Человек в литературе Древней Руси
Шрифт:
Когда умер Владимир Мономах, «весь народ и вси людие по немь плакахуся, якоже дети по отцю или по матери» [95] . По Изяславе Мстиславиче «плакалась» «вся Руская земля и вси Чернии Клобуци» [96] . По Мстиславе Ростиславиче плакали все новгородцы – «все множьство новгородьское, и силнии, и худии, и нищии, и убозеи, и черноризьсце» [97] и т. д. Плач по умершему – это и прославление князя, его заслуг, его доброты, его храбрости, обещание не забыть его доблести и его «приголубления». «Уже не можем, господине, – плачут новгородци по Мстиславе Ростиславиче, – поехати с тобою на иную землю, поганыих поработити во область Новгородьскую: ты бо много молвяшеть, господине нашь, хотя на все стороне поганыя; добро бы ныне, господине, с тобою умрети створшему толикую свободу новогородьцем от поганых, якоже и дед твой Мьстислав свободил ны бяше от всех обид; ты же бяше, господине мой, сему поревновал и наследил путь деда своего; ныне же, господине, уже к тому не можемь тебе узрети, уже бо солнце наше зайде ны и во обиде всим остахом» [98] . Все эти плачи и прославления, конечно, далеки от передачи действительных: они в высокой степени литературны и традиционны.
95
Ипатьевская летопись, под 1126 г. С. 208.
96
Там
97
Там же, под 1178 г. С. 413.
98
Ипатьевская летопись, под 1178 г. С. 413.
Есть и другая сторона в этом общественном признании князя. Князь и вассалы, князь и народ составляют единое целое, связанное феодальными отношениями. Народ составляет неизменный и безличный фон, на котором с наибольшей яркостью выступает фигура князя. Народ как бы только обрамляет группу князей. Он выражает радость по поводу их посажения на стол, печаль по поводу их смерти, поет славу князьям при их возвращении из победоносных походов; он всегда выступает в унисон, без единого индивидуального голоса, массой, в которой неразличимы отдельные личности, хотя бы безымянные, вроде тех безликих групп, которые условно изображаются на иконах и фресках аккуратно разрисованными рядами голов, за ровным первым рядом которых только едва выступают верхушки голов второго ряда, за ним третьего, четвертого и т. д. – без единого лица, без единой индивидуальной черты. Их единственное отмечаемое достоинство – верность князю, верность феодалу.
Это вполне согласуется с основами феодальной идеологии. Князья постоянно требуют от населения верности себе. В свою очередь, и население неоднократно заверяет в летописи князя о своей верности. Верность, преданность и любовь к князю народа окружают его, как ореолом. Могущество феодала тем больше, чем более преданы ему народ и вассалы. Чтобы возвеличить князя, надо подчеркнуть преданность ему его людей, готовность их в любое время выступить со своим князем по его призыву.
Описания преданности горожан своему князю обычны в летописи: народ, горожане, вассалы постоянно изъявляют готовность сложить за своего князя головы, заверяют его в своей верности и любви к нему. Изяслав Мстиславич входит в Киев, «хваля и славя бога… и выидоша противу ему множество народа и игумени с черноризци и попове всего города Кыева в ризах» [99] . Горожане радуются княжескому «седению» в их городе [100] . Они действуют по формуле: «Мы людие твое, а ты еси нашь князь» [101] . Подобно тому как полки «жадахуть боя» за своего князя [102] , и горожане заявляют князьям: «Аче ны ся и (с) детьми бити за тя, а ради ся бьем за тя» [103] или: «Кде узрим стяг ваю, ту мы готовы ваю есмы» [104] . Горожане обещают князю оставаться верными в самых сильных выражениях: «…оли ся с ним, смертью розлучити», – говорят смоляне о сыне Ростислава Мстиславича [105] . Галицкий летописец дал в своих записях красочное описание встречи горожанами своего князя Даниила Романовича: «Они же вокликнувше реша: „яко се есть держатель нашь, Богом даный“ – и пустишася яко дети ко отчю, яко пчелы к матце, яко жажющи воды ко источнику» [106] .
99
Лаврентьевская летопись, под 1146 г. // Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Л., 1926. Т. 1. Вып. 2. С. 313.
100
Ипатьевская летопись, под 1160 г. С. 345.
101
Там же, под 1159 г. С. 339.
102
Там же, под 1174 г. С. 391.
103
Там же, под 1159 г. С. 339.
104
Там же, под 1149 г. С. 268; Там же, под 1146 г. С. 230.
105
Там же, под 1168 г. С. 362.
106
Там же, под 1235 г. С. 517–518.
Самому суровому осуждению подвергаются летописцем те горожане, которые проявляют к князьям «злое неверьствие» [107] , и, напротив, получают одобрение те, которые твердо держатся своего князя, своей княжеской ветви – «племени Володимера» [108] или «племени» Мстислава и не могут «рукы подьяти» на его представителей [109] . Во всех случаях изъявления преданности горожане выступают как единое целое – безликой и сплоченной массой. Душевные движения всех новгородцев как единого целого широко представлены, например, в Новгородской первой летописи. Новгородцы то радуются своему князю, то печалятся его неудачам, то выражают ему преданность. Их отношения с князьями идилличны. Новгородцы заявляют Мстиславу Мстиславичу: «Камо, княже, очима позриши ты, тамо мы главами своими вьржем» [110] . Они идут с ним на юг, но под Смоленском отказываются идти дальше, и тогда Мстислав, «человав всех, поклонився поиди» [111] . Впрочем, на следующий год сам Мстислав отказывается от новгородцев – «суть ми орудия в Руси, а вы вольни в князех» [112] , – и новгородцы не в обиде. Патетически заявленная верность князя народу и народа князю могла при известных условиях нарушаться со взаимного согласия. Во всяком случае, нарушения верности не становились реже от того, что верность эта прокламировалась при всяком удобном случае с аффектацией и официальной торжественностью.
107
Ипатьевская летопись, под 1147 г. С. 250.
108
Там же, под 1173 г. С. 383 (о новгородцах).
109
Лаврентьевская летопись, под 1140 г. С. 308. «Кияне же рекоша: „Княже! ты ся на нас не гневай, не можем на Володимире племя рукы възняти“» (Ипатьевская летопись, под 1147 г. С. 243; ср.: Там же. С. 246).
110
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, под 1214 г. М.; Л., 1950. С. 53.
111
Там же.
112
Там же, под 1215 г. С. 53.
Верность народа, дружины князю подкрепляется феодальной верностью ему его вассалов. Верность – основная положительная черта и народа, и вассалов князя в изображении летописца. Главная обязанность вассалов –
113
Ипатьевская летопись, под 1147 г. С. 245; под 1152 г. С. 320.
114
Там же, под 1150 г. С. 278.
115
Там же. С. 287.
116
Там же, под 1151 г. С. 295.
117
Там же, под 1155 г. С. 330.
118
Там же, под 1282 г. С. 586.
Атмосфера неуклонного выполнения вассальной службы князю служит его возвеличиванию. В вассальную службу включается даже боевой конь князя. Преданность коня служит как бы назидательным примером для вассалов князя и заставляет воздать ему почести. Конь Андрея Боголюбского, пожертвовав собой, спас ему жизнь и был им похоронен с почестями: «Конь же его (Андрея Боголюбского. – Д. Л.), язвен велми, унес господина своего, умре; князь же Андрей, жалуя комоньства его, повеле и погрести над Стырем» [119] .
119
Ипатьевская летопись, под 1149 г. С. 272–273.
Вассальная верность далеко не бескорыстна. Она оплачивается князем его «лаской», «хлебом», «медвяной чашей» и дорогим «портищем», но от этого отнюдь не становится в глазах писателя XII–XIII вв. менее похвальной. Напротив, авторы часто говорят с похвалой о верности, как бы оплачивающей доброту князя.
Верность князю так выразил в своем «Молении» Даниил Заточник: «Яз не могу, как на свет посмотрити и на луну солнечну, то аз, госпоже осподарыне, на государя подумати за его доброту и ласку, и за портище дорогоценное, и за его хлеб и сол, и за чашу медвяную» [120] . О том же портище вспомнил и Кузьмище Киянин, когда упрекнул за измену своему князю Андрею ясина Амбала: «Помнишь ли… в которых порътех пришел бяшеть (к князю. – Д. Л.)? Ты ныне в оксамите стоиши, а князь наг лежить» [121] . О хлебе и чаше говорит летописец и в похвале ростовскому князю Васильку Константиновичу: «Кто ему (Васильку. – Д. Л.) служил и хлеб его ел, и чашю пил, и дары имал, тот никако же у иного князя можаше быти за любовь его» [122] . Феодальная верность – это как бы плата вассала за его кормление и защиту. За измену своему князю Даниил Заточник предлагает: «За тую лихую меру от булатна меча своею мне головкою отлити та чаша медвеная кровию» [123] . Медвяная чаша отольется изменнику чашею крови. Измена князю – самое большое преступление, и в действительности за нее полагалась смертная казнь [124] .
120
Зарубин Н. Н. Слово Даниила Заточника. С. 36.
121
Ипатьевская летопись, под 1175 г. С. 401.
122
Лаврентьевская летопись, под 1237 г. С. 467.
123
Зарубин Н. Н. Слово Даниила Заточника. С. 36.
124
См. выше.
Отношения вассалитета-сюзеренитета определяются взаимными обязанностями. Строгое выполнение вассалами своих обязанностей укрепляет авторитет сюзерена. Строгое выполнение сюзереном своих обязанностей по отношению к вассалам укрепляет его еще более. Авторы XI–XIII вв. ставят князя на пьедестал вассальных повинностей и украшают его обязанностями сюзерена.
Если князь не считается со своими вассальными князьями, они отказываются ему служить. Так было с Юрием Долгоруким, которому южные князья прямо бросили упрек: «…но с нами не умеет жити» [125] .
125
Ипатьевская летопись, под 1148 г. С. 257; ср.: Там же, под 1150 г. С. 276.
Повинности князя по отношению к своим боярам и дружине определены четко. Князь должен быть щедр к ним и во всем советоваться с ними – «о строе земленом» и о воинских делах. Иногда эти обязанности князя разделены: среди его приближенных есть «мужи храборьствующии», к которым он щедр, и «бояре думающие», с которыми он совещается в совете [126] .
Щедрость князя находит своеобразное идейное обоснование в афоризме летописца: «Златом и сребром не добудешь дружины, а дружиною добудешь и серебро и злато». «Повесть временных лет» неоднократно напоминает об этой дружинной морали.
126
Ипатьевская летопись, под 1185 г. С. 434.
Так, например, в рассказе «Повести временных лет» о прибытии в Киев немецкого посольства проведена та мысль, что дружина дороже всякого богатства. «Се ни в что же есть, се бо лежить мертво, – говорят послы о богатствах Святослава. – Сего суть кметье луче. Мужи бо ся доищють и больше сего» [127] . В сходных выражениях говорит в «Повести временных лет» и Владимир Святославич: «Сребромь и златом не имам налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато, яко же дед мой и отець мой доискася дружиною злата и сребра» [128] .
127
Повесть временных лет. Т. 1, под 1075 г. С. 131.
128
Там же, под 996 г. С. 86.