Человек со свинцовым чревом
Шрифт:
Николя покачал головой. Видам собрал на свою голову все подозрения. После подобных заявлений Николя просто не мог оставить его на свободе. Он отогнал от себя все оставшиеся сомнения по поводу возможной вины видама. Нужно было начинать действовать. На глазах у растерявшегося молодого человека Николя достал из кармана один из королевских указов о заточении без суда и следствия, выданных ему месье де Сен-Флорантеном, и, не колеблясь, вписал в него имя видама. Второй раз в жизни он должен был сопровождать арестованного в Бастилию. В первый раз это был доктор Семакгюс, но тогда Николя всеми силами пытался защитить его и освободить от всех подозрений. Тот случай, когда Николя должен был исполнить печальную обязанность препровождения своего друга в тюрьму, укрепил его
— Месье, — произнес он, — по приказу короля я должен доставить вас в Бастилию, где у вас будет время подумать о неприятностях, которые ожидают вас, если вы по-прежнему будете отмалчиваться. Надеюсь, при следующей нашей встрече вы будете более словоохотливы.
Видам подошел к Николя и заглянул ему в глаза.
— Месье, умоляю вас выслушать меня. Я не виновен в этих преступлениях.
— Должен заметить, что если вы объявляете себя невиновным, это значит, что вы знаете о существовании преступления. Я мог бы использовать эти слова вам во вред. Но будьте уверены: никто более меня не желает, чтобы вы оказались невиновны. Но вы должны помочь мне приблизиться к истине. Я уверен, что это в вашей власти.
Николя думал, что это увещевание, произнесенное спокойным тоном, растопит лед и молодой человек наконец заговорит. Но его труды были напрасны. Видам едва не уступил, однако опомнился, встряхнул головой и начал одеваться.
— Я в вашем распоряжении, месье.
Николя взял его под руку. Он дрожал. Николя опечатал дверь жилища, в котором позднее собирался произвести обыск, затем они спустились по лестнице и направились к карете. Кучер получил приказ ехать к государственной тюрьме. В течение всего пути молодой человек не проронил ни слова, и Николя с уважением отнесся к его молчанию. Пока он не мог рассчитывать на большее. Несколько дней в одиночной камере, возможно, сломят его упрямство и заставят понять всю серьезность обвинений, которые легли на него из-за отказа все объяснить.
В Бастилии Николя исполнил все формальности по заключению арестанта под стражу. Он разыскал главного тюремного смотрителя и поручил ему молодого человека. С одной стороны, необходимо было хранить в строгом секрете его заточение, с другой — не допускать к нему посетителей без разрешения Николя. И наконец, и он особенно настаивал на этом пункте, он приказал не спускать с заключенного глаз, чтобы, по недосмотру конвоиров, он не совершил самоубийства. Николя еще хранил в памяти смерть старого солдата, повесившегося в Шатле на своем ремне. Он также оставил небольшую сумму денег, на которую попросил покупать заключенному еду.
Николя с облегчением вышел из старой крепости. Эта масса серых камней действовала на него угнетающе. Внутри нее лабиринт сырых и темных лестниц и галерей, скрип ключей в замочных скважинах и лязг задвижных окошек в дверях еще более усиливали его тоску. Шумное оживление на улице Сент-Антуан с ее толпой и каретами вернули Николя спокойствие.
Николя размышлял о последствиях ареста видама. Весьма возможно, что граф де Рюиссек вмешается и попытается освободить своего младшего сына с той же настойчивостью, с которой он заставил вернуть тело своего убитого старшего сына. Николя немного засомневался: видам был арестован из-за одних лишь предположений. Жандармерия закрыла на это глаза: соперничество в любви, неудовлетворенные амбиции и, возможно, что-то еще, более конкретное. То, что Ламбер, слуга виконта, был сообщником, можно было принять без затруднений. Николя сомневался и не переставал задавать себе вопросы лишь по поводу одного — как брат мог убить брата. Несомненно, такое случалось и раньше. Всего несколько месяцев назад в центре всеобщего внимания было подобное дело. Шевалье Обаред убил своего старшего брата выстрелом в голову из пистолета и, удовлетворив свою глубокую обиду, скрылся, поступив на службу в армию врага. Месье де Шуазель отправил римскому послу письмо с описанием убийцы, чтобы арестовать его.
Внезапно на Николя снизошло вдохновение. Чтобы разобраться в прошлом своих подозреваемых, он приказал кучеру везти его на улицу Сент-Оноре, ко дворцу де Ноайль, стоящему напротив якобитского монастыря — обители месье де Ноайля, старейшего маршала Франции. Именно там хранились архивы Суда чести, которые это выдающееся собрание составило для того, чтобы судить спорные дела. Под предводительством своего дуайена маршалы, в компетенции которых были дела и военных, и гражданских лиц, судили дела об оскорблениях, угрозах, рукоприкладстве, карточных долгах и вызовах на дуэль. Их знание личного состава военнослужащих было исчерпывающим. Секретарь этой организации, месье де ля Вернь, очень ценил Николя. Когда он работал под началом комиссара Лардена, то смог, благодаря привлечению своих шпионов и помощи информаторов среди скупщиков краденого, найти табакерку, украденную у маршала де Бель-Иля, военного министра, умершего в январе этого года. Тогда месье де ля Вернь предложил ему свою помощь и заверил, что окажет ему услугу, если представится случай.
Этот человек обладал самыми полными знаниями о карьерах всех французских генералов, и никто лучше него не мог просветить Николя по поводу графа де Рюиссека. Он без затруднений прошел к его кабинету. К счастью, месье де ля Вернь оказался на месте и тотчас же принял его. Это был небольшого роста, тщедушный человек, с бледным лицом без морщин и живым взглядом, но светлый парик не мог скрыть его почтенного возраста. Он принял Николя со всей теплотой.
— Месье Ле Флош! Какой сюрприз! Вернее господин комиссар — так ведь теперь нужно к вам обращаться? Чем я заслужил такое внимание к своей персоне?
— Месье, я прибыл к вам с просьбой помочь мне пролить свет на одно очень деликатное дело.
— Между нами не может быть излишне деликатных дел, и вы, конечно, можете рассчитывать на мою помощь — как друг и как протеже месье де Сартина.
Николя иногда задавал себе вопрос, хватит ли однажды ему только его собственных качеств, чтобы рассчитывать на чью-то помощь. Когда наконец он перестанет быть заложником собственного образа? Он досадовал на себя за это ребячество. Месье де ля Вернь не сказал ничего плохого, это была всего лишь простая учтивость. В обществе на каждого человека накладывали отпечаток его рождение или таланты, а также связи и покровители. Месье де ля Вернь принадлежал к обществу, в котором невозможно было не принимать во внимание эти соображения. Ну что же, придется ему подыграть…
— Наш министр, месье де Сен-Флорантен…
Секретарь поклонился.
— …поручил мне расследование весьма конфиденциального дела, связанного со старым генералом, графом де Рюиссеком, который…
— Недавно потерял жену и сына. Слухами земля полнится, мой дорогой. Надо сказать, что его не слишком любят.
— Вот именно. Не сделаете ли вы мне одолжение и не расскажете ли о его карьере? Говорят, что он оставил службу при весьма странных обстоятельствах.
Месье де ля Вернь махнул рукой в сторону папок, которые сплошь закрывали стены его кабинета.
— Мне нет необходимости справляться о нем в архивах. Я однажды слышал об этой истории. Вы знаете, что к нам стекается много информации. Иногда она может оказаться полезной в делах, которые мы судим. Ваш Рюиссек — бригадный генерал и бывший полковник драгун?
— Да, это именно он.
— Ну что же, мой дорогой, это случилось в 1757 году, в страшном году, когда наши войска под командованием принца де Субиза оккупировали Ганновер. На вашего генерала шли многочисленные жалобы. Говорили, что он в заговоре с поставщиками провианта и спекулянтами. Конечно это был не первый и не единственный случай. Военные пайки урезались, в муку подмешивали опилки. Хуже всего дело обстояло в больницах, там солдаты лежали в нечеловеческих условиях. Им подавали жидкий бульон из гнилого, протухшего мяса — для того чтобы сэкономить, если не извлечь прибыль. Что еще более серьезно — в течение нескольких месяцев казначей выдавал месье де Рюиссеку немалую сумму в серебре на содержание несуществующих солдат и лошадей. И это, к сожалению, было не в новинку. Генералу удалось избежать наказания.