Человек с высшим образованием

Бурдин Олег

Форс повернул голову на окрик. Глаза его в этот момент уже совсем обвыклись с темнотой, и он уже мог отчетливо видеть силуэт Степана, сутуло сгорбившийся над неясными очертаниями того что по предположению было филиппинцем. Форс снова прилёг.

Он попытался представить, что чувствует этот несчастный скрюченный на земле человек, но его сознание слабостью во всем теле тут же ему напомнило о его собственном, не лучшем, состоянии.

"Самому бы не сдохнуть в этом богом забытом адском пепелище" —подумал он, медленно закрывая тяжелые, словно свинцовые, веки и постепенно проваливаясь в сон.

Глава 10

Ахмед как раз закончил обеденную молитву, когда к нему в комнату зашел один из его подручных – Сабир.

Расстроенный некоторыми событиями последних дней Ахмед пребывал в скверном расположении духа

– Почему ты входишь

без стука? – спросил он с явным раздражением по-сомалийски обращаясь к Сабиру. На что последний ничего не ответил, а молча подойдя к Ахмеду бросил перед ним, на молельный коврик большую дорожную сумку из коричневой кожи с широкими ремнями концы которых были увенчаны массивными металлическими пряжками.

Сумка была расстегнута и среди одежды и прочих вещей словно огромный стеклянный глаз из нее выглядывал объектив кинокамеры.

– Что это – всё так же раздраженно спросил Ахмед, брезгливо поддевая сумку ногой и сбрасывая ее с молельного коврика на пол давая тем самым Сабиру понять, что ей тут не место.

Все с тем же спокойствием, не проронив ни слова Сабир взял сумку за дно и перевернув ее одним движением высыпал все ее содержимое на пол.

– Что ты творишь? – прорычал Ахмед, едва сдерживая свой гнев.

– Посмотри, что я выторговал у этого ханыги Мурата – улыбнулся Сабир игнорируя раздражение своего шефа – сегодня на рассвете он принес мне эту сумку.

– Какое мне дело до твоего Мурата и до всякого краденного барахла, которым он торгует – краснея пятнами, еще больше распалялся Ахмед.

– А ты погляди – лукаво улыбнулся Сабир прищурив свои и без того узкие щелки черных глаз.

С этими словами он наклонился над небрежно разбросанной кучкой и порыскав рукой среди вываленных на пол вещей извлек из нее небольшой прозрачный кусок пластика со свисающим с него зеленым шнурком и крупной надписью на английском языке: "PRESS". Прямо под надписью в левом углу красовалась Фотография чернокожего мужчины с надписью: Jacob Fors.

– Погоди-ка! – глаза Ахмеда жадно впились в фотографию, глядящую на него с куска прозрачного покачивающегося в воздухе пластика—Это же тот парень, которого недавно мне продал Мальборо!

Сабир, прикрыв глаза, медленно, утвердительно кивнул головой

– А это его вещи! Слава аллаху что этот крохобор принес их именно мне, а не сбыл первому попавшемуся на рынке – ужом извивался Сабир добиваясь похвалы от хозяина.

–Так он журналист! – Блеснул глазами Ахмед, игнорируя все выдаваемые Сабиром реверансы. И этом блеске на секунду отразился живой азарт вперемешку с алчностью.

Его угодливая память тут же подкинула ему ситуацию, которая случилась совсем недавно каких-нибудь три года назад, когда его людям удалось похитить одного самоуверенного "журналиста одиночку" который приехал в сомали снимать репортажи о местных укладах жизни и был настолько самоуверен что даже отказался нанимать охрану из местных бандитов, которые любезно предоставляли свои услуги туристам, якобы для защиты от других бандитов. Себя они конечно позиционировали как "хорошие парни" без чьих услуг приезжим просто не обойтись так как все государство Сомали по сути представляло из себя конгломерат вооруженных, постоянно воюющих между собой банд, и чтобы чужаку хоть сколько-нибудь безопасно передвигаться по этим "диким" местам нужно было нанять себе в охрану одну из банд. В этих варварских, полувоенных условиях, для местных бандитов это был один из немногочисленных, относительно честных способов сбора денег с приезжих "зажравшихся" иностранцев. И любой иностранец, отказавшийся от этих услуг и тем самым невольно покусившийся на этот заработок должен был быть жестоко наказан. Похищенный средь бела дня самым наглым образом "журналист-одиночка" оказался не очень известным в широких кругах, но весьма небедным Французским режиссером и исследователем. И после долгих и напряженных переговоров его таки удалось сторговать за довольно кругленькую сумму в американской валюте.

Воспоминания об этом журналисте возродили в душе Ахмеда все те переживания, которые были с ним связаны и особенно момент получения долгожданных денег, которые, как он сам считал, он честно заработал своими страданиями.

– Юсиф ничего не должен знать – медленно, чеканя каждое слово произнес повелительным тоном Ахмед, глядя Сабиру прямо в глаза —Ты понял?

Сабир ничего не ответил понуро, потупив взгляд в пол. По всему было видно, что он не согласен, но зная суровый, запалистый характер своего босса он то ли боялся, то ли не считал нужным высказывать свое мнение на этот счет.

–Ты понял? – Снова, на этот раз уже более жёстко упирая на последнее слово повторил Ахмед.

–Я понял. —Покорным тоном ответил Сабир все так же, не глядя своему боссу в глаза.

–То-то!

Про жестокость и самодурство Ахмеда слагались легенды не только в тех кругах в которых он был известен, но и далеко за их пределами.

Как любой тиран и самодур Ахмед проложил путь к своему олимпу с самого дна. Родился он в одной из беднейших деревень сомали одним из бесчисленных сыновей своих нищих родителей. Дети в их семье рождались регулярно и умирали, не достигнув хоть сколь ни будь сознательного возраста. В тот момент, когда он начал себя помнить их, выживших в этих тяжелых условиях, было у матери трое, а к своему десятилетию в живых остался только он. Два его старших брата постепенно умерли от болезней и голода. В четырнадцать лет умерла его любимая мать, а еще через два года умер отец и он вовсе остался сиротой. Зарабатывать на жизнь тяжелым физическим трудом он начал еще лет с восьми, и быстро научился разделять своих работодателей на богатых и бедных. Более-менее богатые сомалийцы платили ему деньгами и едой, не сильно загружали работой, и в целом относились к нему более-менее сносно, бедняки же напротив готовы были выжать из него все соки заплатив на прощание парой хороших оплеух и провожальным пинком приправленным советом “никогда больше не попадаться на глаза”. Наблюдая за укладом жизни богатых людей Ахмед все больше и больше проникался ею.

Мечты о богатой жизни пробрались в самое сердце маленького Ахмеда, и он дал себе зарок разбогатеть во что бы то ни стало. Перебиваясь случайными заработками в один из дней, он нанялся на работу к одному очень богатому и в то же время овеянному дурной славой человеку по имени Сатхияд. Человек этот слыл самым жестоким и скупым работорговцем на всем восточном побережье. Пропитанные самыми ужасными слухами о Сатхияде, простолюдины старались не упоминать его имя вслух и избегали всяческого контакта с ним и с его людьми. Ахмед и сам не раз слышал жуткие рассказы про то как Сатхияд издевался над своими работниками моря их голодом за малейшую провинность и сутками на пролет иссушивая под палящим солнцем, но в тот момент он не придал всему этому значения охотно принося в жертву воображаемые страдания реальному, сосущему под ложечкой чувству голода. В первый же день на своей шкуре Ахмед успел почувствовать всю справедливость народной молвы, когда, не справившись с поставленной перед ним задачей его в наказание поставили голыми коленями на раскаленный щебень, так он простоял около трех часов и только когда, потеряв сознание от жары и нестерпимой боли в коленях он рухнул на землю, его бесчувственное тело за ноги, словно тушу забитого животного отволокли в тень и оставили на волю судьбы. Вскоре после этого он понял, что для того чтобы двигаться вверх нужно держаться подальше от рабов и поближе к хозяевам, меньше перечить и больше делать. Так он и поступал, и вскоре его немудрёная философия принесла свои плоды. Его заметили. Сначала надзиратели стали больше уважать его за то, что он выделяется среди общей массы потом среди них, поползли разговоры о его упертости и трудолюбии, а вскоре эти разговоры достигли слуха самого Сатхияда и имея в своем окружении острую нехватку упертых и самоотверженных людей он обратил свое внимание на Ахмеда сделав его своим посыльным. С годами заслуживая своим рвением все больше и больше доверия со стороны Сатхияда к своим тридцати Ахмед уже стал его правой рукой и старался во всем походить на своего босса и так в этом преуспел что после смерти последнего, заняв его место, стал жесточайшим самодуром и деспотом в своей среде.

Ахмед с достоинством продолжил дело Сатхияда и весьма в этом преуспел, переплюнув даже своего покойного босса. Если при Сатхияде людей просто покупали и перепродавали как товар, то Ахмед пошел еще дальше он организовал несколько групп которые намеренно похищали людей с тем чтобы впоследствии использовать их в качестве бесплатных рабов на своих плантациях. Но также, как и в случае с его предшественником, дурная слава шла далеко впереди своего хозяина отпугивая от него весьма влиятельных и авторитетных людей которые не желали марать свою репутацию подозрениями в связях с подобного рода людьми, и это обстоятельство весьма затрудняло продвижение дел там, где для этого требовались связи в высших эшелонах власти. Налаживать связи в среде власть имущих имея подобную репутацию было делом непростым и тот самый Юсиф который “ничего не должен был знать” был тем самым связующим звеном чье посредничество помогало устанавливать связи там, где они никак не хотели налаживаться напрямую.

Конец ознакомительного фрагмента.