Человек-пистолет
Шрифт:
Я приблизился к узкой, темной полоске, широкой дугой изогнувшейся вдоль всей равнины и на которую я раньше как-то не обратил внимания. И теперь подойдя почти вплотную, я еще не мог сообразить, что это такое. Ее можно было принять за тропинку или… Я вдруг замер как вкопанный. Догадка поразила меня. Передо мной была вода! И сам я находился вовсе не на равнине, а почти на самой середине Москвы-реки неподалеку от Коломенского (и как это я сразу не догадался, что было знакомого в местности?). Подо мной был тонкий лед, вода и, возможно, еще один шаг — и я бы провалился.
Я
Прежде чем вернуться к автобусной остановке, я на всякий случай задержался на берегу и внимательно всмотрелся в противоположный берег.
— Ком! — крикнул я.
Потом несколько раз свистнул… Но ответа не было, и я (уже без всяких колебаний) отправился по своим следам назад.
Что это было — розыгрыш? Вряд ли. Несуразица какая-то. Белый храм — недостижимая цель? Как это понимать? Какая-то дурацкая символика. Я едва переставлял ноги. Одно я понял прекрасно: лазить по сугробам без лыж — дело, мягко говоря, утомительное. Если Ком ждет на той стороне, пусть всю жизнь дожидается. Зачем, спрашивается, я, идиот, перся в такую даль? Рефлексия проклятая? Романтика? Нет, права, права маман: маленькая у меня голова…
Вернувшись к ориентиру номер два — к заброшенной котельной со щербатой трубой, я почувствовал, что совершенно выдохся, и решил немного отдохнуть. Я толкнул ногой дверь котельной. Дверь отворилась. Я достал сигарету и закурил. Ступени вели вниз, в страшную черноту подвала. Да, именно «страшную»… Откуда это? Опять из детства? Детские страхи! Так свежи, оказывается, детские ощущения, что в какой-то миг могут навести оторопь и на вполне взрослого человека. Или наша «взрослость» гак мало стоит? Я переступил порог и спустился на несколько ступеней. А чего стоит нелепое желание проверить себя — неужели есть сомнения в своей способности побороть детские страхи? Я спустился еще на несколько ступеней, нащупывая ладонью стену, на которую с улицы падал слабый, густо-синий отсвет.
— А-а-а-а! — рявкнул я.
Так делают дети, пугая в темноте друг друга, и в первую очередь самих себя. Кого хотел испугать я? Наедине с собой мы — дети — это ясно. Я курил в темноте подвала, прислушиваясь к мягкому гуду метели на улице. Потом сунул руку в карман и достал спички, чтобы посветить. Я чиркнул спичкой и разглядел очертания вентилей и труб, обросших инеем, как мехом. Ничего примечательного. И, увы, ничего страшного… Я хотел зажечь еще одну спичку, но в этот момент за моей спиной с грохотом захлопнулась дверь на улицу, и от неожиданности я выронил коробок.
Я было дернулся вперед, споткнулся, потом поспешно отступил назад, присел на корточки, стал шарить по полу в поисках коробка — сначала в одном месте, потом в другом — и быстро потерял ориентировку.
В абсолютной темноте у меня перед носом тлел только огонек моей сигареты. Я вытянул вперед руки и стал искать выход. Мне почудился какой-то шорох, и я замер, прислушиваясь. Тишина, казалось, слушала меня. Я глубоко затянулся сигаретой.
— А-а-а-а! — вдруг раздался идиотский крик, и эхо тяжело запрыгало из угла в угол, словно чугунный шар.
Так и инфаркт недолго получить. Шуточки!
— А-а-а-а! — заорал я в ответ, вытащив изо рта сигарету, и снова замер, прислушиваясь.
Развлечение для сумасшедших. Долгая пауза.
— Ну-ну, — сказал я, — а дальше-то что?..
И умолк, потому что ясно почувствовал, что совсем рядом — может быть, в шаге от меня — кто-то стоит… Больше ничего подумать и предпринять я не успел. Во время очередной затяжки я получил такой сильный и точный удар в солнечное сплетение, что тут же рухнул на колени, увидев, как выскочившая у меня изо рта сигарета покатилась по полу, рассыпая искорки. В следующий момент меня ослепил яркий свет карманного фонарика, и голос Кома произнес:
— Ты обещал бросить курить!
— Ты обалдел, что ли? — возмущенно начал я, но тут же получил еще один удар в живот и повалился на пол, хватая ртом воздух и беспомощно корчась.
— Вот видишь, какая у тебя дыхалка слабая, — наставительно сказал Ком.
Отдышавшись, я кое-как поднялся и бросился на него, но снова оказался на полу.
— А еще ты обещал не употреблять алкоголя, — сказал Ком.
Он нагнулся надо мной и, обшарив мои карманы, достал листок, на котором было записано его «задание».
— А ведь я просил тебя это сразу уничтожить!
— Подумаешь!
— В тебе еще очень много легкомыслия. Я, наверное, тоже виноват. Плохо тебе объяснил. Ну что ж… — Он разорвал листок на две равные части. — Чтобы хорошенько запомнить, нам придется это съесть.
— Сначала ты! — сказал я.
Ком без возражений сунул бумагу в рот и, чуть подсвечивая себя фонариком, стал жевать. Я с удивлением наблюдал, как он прожевал свою половину и проглотил.
— Теперь ты, — сказал он, протягивая мне мою долю.
— Нет! — сказал я.
— Пожалуйста, — попросил он.
— И не подумаю!
Я встал и принял надежную боксерскую стойку. Он выключил фонарик и я, отскочив в сторону, замер. Потом я кинулся на шорох, пытаясь схватить Кома, однако свет вдруг вспыхнул у меня за спиной, и не успел я повернуться, как был сбит с ног. Ком навалился на меня, выкручивая мне руку.
— Десантник собачий! — выругался я; боль пронзила плечо: — Ой! Ой! Я согласен! — сдался я. — Смотри, я ем эту «секретную» бумаженцию, доволен?
Ком отпустил меня и отошел в сторону.
— Да не в этом дело, — расстроено сказал он. — Не в этой бумажке!.. Ты говорил, что никогда не предашь меня, а сам уже предаешь! тебе заложено желание сделаться лучше, — помолчав, добавил он. — Это, конечно, очень хорошо, и я верю, что ты сможешь стать настоящим человеком, если постараешься…
— Не сомневайся, — пробурчал я.
— Но почему ты повернул назад, не дойдя до цели? — спросил Ком. — Стало страшно?
— Плевать я хотел на «страшно»! Просто решил на всякий случай сохранить себя для полезных дел, а не идти преждевременно на дно. Или, по-твоему, я должен был с бодрым видом утонуть, чтобы ты считал меня настоящим человеком?