Человек в западне (Сборник)

Квентин Патрик

Они были здесь все, кроме Лероя. Их мокрые тела сверкали как будто их натерли маслом. Он спустился по косогору, поросшему дикими яблонями, небольшими сосенками, вишенником. Разумеется, первой его заметила Эмили.

Девочка вылезла на берег и побежала к нему навстречу.

— Джон, ты пришел! Я же знала, что ты обязательно придешь.
–

Она схватила его за руку, потащила вниз к ручью и вскоре он тоже оказался в воде. «Неудавшийся отец»... Он припомнил издевательские слова Линды, но сейчас они его уже не трогали. Если он и правда был неудавшимся отцом, то все

эти дети в какой-то мере были лишены отцовской ласки. У Анжелы и Эмили вообще не было отца, а мать целыми днями вертелась, как белка в колесе, на почте. Тимми, жертва педагогических пособий, сознательно был предоставлен самому себе. Бак обречен на то же самое из-за вечных ссор родителей. Родители Лероя очень любили мальчика, но работая слугами в чужом доме, не могли уделить ему достаточно времени. Вот и получилось, что все пятеро нуждались в нём не меньше, чем он нуждался в них.

В самом начале двенадцатого на лугу появился Лерой. Уже пробегая по лугу он начал снимать с себя одежду и, не замедляя шага, прыгнул в ручей. Он торжествовал по поводу своей рыбной ловли: он поймал трех окуней, а Викки попался всего лишь один.

— А как нас качало на волнах: вверх и вниз. И я греб. И... если бы вы видели ту рыбину, которую я чуть-чуть не поймал. Ее ясно было видно в воде. Могу поспорить, она была длиной фута в три.

Ребята сгрудились вокруг него, слушая эти сказки с блестящими глазами и полуоткрытыми ртами, и у Джона усилилось чувство мира и покоя.

Но много позднее, когда он собрался уходить, все пошло кувырком. Эмили и Анжела загорали вместе с ним на берегу ручья, и вдруг Эмили воскликнула:

— А я знаю, что я сделаю! Я расскажу Джону секрет.

— Нет,— завопила Анжела.— Нет! Не смей!

В дикой ярости она набросилась на старшую сестренку и принялась ее молотить кулаками:

— Это мой секрет, это мой секрет!

— Нет, наш общий!

Остальные ребята вылезли на берег и стояли кругом.

Джон оттащил младшую девочку от сестры. Она извивалась в его руках. Ее лицо покраснело от злости. Она повернулась к нему.

— Нет, вы не узнаете моего секрета, вы злой, вы жестокий, вы избиваете свою жену!

— Анжела!

Эмили вскочилА с места и попыталась вцепиться в сестренку. Но Джон не допустил этого.

— Ты не смеешь... ты не смеешь!

— Да, он ее побил,— кричала Анжела,— побил свою жену, так сказал Тимми. Тимми все видел. Она вошла в комнату с подбитым глазом и прямо сказала: «Меня побил мой муж», а Тимми...

Суровое обвинение, значит, разговоры дошли уже до детей, подумал Джон. Он отпустил Анжелу и посмотрел на Тимми. Тимми был готов провалиться сквозь землю. Вдруг он круто повернулся и побежал прочь от них сквозь густые заросли.

Эмили, главный защитник Джона, закричала:

— Это неправда! Я их ненавижу. Ненавижу Тимми. Ненавижу Анжелу...

Джон пошел за Тимми. Он нашел его за старой сосной, мальчик лежал на земле, уткнувшись лицом в траву, и горько плакал.

Джон опустился на колени и положил руку на плечо Тимми.

— Все в порядке, не надо переживать.

— Я не хотел этого. Не хотел им говорить. А потом

подумал, что если я расскажу Анжеле эту тайну, она мне расскажет свою. Я спросил ее, а она говорит: «Может и скажу, сначала расскажи свой секрет». Ну, я и рассказал, но только она меня обманула. И я вовсе не хотел...

— О’кей, Тимми, давай забудем об этом. Пошли.

Но мальчик ни за что не хотел возвращаться. Погруженный в думы о вероломстве Анжелы, он остался лежать на траве, тяжело вздыхая и размазывая слезы грязными руками по еще более грязной рожице.

Джон вернулся к остальным детям. Но прежняя близость не возвращалась, все испытывали чувство стыда и неловкости. Чары были развеяны. Между ними пробежала черная кошка.

Джон засобирался домой.

Там его ждала Линда, энергичная и веселая, как никогда.

Она приготовила ему ленч и села подле него. Он ел, а она отказалась от еды под предлогом раннего часа. Сидела и курила одну сигарету за другой, наблюдая за ним из под своих черных очков и болтая с ненатуральным оживлением о разных пустяках.

Они поднялись наверх. Пока он переодевался и укладывал в саквояж вещи, она болтала, не умолкая:

— Ты не против того, чтобы самому отправиться на станцию? Мне машина не понадобится, так что оставь ее там на стоянке. Мне...— Она дотронулась руками до очков,—Я не хотела бы проезжать через деревню в таком виде. Мне не хочется, чтобы они чесали языки.

Пожалуй это было единственное упоминание о случившемся. Она дошла с ним до гаража. И вот тут совершенно неожиданно сказала:

— Джон, прошу тебя, обещай мне одно... Я не против Мака. Даю тебе слово, я согласна на все, но только если это будет Мак. Но не обращайся ни к кому другому. Я имею в виду, если его нет на месте или что-то такое... Прошу тебя.

Он посмотрел, на нее. Губы у нее дрожали. И тут только он понял, в каком мучительном состоянии она пребывала всё утро и каких огромных усилий ей стоило принять такое решение.

— Конечно,— сказал он, почувствовав, как у него снова возродилась надежда. Даже неприятный эпизод с детьми как-то потускнел и потерял свою остроту,

— Ладно, я вернусь к завтрашнему вечеру.

— Да, да, я знаю. И, Джон...

Она замолчала.

— Да?

— В отношении Стива... что я тебе сказала. Ты прав. Это была выдумка. Я сама не знаю, что мне взбрело в голову. Не знаю...

— О’кей, Линда. До свидания.

— До свидания.

Ну и как водится, она встала возле кухонной двери, и махала ему рукой, пока он выводил машину на дорогу.

Проводник объявил их остановку. Бред снял с полки саквояжи и они двинулись к выходу.

Старый седан стоял на том же месте, где его оставил Джон. Возле бьюика Кейри радостно махала рукой Викки. Когда они подошли, она поцеловала их обоих.

— Ну, Джон, великое дело сделано?

— Сделано.

Она пожала его руку.

— Линда поймет, я уверена. Если у вас появится желание, приходите к нам вдвоем. Папа уехал в Спрингфилд, и мама, понятно, гостила у меня. Две брошенные женщины тоскливо коротали время. Но папа вернулся и забрал ее. Так что заходите.