природы своему истинному существу" (1965,с.273). Точно также великая интуиция В.С. Соловьёва, приведенная ранее, не превратилась в генератор нововведений, а осталась номенклатурной философской максимой.