Человек, открывший взрыв Вселенной. Жизнь и труд Эдвина Хаббла
Шрифт:
К рождеству здоровье Хаббла улучшилось еще, и вместе с совершенно измученной заботами женой он первый раз решился выехать из Пасадены и провести праздник с семьей Хаксли.
Хабблу все же удалось поработать на новом телескопе. «До инфаркта он успел провести на 5-метровом телескопе всего лишь три сеанса наблюдений и очень хотел работать,— вспоминает Сендидж — Миссис Хаббл была просто в отчаянии, что он стремился на Паломар, и она ездила туда вместе с ним. Казалось, что его здоровье очень хорошее. Я не мог заметить разницы, каким он был до инфаркта и после него. Потом он работал еще, но не очень много наблюдал на Паломаре. У него было всего 2—3 сеанса после болезни... Он несколько снизил активность, но я думаю, что это было по настоянию
Письма Хаксли конца 1949 г. позволяют нам узнать, что еще, кроме болезни и надежд на продолжение работы, волновало тогда Хаббла. Оказалось, это было связано с нашей страной. Трудные времена переживала тогда отечественная наука. В 1948 г. состоялась печально знаменитая сессия ВАСХНИЛ, где Т.Д. Лысенко разгромил советскую биологию. Шли и другие дискуссии, в которых, прикрываясь псевдофилософской и псевдопатриотической фразеологией, мракобесы расправлялись с подлинными учеными. Обо всем этом Хаббл знал, как знали и все, окружающие его.
Вероятно, наша астрономия не была ему близка. За всю свою жизнь Хаббл только дважды сослался на советских авторов — на Б. П. Герасимовича и И. А. Балановского. Хотя бы по одной причине это естественно: он работал в такой области, где состязаться с ним мы не могли. Но Хаббл опасался, как бы гонения, начавшиеся в других науках, не затронули и советских астрономов.
В это время Джулиан Хаксли выпустил книгу о лысенковщине. Олдос Хаксли писал своему брату: «Я прочел твою книгу о Лысенко с огромным интересом. Что за мрачная картина! И, по-видимому, тенденция генетикой не ограничится. Эдвин Хаббл сказал мне, что сейчас имеется партийная установка в астрономии: одна теория происхождения Солнечной системы ортодоксальна, а все остальные нет». В другом письме, сыну, Олдос Хаксли привел слова Хаббла о тех, кто такой ортодоксальной теории не придерживается: «Несомненно, вскоре они разделят судьбу буржуазно-идеалистических менделистов-морганистов в генетике».
На фоне того, что делалось тогда с нашей литературой, искусством, биологией и другими науками положение в астрономии также было тревожным. Уже давно энергичные околонаучные деятели поучали специалистов, где в астрономии материализм и где идеализм. В 1947 г. на совещании по вопросам философии среди прочего А. А. Жданов обрушился на тех, кого интересовали проблемы мира в целом: «...Многие последователи Эйнштейна, перенося результаты исследования законов движения конечной ограниченной области Вселенной на бесконечную Вселенную, договариваются до конечности мира, до ограниченности его во времени и пространстве. А астроном Милн, — иронизировал он,— даже «подсчитал», что мир создан 2 миллиарда лет тому назад». В устах всесильного «знатока» наук и искусств это прозвучало грозным предупреждением. В те годы, вторя ему, многие стали усердно клеймить западных ученых за «измышления», «идеализм и верхоглядство», за «деградацию теоретической мысли под влиянием идеализма». Назывались имена Эддингтона, Хойла и других. Хаббла среди них не было, вероятно, потому, что спорить с наблюдениями трудно, а общими проблемами он не занимался, хотя именно ему принадлежало открытие закона красного смещения.
Прошли месяцы и Хаббл смог вернуться к главному делу своей жизни.
Началось выполнение программы, намеченной для 200-дюймового рефлектора. По 13 пластинкам, полученным за первые четыре месяца, Хаббл и Хьюмасон находят в галактике М 81 семь новых звезд. Зимой и весной 1950—1951 гг. погода стояла особенно плохая и наблюдений было мало. И все же, используя собственные негативы и негативы Хьюмасона, Бааде и Минковского, Хаббл обнаружил в галактиках NGC 2403, М 81 и М 101 десяток неправильных переменных и значительное число цефеид. На первом же снимке М 101 этого сезона — 3 февраля 1951 г.— была отмечена яркая звезда, вероятно, сверхновая. На следующий год в группе галактик М 81 астрономы Маунт Паломар находят 20 новых и 25 переменных. По одной новой открывают Хьюмасон, Баум и Сендидж, а остальные новые и переменные —
Прошло четыре года с начала регулярной работы нового телескопа, и многое в космологической проблеме уже удалось сделать.
Хыомасон получал спектры все более далеких и слабых галактик. Самое большое измеренное красное смещение уже достигло 60 940 км/с. По оценке Хаббла скопления, к которым принадлежали исследованные галактики, удалены от нас на 300—360 млн. световых лет. Опираясь на еще неопубликованные фотометрические данные Уитфорда, Хаббл убеждается в том, что в пределах достигнутой точности закон красного смещения по-прежнему оставался линейным и для таких огромных значений лучевых скоростей и расстояний.
И хотя работа еще продолжалась, оказалось, что пара южных скоплений галактик, в противоположной стороне неба от уже изученных, также следовала установленному закону красного смещения. Значит, величина красного смещения не зависела от направления. Скопления мало уклонялись от уже установленной зависимости между лучевыми скоростями и звездными величинами галактик. Отсюда следовало, что пространство между скоплениями достаточно пусто, там нет пыли, которая могла бы ослабить свет далеких объектов.
В 1950—1951 гг. Хаббл и Сендидж взялись за исследование ярких переменных звезд в ближайших галактиках — туманности Андромеды и туманности Треугольника. Уже четверть века назад Хаббл обратил на них внимание, а сейчас появилась возможность проследить, как меняется их блеск за длительное время. Теперь мы знаем, что это самые массивные звезды, которые должны особенно быстро эволюционировать, превращая в своих недрах водород в гелий. Вместе с другими ярчайшими объектами — шаровыми скоплениями, новыми звездами, постоянными звездами высокой светимости — они могли бы также служить хорошими индикаторами расстояния далеких галактик. Оставалось лишь по близким галактикам с исследованными цефеидами установить их светимости.
К двум таким переменным в туманности Треугольника, открытым Дунканом и Вольфом, Хаббл добавил три новых. Еще одну яркую переменную отметил и Бааде, но сообщения об этом так и не опубликовал, звезда же находилась на краю снятых пластинок и Хаббл изучить ее не мог. В туманности Андромеды Хаббл знал только одну переменную высокой светимости. Это были очень редкие объекты, буквально единицы в галактиках, населенных миллиардами звезд.
За пятьдесят лет на обсерваториях Ликской, Маунт Вилсон и других накопился большой наблюдательный материал. Невосполнимый пробел составляли лишь годы войны, когда работа на Маунт Вилсон почти остановилась.
Блеск звезд менялся непредсказуемо, то на годы они становились яркими, то значительно слабели. Особенно интересными оказались две звезды в туманности Треугольника, которые Хаббл обозначил буквами А и В. Первая из них с конца прошлого века неуклонно становилась все ярче и ярче. И когда, казалось бы, рост ее блеска ничем не остановить, она вдруг неожиданно и резко ослабела. Вот уже почти четыре десятка лет звезда наблюдается только в крупнейшие телескопы. Сейчас она превратилась в красного сверхгиганта. Не будем ли мы в обозримые сроки свидетелями вспышки сверхновой в туманности Треугольника, как это предсказывает теория? Другая звезда В, колеблясь и как бы раскачиваясь, с каждым циклом увеличивала свой блеск. В одну из таких эпох, в 1940 г., Хабблу удалось снять ее спектр. Это был первый случай, когда с достаточными подробностями сфотографировали спектр отдельной звезды в галактике, удаленной на расстояние в три миллиона световых лет.