Человек с того света
Шрифт:
«Леший, тебе не кажется, что ты без меня распустился? — Не без раздражения заметил Артамонцев. — Когда мне отключаться, буду решать я».
«Меф, мне жаль, конечно, но я это сделаю. Ты забыл, вероятно. В нашей связи наступает порог психической опасности. Опасности для тебя, а ие для меня».
«Да-да, я запамятовал. Извини, Леший. Спасибо за предупреждение… Сколько времени ты мне ещё можешь отпустить?»
«Одну минуту сорок пять секунд».
«Хорошо. Пиши Стиву… „Лейн! В МАГ и Скарлатти передай: я задержан сотрудниками отделения милиции Калининского района города Москвы как гражданин Новрузов Фуад Джебраил оглы — зооветеринар, чабан (пастух) колхоза имени генерала Ази Асланова. Сейчас на предмет якобы своей полноценности, в смысле трезвости рассудка, я помещён в психоневрологический диспансер имени Сиднина. Меня ведёт главврач Гершфельд…“ Боже! Чуть не забыл пароль для МАГа: „Сегодня я видел то, что было вчера“. Скарлатти прошу лично поехать к моей жене и сыну Джеку и сообщить, что я вернулся… Со мной через Лешего можно связаться часов через семь-восемь. Моя подкорка должна отдохнуть Так ведь, друг мой Леший? Иначе я действительно могу рехнуться… Вот, кажется, и всё. Выручайте меня из дурдома! Обнимаю тебя, Стив! Обнимаю всех. До свидания…»
Одностороняя запись разговора Артамонцева с роботом по имени Леший позднее была нами полностью прослушана, проанали-знрована и запротоколирована. Она вся в архиве. Но одно место из этой записи я обязательно приведу. Для читателя это будет интересно. Поэтому я её целиком, хотя и по памяти, предлагаю автору. Вот она:
«…Знаешь, кем я там был?! Знаменитым врачевателем Персии локманом Хаджи Исмаилом… Это проклятое время обращалось со мной довольно бесцеремонно… После старта я очнулся от того, что меня, трёхлетнего пацанёнка, бросили под копыта лошадей… А при
Я вспоминал то, что было со мной и, взывая, вопил: „О, аллах, не карай меня бесславной смертью. Неужели всей своей мученической жизнью я заслужил позорный конец?“
Но кто станет слушать стенания неудачника?!.. Ты знаешь, тоя на коленях между двумя стражниками, у которых по бокам юлтались кривые сабли, я смотрел на плачущего хана и где-то в потёмках подсознания во мне копошилась мысль, что всё это про, исходит не со мной. Что это сон. Что и хан, и стражники, и вся его челядь в тюрбанах и чалмах, да и сам я — сплошная бутафория, Киношный трюк что ли? И я, Лешенька, поднялся и такую им выдал речь!.. На чистейшем персидском, приводя наизусть стихи ивами, изречения Абу Али ибн Сипы, Сократа и Гиппократа, хотя, признаюсь, в моей нынешней жизни, к своем стыду, я их не при какой погоде не читал.
Речь моя произвела впечатление грома небесного. Верховный житель их культа в белой чалме и другие сановники, стоящие поодаль от властителя, воздели руки к небесам и объявили меня „кафиром“ — безбожником.
Хан изумлённо смотрел на меня, словно впервые видел. Глава его стали сухи, горячи.
Я больше не встал на колени. Тяжёлые раздумья опустили голову хана. С минуту она была склонённой. Но вот хан вскинул её и сказал:
— Логман, я простил бы тебе её смерть. Все мы ходим под аллахом. Но ты, локман, видел мои слезы. Этого я простить не могу.
На миг он умолк, а потом приказал:
— Семье Хаджи Исмаила — тысячу золотых, а его самого — в пропасть.
Обрушившиеся на меня вполне реальные удары зкзогических всадников, волоком иотаипюших меня по камням к пропасти, убедили меня, что окружающее — далеко не бутафория…
Я очнулся на дереве. Мена на крепком суку держал не менее прочный подол брезентового плаща. Болтался я на нём, как маятник — плачевный символ моего вояжа во Времена. Я дёрнулся и спарашютировал на другое дерево. Сойдя на землю, я, естественно, посмотрел на часы. Прошло еще 40 минут, как я в Калькутте лёг под высчитанный нами стержень Спирали Времени. Этот стержень мог меня увлечь и в будущее. Но я оказался под ним в момент сжатия Великой Спирали Времени.
В общем, я спустился со склона на проселок, перессекающий ущелье, и пошел навстречу бредущим коровам, потом и его решил: в такую рань животные могут идти от человеческого шилья… И точно. Я не ошибся. Вдали показалось село. Прежде чем продолжить путь, я придирчиво осмотрел себя. В таком разодранном плаще выйти на люди пыло бы по крайней мере неприлично. Пришлось его стянуть с себя и забросить в кизиловые кусты. Я остался в чёрном, шеоиётовом костюме в крупную полоску, джемпере, надетом на клетчатую рубашку и в кирзовых сапогах, в которые были заправлены брюки.
Во внутреннем кармане пиджака я обнаружил паспорт на имя Наврузова Фу ад а Джебраил оглы, родившегося и прописанного в селе Итису Закатальского района Азербайджанской ССР. Меня удивила дата его рождения — 1968 год. Если сейчас 80-й — год моего старта, то ему должно быть 12 лет. А по фотографии в паспорте — он зрелый мужчина. Хотя, если по правде, я тогда был далёк от мысли какую скверную шутку сыграло со мной Время. Тогда я с самодовольным, ехидством подумал о недобросовестности сельских, паспортистов, допустивших ошибки. К общем не придал какого-то особого значения… В другом кармане пиджака я нашёл 157 рублей. Они меня здорово обрадовали. Без денег мне было бы худо…
В селе каждый встречный со мной здоровался по-восточному: Салам алейкум!» Каждый считал своим долгом что-то спросить меня. Как позже я понял, говорили они на азербайджанском язы-е. Что мне оставалось делать? Я кивал и с хмурой миной на лице роходил мимо заговаривающих со мной людей. Возле дома с красной вывеской остановился. На пей, на вывеске, было написано: «Азербайджанская ССР. Илисуинский сельский Совет Закатальского районного Совета народных депутатов». По этой надписи нетрудно было догадаться, где я нахожусь. Меня это обрадовало. Я в своей стране. Хуже, если бы я вдруг объявился в тропических лесах среди дикого зверья…
Вдруг из окна сельсовета высунулся человек, который поздоровался со мной и пригласил меня подняться к нему. Об этом во Щенком случае красноречиво говорил его жест. Я, подняв голову, кивнул и… обмер. На фронтоне здания висело два транспаранта, какие принято у нас в стране развешивать. Я обалдел. На них, белым по красному читаю: «Труженики села! Превратим 2005 год — в год ударного труда…»
«Бог ты мой, неужели 2005 год?» — подумал я.
Ну конечно, иначе они не вывесили бы этого… Значит, я отсутствовал двадцать пять лет!
Оправившись от столбняка, я повернулся спиной к ожидавшему человеку у окна, поспешно шмыгнул за угол дома. Метров двести я вышел на автобусную стоянку. Мне нужно было узнать, доберусь ли я отсюда до Баку, столицы Азербайджана. Па моё счастье, там стоял одинокий старый драндулет, имеющий фор-автобуса. Возле него, засунув голову в кабину, возился водитель. И спросил, а он довольно сносно по-русски объяснил… И тут, Леша, мне пришлось пережить второе, ещё более серьезное потрясение. Меня потянуло заглянуть в зеркало, тем более, что оно было у самого носа. То, что служит шофёрам для заднего обзора дороги. Я дважды подходил к нему, отказываясь верить своим глазам. Зеркало показывало мне того самого парня, чья фотография красовалась в моём паспорте… Страшнее и опаснее этого сюрприза, каким меня одарило Время, наверное, невозможно и придумать…
Добрался я до городка под названием Закаталы, а оттуда, сориентировавшись, отправился в Гянджу — второй после Баку промышленный центр республики. Туда было ближе, и из тамошнего аэрonopтa, как я выяснил на автовокзале, на Москву есть несколько рейсов. Так я и оказался в своей московской квартире, в которой живут чужие люди и где меня сцапала милиция…
Настенные часы пробили ровно десять, когда в кабинете Гершфельда раздался звонок городского телефона.
— Исаак, судя по всему, наше дело — табак, коли ты и в воскресенье тоже сидишь со своими чокнутыми, — гудел в трубке басистый голос его давнего приятеля, генерал-лейтенанта внутренней службы Бориса Куркова.
— Не табак, а махра, коли заместитель министра внутренних дел в воскресенье надумал звонить в психушку, — в тон ему отозвался профессор и чтобы не остаться в долгу с сердобольным ехидством поинтересовался:
— Надеюсь, с тобой всё в порядке?
— А что работы мало? Пациентов совсем не стало?
— Скажешь тоже. Умаялся…
— Исаак, — не слушая приятеля, перебивает Курков, — у тебя лежит гражданин по фамилии Артамонцев Мефодий…
— Ой, — сокрушённо вздыхает Гершфельд, — да отстаньте вы от меня. Завтра по всей форме представлю медицинское заключение…
— Какое заключение? — с недоумением спрашивает Курков и, очевидно, догадавшись, добавляет:
— Понял… Ну и как он?
— Знаешь, Боря, случай неординарный. По-моему, он совершенно нормальный человек… Только мне жалко его отдавать твоим ребятам.
— Исаак, дорогой, наши дурачки с ним перегнули… Он… Да что я?! Никуда не отлучайся. Через полчаса я буду у тебя! — Последние фразы Куркова прозвучали в тоне приказа.
И вот Курков напротив него. Он взволнован. Рука, извлекающая из кейса документы, едва заметно дрожит.
— Вот, Исаак, читай! Это пришло в субботу поздним вечером, — Курков протягивает лист с машинописным текстом.
Москва. МВД СССР. (Совершенно секретно)
На ваш запрос отвечаем. Артамонцев Мефодий Георгиевич — полковник, доктор философии, бывший сотрудник следственного Отдела спровоцированных стихийных явлений, созданного при Интерполе в конце 1972 года. Служебная кличка — «Красная сатана». Великолепный профессионал, организатор и интеллектуал. В период своей работы в Интерполе с 1973 по 1978 г. участвовал в раскрытии крупных преступлений. За ряд операций, осуществлённых Отделом, полковник Артамонцев удостаивался денежных призов ООН… В 1978 г., по просьбе Международного агентства по исследованию глобальных проблем человечества (МАГ), Артамонцев командирован был в их распоряжение для выполнения специального и сверхсекретного задания. В декабре 1978 г. он прибыл в резиденцию МАГа и был зачислен в его штат.
26 июля 1980 г. в Интерпол пришло сообщение о старте в Пространство-Время первого бихронавта планеты, доктора философии Мефодия Артамонцева. В тот же день МАГ распространил секретный документ всем правительствам мира, в котором просил спустить его как директивное и долговременное указание своим военным и сыскным ведомствам…
В означенном документе, в частности, указывалось следующее: «… п. 2. Дать указание военному командованию, руководству органов безопасности, полиции (милиции) и всем службам, осуществляющим сыск и следствие, при задержании (появлении) гражданина, назвавшего себя Артамонцевым Мефодием Георгиевичем, немедленно сообщить непосредственно в МАГ или в канцелярию Премьера (Председателя) своего правительства и до соответствующих распоряжений обеспечивать задержанному все требуемые им условия содержания. Подлежит информированию также всё, так или иначе услышанное о личности с этой фамилией…»
Изложенное приведено по настоянию Президента МАГа, которого я проинформировал о поступившем от вас запросе.
С уважением,
Шеф Интерпола, комиссар полиции Сильвио Скарлатти г. Нью-Йорк.
P. S. Вопрос частного порядка: чем вызван запрос?
Гершфельд пожирал написанное как изголодавшийся крокодил. Не без удовольствия смаковал каждую строчку. Курков, с интересом наблюдая за профессором, вытащил сигарету и закурил. Вид у него был такой, словно самое главное и более сногсшибательное он держит про запас. Так оно и было. Но чтобы помучить приятеля, начал он издалека.
— Так знай, Исаак, ему в 1986 году Президиум Верховного Совета СССР присвоил сразу два звания — Героя Советского Союза и генерал-майора. Между прочим в том Указе скобок со словом «посмертно» — не было.
Курков умолк, а потом с многозначительной задумчивостью, побарабанив пальцами по столу, сказал:
— Вот так-то, Исаак. Подозреваю, что у тебя в диспансере находится не пастух из Азербайджана, а наш генерал, герой, большой учёный…
— Я даже уверен в этом, — поддержал Гершфельд. Курков, лукаво улыбаясь, извлёк из кейса два листа бумаги, оторванных от рулона телетайпа.
— Почитай теперь это, — не без торжественности произнес он.
Москва. Председателю Совета Министров СССР
Многоуважаемый господин Председатель! И мою честь Влм первому сообщить о величайшей победе разума планеты — успешно завершившемся первом в история Земли полёте человека в Пространство-Время.
Позвольте Вас и в Вашем лице великий народ Советской России поздравить со столь блестящей победой, одержанной Наукой, ибо отныне рядом с именем Юрия Гагарина будет стоять имя другого выдающегося гражданина СССР, доктора философии, генерал-майора Артамонцева Мефодия Георгиевича.
МАГ предполагал и ожидал самые непредсказуемые и неожиданные варианты возвращения бнхронаата Номер один, стартовавшего в Пространство-Время 26 июля 1980 года. В то время мы были технически неподготовленными к сохранению тела отважного исследователя. И хотя, как Вам известно, оно было предано погребению, тем не менее, мы, не без основания, надеялись на успех дела. Надежда наша опиралась на теоретические расчёты, по которым первый бихронавт Земли должен был так или иначе объявиться среди нас 20–25 лет спустя. Произошло это ровно через четверть века.
Поток Времени, «вынесший» исследователя неподалёку от селения Итису Закатальского района Азерб. ССР, обусловил уникальное бихроновое наложение личности Артамопцева на сорвавшеюся в пропасть пастуха, гражданина СССР Ф. Д. Новрузова. В тот же день М. Г. Артамонцев был арестован милицией в бывшей своей московской квартире кяк гражданин Новрузов. Несоответствия, обнаруженные в ходе расследования, вьш\дплн милицейских работников обратиться к психиатрам. Новрузова-Артамон-асва поместили в психиатрический диспансер под наблюдение профессора Нсаака Гершфельца.
Информация о благополучном возвращении из полёта, длившегося 25 земных лет, поступила к нам сегодня из Подмосковья, лично от М. Г. Артамонцева,
О том, что этот гражданин действительно является Артамон-иевым Мефодпем Георгиевичем, свидетельствуют следующие факты:
а) связь, осуществлённая им с роботом, имеющим телепатическое приёмно-передающее устройство, которое воспринимает только бнхроновые нмгпльсы Артамонпева:
б) названный им па рол к который в день его старта был сформулирован лично бывшим Президентом МАГа, профессором Саго Казадой. Он известен был только им двоим и хранился б сейфе швейцарского банка со всеми материалами, предшествующими тому историческому событию;
в) содержание записи телепатической связи, воспроизведённой вышеназванным роботом и прослушанной экспертами.
Господин Председатель! Просим Вашего указания соответствующим ведомствам страны о немедленном освобождении Артамонцева-Новрузова из-под стражи и обеспечении ему необходимых условий до нашего прибытия.
С уважением,
Президент МАГа
Виктор Готье.
Гершфельд не верил своим глазам. Он отказывался и, сслн быть до конца честным, не мог осмыслить всего написанного. Не потому, что оно было слишком мудрённым, а именно потом}:, что было до невероятности простым и одновременно невероятным. Такое может быть во сне или вообще не может быть. Но листок с характерным шрифтом телетайпа физически вполне ощущаем. И шуршит самым реальным образом. Да и рука, подошедшего к нему сзади Куркова трясёт его за плечо тоже по-настоящему.
— Интересно, что ты сейчас скажешь? — в самое ухо басит Борис, подкладывая ему под руку другой обрывок телетайпной ленты, который он успел положить на стол.
— Это пришло примерно с час назад, — смеётся Курков и приказывает: — Читай!
— Не мешай! — отпихивая от себя грузное тело Куркова, говорит профессор.
Москва. Председателю Совета Министров СССР
(чрезвычайная)
Господин Председатель! Просим незамедлительного вмешательства в возникшую ситуацию е Артамонцевым-Новрузовым, находящимся в психоневрологической клинике им. Гершфельда, в Москве. Нормальному психическому состоянию Артамонцева грозит серьёзная опасность.
После длительной телепатической связи с роботом, осуществлённой бихронавтом, его мозгу необходим глубокий отдых в течение 7–8 часов. В противном случае возможен необратимый процесс, когда подкорковая часть центральной нервной системы возобладает над основной областью мозга, обеспечивающей функции сознательного мышления,
Ему требуется срочно ввести инъекцию депрессанта «зет», локализирующего возбуждение подсистемы. Однако врачи клиники его настоятельные просьбы и объяснения относят к приступу помешательства, так как он помещён был к ним с подозрением на паталогическое раздвоение личности.
Ответственность момента диктует нам необходимость вылететь в Москву немедленно. Со мной летят два сотрудника МАГа Натан Гордон и Конрад Блэйр, шеф Интерпола Сильвио Скарлатти, жена Артамонцева — Мари Мерфи и юрист страховой кампании, сын бихронавта Номер один — Джек.
Сверхскоростной самолёт ВВС США, выделенный по личному указанию Президента, готов принять нас на борт в любую минуту. Надеемся, соответствующие ведомства возьмут на себя улаживание необходимых формальностей. Просим известить о нашем прибытии и причинах, связанных с ним, Президента Академии наук СССР.
С уважением,
Президент МАГа
Виктор Готье
— Боже!.. — смяв прочитанный лист, простонал Гершфельд. — Как трудно было ему поверить… Невозможно было…
Медленно поднимаясь с места, Курков с ужасом прошептал:
— Опоздал?!. Неужели, Исаак?!
— Да! Да! Да! Опоздал! — выпалил он. — Надо было с утра пораньше. Ты ведь уже знал об этом.
— Весьма приблизительно. Пока ждал бумаги, пока искал тебя…
— Искал?! — задохнувшись, выкрикнул Гершфельд. — Неужели я без бумаг не поверил бы?!.
Левая щека профессора дернулась, а от короткой жилистой шеи к лицу хлынула пунцовая волна крови. Обычно сдержанный, в злобе он был необуздан. И, зная об этом, Курков как можно мягче сказал: