Человек приходит в мир
Шрифт:
Но если только что созданный человек вводится в огражденное место - значит, его надо было от кого-то и от чего-то защищать. От сатаны, как мы знаем, эдемская ограда не защищала. Значит, были какие-то не духовные, а иные угрозы человеческому новичку на планете Земля. И вот для защиты от этих угроз человек изымается из общепланетарного контекста и поставляется в некий "манежик", имеющий четкую пространственную ограниченность (по четырем рекам).
Вполне возможно, что за пределами эдемской ограды все законы борьбы за существование уже были. Бог предупреждал человека: "вкусишь - смертию умрешь" (Быт. 2,17). А если Бог сказал именно так - значит, людям был и ранее знаком опыт смерти (точнее - наблюдение за смертью других). И тогда это значит, что смерть была в нечеловеческом мире, в мире животных [71] .
71
Мы не знаем, что именно сказал Бог человеку, чтобы тот понял, что такое опыт смерти, с которым он еще не был знаком. Но рассказ-то об этом обращен к людям, которые уже очень хорошо знали, что такое смерть и боль. Поэтому Моисей передает это предупреждение Бога первочеловеку так, что мы понимаем, что Адам
Но человек до поры до времени был от этого защищен. И только своим грехом человек сломал ограду Эдемского сада, и законы внешнего мира, законы дарвиновской биологии хлынули в мир человека.
Связь греха и смерти догматически (то есть - вероучительно-значимо) устанавливается словами апостола Павла: "Посему как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили" (Римл. 5,12). Грех пришел через человека. Через человеческий грех смерть перешла на человеков. Но из этих слов апостола Павла никак не следует, что до греха Адама животные были бессмертны. Скорее из них явствует, что смерть в мире уже была - но лишь через человеческий грех она перешла и на нас.
Одно неспоримо в библейском повествовании: Космос с самого начала нуждается в охране, в защите. И защищать нужно или Эдем от человека (и тогда "сад", "рай" есть крепостная стена, которою Бог защитил Эдем от человека), или же надо защищать человека от внеэдемского мира. В последнем случае надо признать, что внеэдемский мир содержал в себе нечто такое, что было опасно для человека.
И второе обстоятельство, которое не учитывается православными антиэволюционистами: Эдем ограничен не только в пространстве, но и во времени. Эдемский сад не только не весь мир, но и появился он уже после сотворения человека. История мира не начинается с Эдема. Уже после завершения всех шести дней, отдельным творческим актом "Бог насадил рай в Эдеме на Востоке и поместил там человека, которого создал" (Быт. 2,8). Итак, человек был создан раньше Эдема, а Эдем насажден после создания человека. Уже созданный человек помещается в насажденный для него сад.
"И взял Господь Бог человека и поселил его в саду Едемском" (Быт. 2,15). Человек создан вне сада и вне Эдема. Откуда же Бог взял человека? ("Взять" означает избрать - как "взяты" левиты из других колен). Эдем - это не место нашего происхождения; это место нашего предназначения.
Человек создан вне рая. Но вне рая это где - ниже или выше? Человек создан в более высоком порядке бытия и потом помещен вниз? Или он создан снизу и затем вознесен до Эдема? Где возник человек - в мире небесных идей или в мире джунглей, в мире, где не было божественного дождя любви и затем оттуда, из мира человекообразных он был помещен в Эдем?
Библейский текст склоняет скорее ко второму толкованию [72] . Библейское повествование акцентирует: мир, в котором человек возник, не может быть тем же миром, где человек должен жить и расти. Отметим, что для того, чтобы оказаться в Эдеме, человеку надо было переместиться: перейти грань от дикой природы к саду. Это изменение не просто места, но среды обитания.
Человек должен быть защищен от мира своего антропогенеза. Значит, тот мир, откуда человек родом (по своей телесной биографии), содержит в себе что-то разрушительное. Но это не есть моральное зло, не есть грех (ибо греха в дочеловеческом мире еще нет). Есть что-то в природных законах и в природных циклах, что хорошо для космоса и опасно для человека. Есть нечто, без чего рост мира от "начальных пылинок вселенной" к предчеловеческому миру был бы невозможен, но теперь, когда рост достиг своего предела, законы эволюции должны умалиться.
72
Святоотеческие суждения в пользу такого мнения приведены в моей статье "Мужчина и женщина в книге Бытия" (Альфа и омега. № 2/3 (9/10) 1996, с. 272. Указание на подобное же мнение свт. Кирилла Александрийского есть в книге архим. Алипия и архим. Исайи "Догматическое богословие. Курс лекций" (Троице-Сергиева Лавра, 1994, с. 212), но, к сожалению, без цитации и без источниковедческой ссылки. Св. Афанасий Великий полагает, что тленность и смертность - естественное состояние человеческой природы, из которого человек выведен вдыханием Духа и возвращен грехом (см. Попов И.В. Религиозный идеал св. Афанасия (Богословский вестник. 1903, № 12 и 1904, №3. А также: протод. Сергий Голубцов. Стратилаты Академические. Ратоборцы за Церковь из корпорации Московской Духовной Академии первой половины ХХ века. Жизнь, труды и крестный путь. По материалам архивов и публикаций. Обзор и исследование. М., 1999, с. 175).
Мир не может идти к новому без распада старого. Жизнь не может расти без постоянного обновления и без оставления чего-то за своими пределами, то есть за пределами жизни. В Космосе нет созидания без разрушения. В космосе - но не в мире человека. Эта полярность созидания и разрушения, эта гармония космических разрушительно-созидательных циклов может быть умерена, унята, разрешена - хотя бы там, где появляется человек. Он - надкосмическое существо, живущее в космосе, и поэтому гармония космических противоположностей не должна прямо функционировать в нем. Человек должен быть защищен от засилья космических законов - и дать эту защиту ему может только Надкосмическое существо - Творец космоса.
Отказавшись от Его покровительства, человек сделал себя частичкой того космоса, в котором все языческие философские системы видели неизбежное единство добра и зла, рождения и смерти. Да, мир человека радикально изменился в результате греха. Но можем ли мы считать, что внечеловеческий и дочеловеческий мир был другим до этого? Может, своим поступком человек просто стер ту грань, которой он был благодатно, сверхестественно отделен от мира остальной природы?
Да, в в том мире, в который был введен Адам, то есть в приэдемье могло не быть даже животной смерти. Но было ли так в мире, из которого Адам был изведен? Можем ли мы отождествлять исходный пункт и пункт назначения первого Исхода? Сербский богослов прот. Стефан Ляшевский полагает, что смерти не было лишь в Эдеме. При создании человека - в "Раю водворился новый мир, где уже не лилась кровь перед лицом бессмертного Адама, исчезла насильственная смерть среди животного мира, "ибо Бог дал всем в Раю в пищу всякую зелень и плоды", и покорены были человеку все звери" [73] .
73
прот. Стефан Ляшевский. Опыт согласования современных научных данных с Библейским повествованием в свете новейших археологических раскопок и исследований.
– Псково-Печерский монастырь, 1994, с. 35.
Атмосфера благодати, в которую был введен первый человек, обнимала собою Эдем. Каков был мир за пределами эдемского междуречья - мы не знаем. О мире вне Эдема и до Эдема Библия также ничего не говорит. Во всяком случае некорректно судить о мире доэдемском и внеэдемском на основании того, что мы предполагаем бывшим в самом этом саду [74] .
Третий аргумент антиэволюционистов базируется на Быт. 2,30: "Вот, всем зверям земным дал Я всю зелень травную в пищу. И стало так". В глазах антиэволюционистов это означает, что до человеческого грехопадения в мире не могло быть хищников, а, значит, научные теории эволюции находятся в прямом противоречии с Библией.
74
Еще одно предостережение по этому поводу, которое я не буду здесь развивать, связано с тем, что в церковной письменности (в том числе святоотеческой) не всегда ясно проводится различение между Царством Божиим и Эдемским садом. Не весь тот опыт радости и блаженства, который обвевает христианина, приближающегося к Царству Небесному, можно предполагать в эдемском состояние первых людей. Напомню лишь суждения двух Отцов: "Никто не думай о себе, что из-за предков потерпел вред: данное нам гораздо важнее потерянного нами" (свят. Иоанн Златоуст. Восемь бесед на книгу Бытия, 5. // Творения. т. 4, с. 33). Т.е. то, что имел и утратил Адам, меньше того, что имеет христианин, которому дается "не рай, но самое небо"; полнота даров во Христе больше, чем в ветхом Адама. Преп. Макарий: "ныне Божии человеки стали выше первого Адама. Силою Духа человек становится выше его, потому что делается обоженным" (преп. Макарий Египетский. Духовные беседы. М., 1880, сс. 183 и 250). Эта формула, конечно, обратима: полнота духовного совершенства и радости в Адаме меньше, чем у тех, кто достойно причащается Христу.
Но здесь главный вопрос вот в чем: когда именно и где прозвучали эти Божии слова? Дело в том, что книга Бытия о сотворении человека повествует дважды - в первой и во второй главах. И одна из традиционно-сложных задач библейской экзегезы состоит в согласовании этих рассказов. Итак, общался ли Творец с человеком до создания Эдемского стала и вне него? Прозвучали ли эти слова Творца еще вне Эдема или внутри сада? Не являются ли это слова Бога частью той Его речи уже в Эдеме, где Он повелевает вкушать от всякого древа и запрещает вкушать от древа познания? Если предположить, что это Божие установление относится только к околоэдемскому миру [75] , то он перестает противоречить суждениям науки. Ведь наука не может исследовать эдемский опыт, она изучает мир внеэдемский, а потому и не вступает в противоречие с библейскими и святоотеческими свидетельствами о том порядке сожития человека и животных, который был установлен для райского сада.
75
Напомню,что для библейского языка естественно отождествление части и целого. Так нередко собрание или толпа отождествляются со "всем Израилем". Границы библейской географии отождествляются с пределами мироздания. Выражение "вся земля" нередко означает "весь знакомый нам (иудеям) мир". Так, сообщая о бывшем во времена Иакове голоде, Моисей говорит, что он господствовал "по всей земле" (Быт. 11, 54-57). Вряд ли здесь имеются в виду пять частей света. Христос говорил, что царица Савская приходила послушать Соломона "от пределов земли" (Мф. 12,42), хотя та пришла всего лишь из Йемена (См. Ф. И. Успенский. История Византийской империи.
– Спб., б. г., т. 1, с. 817). И когда Лука говорит, что в день Пятидесятницы в Иерусалиме были представители "из всякого народа под небесами" (Деян. 2,5), вряд ли стоит понимать его так, что японцы и новозеландцы присутствовали в тот день в Иерусалиме - тем более, что в 9-10 стихах этой же главы ап. Лука перечисляет те области Средиземноморья, из которых пришли в Иерусалим иудеи рассеяния. Так и в Быт. 1,29-30 "все звери земные" вполне может означать лишь тех зверей, которые сопутствовали Адаму в его странствии по Эдемскому саду, не учитывая тех, кто жил в мире вне человеческого опыта, то есть во внеэдемском мире.
Так что предположение об эволюции и связанным с ней исчезновением животных не противоречит ни смыслу, ни букве Откровения. Писание не описывает технологию жизнезарождения жизнеразвития, и потому у нас нет поводов для конфликта с наукой.
То же можно сказать и о церковном Предании. Ряд античных или средневековых натурфилософских положений, обжившихся в средневековых комментариях на Шестоднев, вероучительного значения не имеют. Свт. Василий Великий использовал энциклопедические познания своего времени - для нас это означает не то, что натурфилософия IV cтолетия навек освящена именем великого Святого и через это должна навечно войти в состав богословия, а то, что аналогичное дерзновение к воцерковляющему диалогу с миром светской мысли и знания благословляется авторитетом великого каппадокийца [76] . И преп. Иоанн Дамаскин в свое "Точное изложение православной веры" включает изложение научных доктрин своего века. Но и это значит только то, что православной мысли не чужд интерес к познанию Богосозданного мира. Из того, что Отцы впускали в свои тексты данные современной им науки, никак не следует, что нам надлежит быть врагами науки, современной нам.
76
"Св. Василий Великий в своем шестодневе приводил из современного ему естествоведения не мало такого, что оказалось не более как неоправдашимися предположениями, но по отношению к самой силе и существу тайны миротворения, он, тем не менее, истинно "естество сущих уяснил", - по выражению Церковной песни" (архим. Феодор (Бухарев), Изъяснение первой главы книги Бытия о миротворении.
– СПб., 1862, с. I).