Человек видимый
Шрифт:
Объясню на простом примере. В тот день дождь лил с самого утра и до поздней ночи. Валери не могла выйти на пробежку, поэтому встала на «беговую дорожку». Мне было очень тяжело видеть, с каким упорством она занималась — ведь она никуда не направлялась, но мчалась в это никуда на полной скорости. Она бежала и бежала, и этот бег сопровождался громким топотом ее обутых в велосипедные туфли ног — топот был подобен стрельбе из автомата, у которого зажало спусковой крючок, и он продолжался около двух часов. На тренажере Валери охватывала какая-то одержимость. У него имелось три жидкокристаллических индикатора, и она бежала и бежала, стремясь достигнуть того момента, когда на всех трех появятся целые цифры. Так, она ставила индикатор дистанции на четыре мили, но на этом не останавливалась, потому что индикатор времени в минутах показывал 36:33. Она продолжала бежать, пока на циферблате не появлялась цифра 40:00. Но к этому моменту индикатор сжигания калорий показывал 678, поэтому ей нужно было нагнать его до 700. Однако к этому моменту индикатор
Приблизительно в десять вечера Валери, накачавшись наркотиком, стала вдруг рыться в своем шкафу. Сначала я не понимал, чем вызван этот странный и, по всей видимости, внезапный порыв. Но она встала на четвереньки и целиком залезла в шкаф. Она что-то искала там упорно и настойчиво, как можно искать только в очень встревоженном или одурманенном состоянии. Минут через двадцать она извлекла радиочасы. «Ага!» — удовлетворенно произнесла она. Я не понимал, зачем Валери эти часы, ведь у нее был будильник. К тому же у них был громоздкий и тяжелый корпус, примерно как у портативной магнитолы. Скорее всего, производства восьмидесятых годов, когда использовался толстый пластик. Сейчас вряд ли кто согласился бы держать у себя такой уродливый и допотопный аппарат. Но она включила его в сеть, и на индикаторе замигали цифры 12:00. Она не стала устанавливать правильное время. И вдруг я понял, зачем ей понадобился этот агрегат. В него был встроен кассетник. Она собиралась послушать ту кассету, что два дня назад ей дала Джейн.
Ну что сказать о песне, которую Джейн предлагала ей послушать? Даже не знаю, как ее описать. У песни должна быть какая-то мелодия — здесь ее не было. Певец просто произносил какой-то текст под аккомпанемент ударных инструментов и вроде как аккордеона. Причем выговаривал слова отрывисто и невнятно, буквально как умственно отсталый ребенок. Певец в примитивных выражениях снисходительно объяснял, кто такие были битлы и в чем их заслуга. Вот одна из строчек: «Они действительно были хорошими. Они заслужили свой успех». Слово «Битлз» певец произносил с сильным акцентом кокни. Никакой рифмы, будто песня сочинена в процессе исполнения. У нормального человека она могла вызвать только неприятие или насмешку. Но Валери прослушала ее раз двадцать подряд и все время радостно улыбалась. Я никогда не видел ее в таком экстазе — даже во время еды. Видно, песня задевала в ней что-то глубоко личное. Словно этот прикидывающийся хиппи парень нашел самое примитивное объяснение любви к «Битлз», которую питает к ним Валери и все их фанаты. Там говорилось о том, что все, связанное с «Битлз», похоже на сказку — их жизнь, невероятная популярность и воздействие на весь мир. Заметно было, что это место нравится Валери больше всего — будто этот куплет имел второй, более глубокий подтекст — что «Битлз» вовсе не были идеальными. Но этот подтекст мог уловить только человек с больной психикой.
Итак, для Валери в этот вечер были только эта песня и она сама. Она вела себя самым естественным образом, не пытаясь притворяться какой-то другой. Одурманенная наркотиком, она просто сидела на своем уютном маленьком диванчике и слушала на старомодном кассетнике запись низкого качества. Песня вызывала у нее какие-то мысли и чувства, которые принадлежали ей одной, — думаю, она нарочно поставила эту кассету в отсутствие Джейн, чтобы прочувствовать песню в одиночестве. Но для меня все было по-другому. Хотя Валери не подозревала о моем присутствии, в тот вечер я почувствовал себя самым близким ей человеком. Я слышал шум дождя, переплетающийся со звуками музыки. Я видел, как в этой дикой и несуразной песне ее неосознанная любовь к «Битлз» находит обоснование и подтверждение, видел, как она этому радуется. А когда ты понимаешь, почему человек любит что-то одно, то способен понять и его любовь ко всему остальному. Она пребывала наедине с собой, а на самом деле мы были вместе. От ощущения близости у меня дух захватывало. И каждый раз, как она снова запускала эту песню, я чувствовал, как нас все глубже и глубже затягивает куда-то вниз, в какую-то бездну. Был ли этот вечер самым романтичным в моей жизни? Нет, это было бы слишком сильно сказано. Но для меня он был полон значения. А Валери до этого и дела не было. Как она могла что-то чувствовать? Бывает любовь безответная, можно любить человека, который даже не подозревает о твоем существовании. Но мою ситуацию нельзя было сравнить ни с первым, ни со вторым случаем. Скорее это было похоже на то, как если бы ты любил человека, страдающего амнезией. Как будто она забыла, кто я такой, хотя я был рядом. Я пребывал в полном восторге. Понимаете, вот ее я действительно видел, видел настоящей, такой, какая она есть. Когда-нибудь Валери полюбит и выйдет замуж. Но ее муж никогда не будет ей ближе, чем был я в тот вечер, потому что он никогда не сможет увидеть ее такой, какой она бывает одна,
Так о чем вы хотите меня спросить, Виктория? Нравилась ли мне Валери? Я уже сказал, что да, нравилась. Но только тогда, потому что с тех пор, как я видел ее в последний раз, я практически ее не вспоминал. И если бы не вы, вряд ли я когда-нибудь заговорил бы о ней. Может, я себя обманываю, но не думаю. Потом я все-таки нашел ту песню, которую она слушала, ее исполнял местный житель по имени Деннис Джонсон. Так, ерунда, ничего хорошего. Никогда больше я не стану ее слушать. Но сейчас я ухожу с воспоминанием о том, как слушал ее в тот вечер. Казалось, будто нас с Валери объединяло какое-то общее чувство. Но этого не было. И я это прекрасно понимаю. Нас ничто не объединяло. Валери была в одной комнате со мной, но то, что происходило со мной, ее не коснулось. И мне необходимо это осознать. (23.05.2008, 10:32–10:42)
4. Вы смотрите на меня так, будто я вас обманываю, что я говорю совсем не то, что думаю на самом деле. Или думаете, что я какой-то злобный тролль.
Я говорю Игреку, что ничего такого про него не думаю.
Что ж, рад за вас. Впрочем, может, вы действительно ничего такого не думаете. Я-то вижу, как вы на меня смотрите, в таких вещах я никогда не ошибаюсь. Но, знаете, я понимаю вашу реакцию. Вы поражаетесь, как я мог быть так безразличен к Валери, почему я даже горжусь своим равнодушием. Я кажусь вам бессердечным, жестоким. Это видно по вашим глазам, они выдают ваши мысли как информационно-поисковая система.
У меня создается впечатление, что рассказ о Валери заставил вас еще больше задуматься над тем, чем я занимаюсь и по каким причинам. Возможно, вы думаете, что я просто психически больной человек, которому нравится подглядывать за людьми, и что я выдумал эту идею об изучении человеческой натуры исключительно ради того, чтобы оправдать свое занятие. Можете мне сказать, если вы действительно так думаете.
Я говорю Игреку, что сама не знаю, что думаю.
Да, сейчас вы говорите правду. Вы даже не пытаетесь разобраться в своих мыслях. Но я скажу вам, о чем вам следует думать: «Что нам дало это наблюдение? Что такого узнали мы о людях, чего не знали прежде?» Вот какие вопросы должны вас интересовать.
Я говорю: «Очень хотелось бы это узнать».
Не давите на меня. Я отвечу вам, но только когда буду к этому готов. Только вы все равно ничего не поймете.
Я говорю: «У меня создается впечатление, что вы ждете от меня вопросов только для того, чтобы уклониться от ответа».
Неправда. Вам недостает уверенности в себе. Но у нас почти вышло время. Сеанс практически окончен. Дождитесь следующей недели. Мы поговорим об этом на следующей неделе. И знаете, Виктория, мне не нравится ваш тон. Он заставляет меня думать, что вы настроены против меня. (23.05.2008, 10:44–10:46).
5. Я стал чувствовать себя ответственным за Валери. По всей видимости, она была довольна своей жизнью, но мне ее жизнь решительно не нравилась. Она не осознавала, что стала безвольной рабой своих страстей. У нее не было семьи, она была одинока и независима, но вела жизнь, полностью лишенную свободы. Она даже не понимала, что такое свобода. Порой у приговоренного к заключению убийцы больше свободы, чем у Валери. Я действительно так думаю.
Нравилось ли ей заниматься физкультурой? Нет. Она занималась только для того, чтобы курить марихуану и объедаться пиццей. Нравилось ли ей наркотическое опьянение? Возможно, только в самом начале, а потом, безусловно, нет. Скорее это был ритуал, который пробуждал в ней аппетит. Получала ли она удовольствие от еды? Нет. Иначе она не запихивала бы ее в себя насильно. Может, ей нравился сам процесс еды — жевание, глотание и набивание желудка? Ни в коем случае. Ведь это только напоминало ей, что придется снова заниматься бегом и упражнениями. Я даже не уверен, что она действительно любила «Битлз». Ей казалось, что она их любит, но как она могла знать это наверняка? Она совершенно себя не знала и не понимала. Скорее всего, она считала, что такие люди, как она, должны слушать «Битлз». У Валери не было воли. И мне не важно было, что она этого не понимала. За нее это понимал я.
А понять это, дорогая Вики-Вик, можно только путем скрытного наблюдения за человеком — если бы в комнате был посторонний, Валери «стала» бы счастливой. То есть вела бы себя как всем довольный и беззаботный человек и думала бы, что ее поведение каким-то образом соответствует ее чувствам. В очередной вторник к ней снова пришла Джейн. Как и в прошлый раз, они смотрели этот дурацкий, совершенно бестолковый фильм, горячо обсуждали события, происходящие в нем, смеялись, курили марихуану и ели курочку с поджаристой кожицей. Они наверняка воображали себя веселыми и счастливыми, но ошибались. Все это не приносило им радости, а просто помогало не осознавать свою несвободу. Это было ясно по их пустым, абсолютно бессодержательным разговорам. Они подпитывали друг друга своей вымученной, притворной веселостью. Но когда Валери была одна, я видел ее отчаяние, причину которого она не понимала. Она изнуряла себя физкультурой лишь для того, чтобы можно было курить марихуану, обжираться как свинья и не задумываться о смысле жизни. И это было ужасно. Она заслуживала лучшего. Я видел, что Валери способна жить более интересной и полной жизнью, чего она не понимала, так как уже не могла вырваться из порочного круга своих страстей.