Человек неразумный
Шрифт:
Во время урока в школе для вундеркиндов он старался как мог. В непрофессиональной аудитории можно было позволить себе роскошь свободной импровизации. Говорил с подъёмом, обильно пересыпая речь словечками из студенческого жаргона. Анна сидела за столиком на последнем ряду и улыбалась. Вдохновлённый этой улыбкой Заломов попытался широкими мазками набросать картину генной регуляции у многоклеточных. Особое внимание уделил проблеме содержания в геноме большого количества негенного материала. Более того, он даже позволил себе некоторые фантазии относительно назначения этой вроде бы лишней ДНК. И чем смелее он фантазировал, тем ярче сверкали глаза учеников, и тем серьёзнее становилось лицо молодой учительницы на последнем ряду. «Интересный парень, – думала Анна, следя за лёгким полётом мыслей Заломова, – с виду, можно сказать, никакой, но как хочется узнать о нём побольше. Вот и школьнички мои уже им очарованы.
После урока Анна завела Заломова в пустую классную комнату.
– Прежде всего, Владислав, позвольте мне называть вас Владом. Тяжеловесное древнеславянское имя вам явно не подходит.
– Ради бога, Анна. Честно сказать, оно и мне не нравится.
– Прекрасно. Так вот, Влад, сомнений нет, у вас явный педагогический дар. Вам удалось подкупающе просто изложить ужасно сложный материал.
– Спасибо, Анна, а, между прочим, не заинтересовал ли этот материал и вас самих?
– Признаюсь, ужасно заинтересовал. Слушая вас, я поняла, что сделать из мухи слона не так уж невозможно. Нужно лишь изменить уровень работы нескольких ключевых генов. До меня вдруг дошло, какая власть может быть дана одному способному, энергичному и смелому генетику.
– Вы любите власть? – снагличал Заломов.
Недоумение застыло на побледневшем лице девушки. Она лихорадочно сканировала свою память, пытаясь отыскать в её глубинах ответ на этот неожиданный вопрос. «Пожалуй, власть для меня, действительно, небезразлична», – подумала она, вспомнив, как мать недавно назвала её характер деспотичным. Мысли Анны на мгновенье коснулись того инцидента: «Конечно, мать слегка перебрала. Я могу согласиться, что мой характер жестковат, что я, пожалуй, слишком требовательна к близким, но это всё же лучше, чем вообще не иметь характера». После краткой задержки она ответила:
– Ох, ради бога, Влад, извините за неудачные слова. Лучше расскажите что-нибудь о вашей работе, о ваших достижениях и планах. А впрочем, я всё равно ничего не пойму. Сначала дайте мне что-нибудь почитать. Какие-нибудь обзоры, полупопулярные и даже популярные книжки. Ну, вы понимаете, что я имею в виду.
– ОК. Я могу дать вам кое-что хоть сейчас.
Заломов извлёк из своей объёмистой сумки пару книг, несколько журналов и оттисков.
– Вот вам информация для затравки.
– Благодарю вас, – улыбнулась Анна, и в её голосе он уловил призывно звучащий грудной тембр.
Заломов вышел на улицу и направился к лесной тропинке, ведущей к Институту. При входе в лес обернулся – Анна стояла у окна классной комнаты и улыбалась. Он махнул ей рукой – она ответила тем же. Душа Владислава запела, и её радостный настрой не могла испортить даже нелепая метель, разыгравшаяся прошлой ночью. Нежданный снег запорошил и весенние цветы, и стрелки хвощей, и ожившие было муравейники. Вдруг он уловил слабый, но очень приятный цветочный аромат – возле лесной дорожки стояла, широко разбросав свои чёрные ломкие ветви, приземистая черёмуха; грозди её цветов были накрыты аккуратными колпачками из снега. «Ага, вот и причина внезапного похолодания – черёмуха зацвела, – усмехнулся Заломов, вспомнив это замечательное свидетельство народной мудрости. – Ведь ясно же, что сезон цветения черёмухи просто совпадает с периодом частых «возвратов холодов», но народ (который якобы всегда прав) усмотрел тут причинно-следственную связь. Впрочем, для невежественного крестьянина такая логика вполне обычна, но почему в необыкновенное (даже сверхъестественное) холодильное свойство цветущей черёмухи верят многие хорошо образованные люди, особенно, женщины? Как это у них получается? И вообще, что заставляет шикарных столичных дам с университетским образованием верить во что угодно? Особенно популярен у них миф о таинственной биоэнергии, которую якобы можно терять или приобретать при контактах с людьми, домашними животными, деревьями, комнатными растениями и даже камнями». С этими мыслями Заломов подошёл к Институту. На гладкой заснеженной поверхности институтского газона стояли, как бокалы с вином на белой скатерти, замороженные красные и жёлтые тюльпаны.
УЧЁНЫЙ СОВЕТ
В институтском вестибюле висело объявление, приглашавшее сотрудников в три часа на заседание Учёного совета. Единственным пунктом его программы был доклад члена-корреспондента М.И.Пивоварова – «О влиянии кратковременной холодовой обработки на экспрессию генов млекопитающих». Тема доклада заинтересовала Заломова. Без пяти три он уже сидел в конференц-зале и разглядывал одиноко висящий на стене большой портрет недавно умершего академика Желтухова – выдающегося генетика, когда-то сосланного всевластным Трофимом Лысенко в Среднюю Азию учить чабанов разводить шелковичных червей.
Пока Заломов перебирал в памяти основные вехи научной
Учёный муж, занявший место слева от председателя, имел весьма импозантную внешность – выбритый до блеска череп, чёрная с проседью борода веником и огромный рост при соответственной комплекции. Такими принято изображать в детских книжках капитанов и боцманов пиратских кораблей, не хватало разве кривого ножа в жёлтых прокуренных зубах. Однако должность бородача была самой мирной – он был институтским учёным секретарём. Титул «учёный секретарь» у Заломова почему-то ассоциировался с пушкинским «кот учёный», в обоих словосочетаниях слышалось нечто несерьёзное. Правда, он знал, что маститые учёные считают должность учёного секретаря весьма значительной, но почему они так считают, Заломову ещё было неясно.
Вдруг в зал энергично вкатился маленький, седенький и весь какой-то скукоженный старичок. Не поднимая головы, он быстро вскарабкался на подиум и сел левее учёного секретаря. Сразу после этого директор встал и объявил: «Марат Иванович, просим порадовать нас вашими очередными достижениями. Надеюсь, тридцати минут вам хватит?» – «Хватит и того меньше!» – бодро отозвался скукоженный старичок и проворно запрыгнул на трибуну. Он выразительно откашлялся, стукнул пару раз по микрофону, подпёр левой рукой подбородок и заговорил удивительно проникновенным, доверительным тоном. «Вот он пивоваровский интим!» – услышал Заломов громкую реплику усатого пожилого мужчины, который сидел вблизи задней двери конференц-зала и бесцеремонно курил. Голубой дымок от его папиросы красиво струился над головами сотрудников.
Заломова слегка удивило высокое мнение Марата Ивановича о себе. Уже в начале доклада он со смущённой улыбкой поведал, что многие отечественные организации и даже некоторые зарубежные фирмы «норовят вырвать» из его рук «свежие, ещё не успевшие остыть результаты». Чуть позже он снова без ложной скромности отметил, что представители крупных медицинских центров стоят в очереди у дверей его кабинета, мечтая заполучить «право первой ночи» на испытание его последних разработок, «способных избавить человечество от непереносимых страданий». Сначала результаты сутулого старичка произвели на Заломова впечатление чего-то маловероятного, но всё-таки возможного. Однако через сорок минут доклада общая масса новизны превысила все разумные пределы. Сотрудники (точнее, молодые сотрудницы) Марата Ивановича работали с линией пегих мышей, у которых по серому меху были разбросаны разной величины белые пятна. Оказалось, что если беременных мышей этой линии поместить на десять минут в морозильную камеру, то их потомки живут чуть дольше матерей. Но это не всё. Из ряда таблиц, диаграмм и фотографий следовало, что у мышей, переживших в чреве матерей краткую искусственную зиму, мех стал чуть гуще. Более того, их мех в целом слегка посветлел, ибо белые пятна на мышиной шкурке стали чуть крупнее. Но самое интересное – новые свойства передались следующему поколению. Все эти удивительные вещи Марат Иванович оттрактовал, как «появление de novo» приспособлений для жизни на Севере. Правда, величина замечательных эффектов не превышала пяти-семи процентов, а полноценная статистическая обработка почему-то отсутствовала. Когда же докладчик заявил, что его «медленно стареющие» мыши отличаются от контрольных единокровок по активности почти каждого из дюжины случайно выбранных ферментов, Заломову пришло на ум, а уж не находится ли он на грандиозном розыгрыше.