Человек, личность, духовность
Шрифт:
Таким образом, одна и та же кардинальная дилемма, решение которой дано Фихте в форме, отвергающей базисную основу системы философской культуры, преподносится Несмеловым в изящном решении, утверждающим и укрепляющим коренной замысел философской культуры. Подобной идеологией Несмелов обрабатывает противоречивую сущность человека, придавая конкретные смыслы широкоохватному закону противоречия. В фундаменте этих смыслов лежит положение, что противоречие не есть изъян логики, а суть эмпирический факт. Дух противоречив по самой своей природе и это свойство он передаёт во все свои формы, виды, модификации, - в разум, веру, волю и прочая. Противоречие выталкивает сознание из самого себя, - Фейербах назвал это любовью, - противоречие притягивает дух к материи и противоречие же создаёт ту "живую силу", которая, по словам Несмелова, обладает "творчеством всяких действий и противодействий" в области сознания. Чем более утончённее и изощрённее выступает противоречие, тем выше по ценностной планке поднимается дух. Противоречивость каждого природного движения - трюизм, а материализм, верный своей привычке узурпировать идеалистические отношения, неимоверно здесь преуспел, превратив противоречивость, данную духом, в единство и борьбу противоположностей и в борьбу за существование Противоречивость есть врождённая характеристика, но и дух, прежде всего, ищет противоречие, сомнения, и в этом качестве он - мысль. Итак, исследование Несмелова можно отнести к числу редких сочинений в русской духовной философии, где метод осмыслен как метод (тобто, способ познания) и как метод извлечён из предмета познания, то есть человека. Вооруженный методом, как средством достижения истины, Несмелов смог в первой части своей "Науки о человеке" дать полную антропософскую
Психологически выведенная Несмеловым фигура человека как единственной причины и цели самого себя, в которой дух выразил себя в максимально возможной доле противоречивости, должна быть прочувствована как опорная конструкция, то есть как предмет познания или как образ человека в качестве философского тела, - исходного пункта антропософии. Однако способ Несмелова выходит за пределы фиксации этого пункта и значительно увеличивает понятийный простор человека: человек, понятый как причина самого себя, сливается с общеприродным принципом Спинозы - causa sui. "Причина себя" Спинозы, давшая начало фундаментальной идее о саморазвитии природного вещества, и воплощённая в пульсационной концепции естествознания, важна тем, что выступает в пульсационном разрезе как конституция свойства противоречия, тобто главной особенности духа, и этим самым подводит человека под юрисдикцию пульсационной идеологии. Противоречивость, давшая миру дух или, наоборот, дух, давший миру противоречивость, имеет своё онтологическое лицо в пульсационном процессе, объективирующем связь родственных противоречий, и в представлении Несмелова выявляет оригинальное научное доказательство того, что человек есть природное тело: человек не потому суть часть природы, что состоит из природных веществ, а человек есть природа, поскольку определён causa sui. В традиционных философско-богословских кругах проблема человека как природного тела, по существу, лишь ставилась, но не решалась соответственно своему содержанию, а всегда редуцировалась к проблеме иного свойства - о первичности и вторичности человека в природе.
Causa sui Несмелова лишает всякого смысла постановку подобных проблем, как бессмысленно решать вопрос о первичности правой или левой ноги (становится ясно, откуда идут флюиды радикальных взглядов В.И. Вернадского на происхождение жизни, шокировавших в своё время академическую науку). Русская концепция человека, выведя человека в режиме causa sui, неизмеримо обогатилась за счёт естественноприродного материала, и, прежде всего, благодаря творениям представителей русского естествознания - русского течения дарвинизма и докучаевского почвоведения. Этот объективный факт, однако, не нашёл отражения в русской философии, затопленной в послебольшевистский период идеологическим потопом ленинизма, а между тем ничем, как глубокой связью русского естествознания и философии, нельзя объяснить внезапные протуберанцевидные всплески идей и мыслей русских творцов естественных знаний, которые никак не вязались с общим материалистическим духом русской науки, но находили свои прообразы в русской духовной мысли. Как бы не было, но выведение Несмеловым сущностной основы человека через causa sui положило в фундамент русской концепции человека такие мощные монолиты как пульсационная гипотеза Н.Е. Мартьянова и теория биосферы В.И. Вернадского. В этом состоит ещё одно ключевое отличие русской модели от немецкого макета, который не обладал подобным научноестественным аргументом. В антропософской плоскости это положение когнитивно расширило антропософскую аксиому Фихте, а само понятие человека как философского тела объёмно увеличилось.
Очищая злободневную проблему духа от некорректной редукции, Несмелов вместе с тем выставляет в качестве краеугольного камня своей концепции великую истину Фихте о единстве человека как сущего этого мира: "На самом же деле проблема духа есть прежде всего проблема человеческой личности, и заключается эта проблема не в объяснении явлений сознания, откуда и как возникают эти явления, а в объяснении того замечательного факта, что человек не в каких-нибудь умозаключениях и выводах предполагает объективное существование идеального мира, а в себе самом непосредственно сознаёт действительное существование двух разных миров - чувственного и сверхчувственного, физического и духовного"(1994, с. 262). Противоречие материального и идеального миров относится к редкому числу наиболее стойких гностицизмов, и оно одинаково выражено на крайних полюсах идеологического расхождения: человек как биологическое и социальное в системе ленинизма и человек как плоть и дух в клерикальных системах. Особо важную роль в земной истории играли и играют те воззрения, где это противоречие обращено в свой отрицательный двойник - противодействие, которым генерируются многие морально-нравственные догматы и даже исполняются своего рода мерила духовной эволюции. Косность данного уложения была преодолена в немецкой концепции и, не отвергая достоверности факта самого противоречия реального и идеального, Фихте и Фейербах заложили в основоположение человека иное противоречие - отношение внутреннего мира, отношение веры и разума. В этом плане определился достаточно чёткий критерий разделения человека: с одной стороны, представитель материалистического мира - противоречие души и тела, с другой стороны, выразитель идеалистического лагеря - противоречие веры и разума. Не должно вызывать удивление то, что в материалистическое понимание человека включается принципиальный евангелический дуализм души и тела, ибо в основе схоластического антагонизма лежит типично материалистический приём. Материалистическая (телесная) данность человека представляет собой конструкцию, в основе которой полагаются механизмы моторного действия, и функциональная физиология человеческого тела такова, что все немеханические формы движения исходят или в конечном итоге приходят к кинетической деятельности человека. А важнейшие физиологические и психические функции сконструированы на базе пульсационной механики, и материалистическое естество человека являет собой выразительный макет удивительно скоординированных аппаратов пульсационного действия (дыхание, движение, сердцедеятельность, кровообращение, пищеварение). Следовательно, человеческое тело суть предмет особого назначения со своими специфическими противоречиями-пульсациями.
Противоречия, в которых данная телесная конструкция состоит с духовной организацией, академической теологией объявляются кардинальными для человека через представления о грехе. Грехопадение человека в религиозной науке занимает место центрального стержня, на который наматываются все исторические, психологические, нравственные и мировоззренческие нити человека, а источником греха однозначно выводится тело. Отсюда происходит враждебное отношение души к телу, ибо, как отмечает Несмелов по поводу грехопадения человека, "...что его падение осуществило в нём то роковое противоречие тела и духа, который как наличный закон его греховной природы, подчинило его физическому закону греха..."(1994, т.2, с.258). Однако физический закон греха не может быть телесным законом, ибо пульсационный ритм функционирования тела, во-первых, не определяет ритм греха, а, во-вторых, по всем материалистическим законам телесное пульсирующее вещество не может входить во взаимодействие со столь кардинально отличной субстанцией души, подобно тому, как звук скрипки не может контактировать со светом звезды. Значит, таким образом, тело не может быть источником греха, а этот последний производится, располагается и вытекает из духовной сферы; грех суть явление не тела, но души, и греховно не тело, а грехоносна душа, тобто грех есть особое состояние сознания. Итак, противоречие души и тела канонически было утверждено в церковной догматике по всем правилам материалистического метода непримиримого противоборства согласно принципу "или-или". Известный русский эстет Д.С. Мережковский высказался полно: "Историческое христианство усилило один из двух мистических полюсов святости в ущерб другому - именно полюс отрицательный в ущерб положительному - святость духа в ущерб святости плоти: дух был понят, как нечто не полярно-противоположное плоти, и, следовательно, всё-таки утверждающее, а как нечто совершенно отрицающее плоть, как бесплотное. Бесплотное и есть для исторического христианства духовное и, вместе с тем, "чистое", "доброе", "святое", "божеское", а плотское - "нечистое", "зло", "грешное", "дьявольское". Получилось бесконечное раздвоение, безвыходное противоречие между плотью и духом, то самое, от которого погиб и дохристианский мир, с той лишь разницей, что там, в язычестве, религия пыталась выйти из этого противоречия утверждением плоти в ущерб духу, а здесь, в христианстве, наоборот - утверждение духа в ущерб плоти" (1965,с.97).
Таким образом, в свете пульсационного понимания принципа противоречивости как связи родственных противоположностей традиционная схема грехопадения делается религиозно несостоятельной. Её несовершенство выявляется не только с этой методологической стороны, - Мережковскому удалось показать ущербность догмата грехопадения, то есть враждебность души и тела, с гносеологической стороны, в призме основной материалистической максимы "жизнь-смерть": "В историческом христианстве...смерть есть жизнь, и жизнь есть смерть; смерть для смерти, и жизнь для смерти - ничего кроме смерти. Отрицание жизни и есть бессмертие: отрицание плоти и есть дух; отрицание для отрицания; одно чистое отрицание без всякого утверждения. Вместо живого диалектического, которое дано в учении Христа: тезис - плоть, антитезис - дух, синтез - "духовная плоть", в историческом христианстве получилось только мёртвое логическое тождество - получилась бесплотная святость вместо святой плоти, бесплотная духовность вместо духовной плоти" (1965,с.97-98). Поэтому прав Бердяев, заявивший: "Дуализм человеческой природы, дуализм высшей в нём природы, природы не от мира сего, и низшей природы мира сего, дуализм богоподобия и звероподобия не есть дуализм души и тела, духовного и материального. Нельзя ведь сказать, что человек своей душой принадлежит к миру божественному, а телом к миру животному, что всё в нём духовное от иного мира, а всё матерьяльное от этого мира. Душа и тело, духовное и матерьяльное двойственны в человеке и одинаково принадлежат двум мирам" (1994, с. 37-38).
Именно в этом регистре решает это противоречие Несмелов: считая его основным противоречием бытия человеческой жизни, русский мыслитель не пытается вывести из него какую-либо истину, предварительно объективировав противоречие на противостоящие элементы, а ставит его в безраздельно цельном виде в качестве действительного факта жизни, образующего экзистенциальную базу человека. Несмелов не делает из этого противоречия проблемы, поставив её в эмпирическую позу, но вместе с тем вводит этот фактор в экзистенцию человека, указав на то, что к своему телу человек относится точно так же, как к своей душе, тобто индивидуально личностно, как своей собственной материи. Этот подход спонтанно приводит к единству души и тела, только как к реально существующей и материально действующей общности, где душа переживает всё, что совершается с телом, а тело всегда сопричастно душевным явлениям. Несмелов писал: "В силу же этого необходимаго переживания человеком различных состояний и движений физическаго организма, как своих собственных, жизнь человеческой личности, очевидно, связывается с физической жизнию организма в одну неразрывную, а в силу сознания этого единства жизни личность естественно и необходимо утверждает существование организма как своё собственное"(1994, с. 220). Итак, русский и немецкие мыслители пришли к общему, парадигмально важному условию познания человека: не отвергая противоречия душа-тело, как материалистического знака человека, в русло основополагания человека они кладут иное, чисто внутреннее противоречие. В немецкой концепции противоречие душа-тело просто устранено с руководящих позиций, а Фейербах идеей личного Бога, по сути дела, лишил эту проблему её тематики, но несравненно более тонким и ноуменально глубоким способом решает эту задачу В.И. Несмелов.
Творческая поступь русского мыслителя и его метод состоит в том, что, взяв в первой части своей работы, основное противоречие в качестве единства-тождества, во второй части Несмелов оборачивает его другой стороны - различием-разделением, и приходит к противоречию нового качества. Казанский философ пишет: "В действительности человек лишь в сознании свободен, на самом же деле ему с большим трудом приходится завоёвывать себе свободу, и на самом деле существует гораздо больше оснований для отрицания в человеке свободы воли, нежели в пользу утверждения ея. И в действительности человек только сознаёт себя в качестве цели для себя, на самом же деле он стоит в механически-необходимых отношениях к внешнему миру и, по силе этих необходимых отношений, он живёт не как цель для себя, а как средство для осуществления неведомых целей мира. Это несомненно противоречие самосознания и действительности естественно заставляет подозревать, что самосознание показывает человеку неправду, что оно не выражает в себе действительной природы человека. Если в самом деле человек есть то, чем он сознаёт себя, то почему же в таком случае он является не тем, что он действительно есть?"(1994, с. 199).Это и есть тот распроклятый вопрос, который обязана разъяснять каждая концепция человека.
Этот вопрос, как и любой другой per se, являет собой момент определённого отвлечения и выступает продуктом более или менее выраженной абстрагирующей деятельности ума, соответствующим образом выводящего предмет за пределы реального состояния. Сообразно этому и все объясняющие ответы имеют вид тех же отвлечений и творческих рассуждений, как прекрасно проиллюстрировал И. Фихте в своём обстоятельном обзоре. Несмелов коренным образом нарушает эту традицию и ликвидирует сам вопрос тем, что переводит его в эмпирически существующую данность, а вопросительная форма становится видом формулирования противоречия. Противоречие между возможностями духовной природы человека и его действительным становлением в жизни вовсе не есть следствие какой-то внешней причины или результатом внутренних несообразностей, - оно, это противоречие, суть закон экзистенции человека, и в авторском изложении он звучит таким образом: "Но осуществить себя в природном содержании своей же собственной личности ни один человек на самом деле не в состоянии" (выделено мною - Г.Г.).Таким образом, то противоречие души и тела, которое является основным, поскольку всеобще охватывает в единство все иные противоречия, а потому делает их подчинёнными, образует из себя форму для содержания, несущего одновременно человека - владельца своего духа и человека - владельца своего тела, качественная природа которых несоизмерима. A priori все приоритеты отдаются человеку-духу, но в жизнь он является через тело, которое подвержено законам недуховного мира. Несмелов разъясняет: "Отсюда же в сознании и жизни каждаго человека необходимо возникает роковое противоречие: те явления жизни, которыя определяются духовной природой человеческой личности, считаются долженствующими быть, а на самом деле не существуют, - те же явления жизни, которыя определяются физической природой организма, считаются не долженствующими быть, а на самом деле существуют, - и человек никогда не может сделать себя тем, чем он должен быть, потому что ради этого ему пришлось бы перестать быть тем, что он есть, т.е. значит, - ему вообще пришлось бы перестать быть". Итак, эмпирическая действительность человека состоит из реальности противоречия между тем, что есть, и тем, что должно быть; между реальным и идеальным, и, наконец, между актуальным сознанием и потенциальным сознанием. И Несмелов резюмирует: "Поэтому конечным результатом науки о человеке в сущности является только неразрешимая загадка о нём: как он (человек - Г.Г.) мог появиться в мире, когда природою своей личности он необходимо отрицает мир и, поскольку действительно отрицает его, сам в свою очередь необходимо отрицается миром?"(1994, с.с. 242, 244, 372)
Противоречие человека названо Несмеловым "фактическим противоречием мира и личности"" и "противоречием самосознания и жизни", однако в формальном дефинитивном плане эта титулизация нисколько не адекватизируется с богатством внутреннего смыслового содержания, ибо она не показывает когнитивной информативности в сравнении с классическим фихте-фейербаховским противоречием человека по схеме вера-разум, и потому лишена антропософской нагрузки, а к тому же она неправомерна с формальнологической стороны, ибо напрямую соотносит атрибуты несоразмерной природы - материю и сознание. Методологическая строгость требует, чтобы сознание коррелировалось с материей, но данной в знаках сознания, и, напротив, материя может быть привязана к сознанию, но в спектре материи, и в таком плане для терминов Несмелова главное заключено в определении материальных фигур "мира", "жизни" в значениях сознания. Противоречие человека в концепции Несмелова слагается из отношения двух видов сознания - сознания Я и самосознания, которые раскрываются ещё в форме безличного сознания в качестве "вещи для других вещей" и личности в качестве "цели для себя самой". Обоснование наличия этих компонентов и характеристики их связей, положенных в гносеологическую основу концепции, относится к наиболее выдающимся достижениям русского философа. Дуализм сознания, данный Несмеловым, имея в виду общие конечные результаты, возможно уподобить фихтевскому дуализму Я-яйность и Я-есмь, и это действительно есть одно явление, открытое самостоятельно двумя философами, а потому их откровения не дублируют друг друга, а взаимно дополняют, хотя в некоторых моментах суждения Несмелова прямо следуют по следам своего философского предтечи, - вот, к примеру, как Несмелов представляет положение, которое у Фихте названо взаимоположением Я и не-Я: "Но если бы можно было бы удалить из сознания всю сумму тех фактов из содержания которых слагается мыслимое содержание не-Я, то вместе с этими фактами необходимо исчезли и все факты чувствований и все поводы хотений и живое Я человека необходимо превратилось бы в ничто" (1994, с. 203).