Человек внутри
Шрифт:
Он опустил голову на руки. «Что проку в жизни, в которой никогда не будет ее», — подумал он. В теплый погожий день захочется вместе с ней радоваться самому, а в холодный — вместе с ней греться у огня… Каждое утро он будет просыпаться с мыслью, что она живет в нескольких часах езды. Поезжай и посмотри, в коттедже ли она. Может, она уехала, или пропала, или умирает, или голодна, или одинока. И каждое утро страх будет вступать в борьбу с этой мыслью и побеждать. В этой постоянной борьбе для него будет не больше покоя, чем в бегстве. «Что же тогда делать?» — спрашивал он себя и устало разводил руками.
Двое
— А Паркин? — спросил мистер Фарн. — Что вы думаете о Паркине?
— Это самый лучший судья, который только мог достаться заключенным. Это самодовольный болтун, который любит слушать звуки собственного голоса. Если среди присяжных и найдется честный человек, Паркин отпугнет его своим снобизмом или запутает своим длинным резюме. Фарн, вам надо идти спать. У вас впереди длинный день, да и большая часть вечера, насколько я знаю Паркина. Он будет сидеть, пока не сгорят свечи.
— А вы, сэр Генри? — с оттенком беспокойства спросил мистер Фарн.
— Я? Я еще немного поработаю. Мне нужно меньше времени на сон. Я старше. Фарн, мы добьемся обвинительного приговора?
— Нет, пока вы немного не поспите, сэр Генри.
— Я не понимаю, почему вы все так беспокоитесь, вы и Люси. Фарн, придет ли когда-нибудь время, когда присяжным можно будет доверить вынести приговор, согласно свидетельским показаниям в случае контрабанды? От всего этого так устаешь. Хочется не правосудия, а военного положения.
— Не говорите так, сэр Генри. Правосудие есть правосудие. А с ним что делать, сэр Генри? Он вам еще сегодня понадобится?
«Опять они обращаются со мной, как с лакеем», — подумал Эндрю, но не успел он рассердиться, как усталый вежливый тон Мерримана охладил его.
— Официант проводит вас в вашу комнату, мистер Эндрю, — сказал он. — Выспитесь хорошенько. Завтра в бой. — Он провел рукой по лицу, как будто пытался вспомнить, чем еще может утешить человека, для которого работа не была самым большим и самым подлинным наслаждением. — Если вас мучит жажда, мистер Эндрю, — сказал он, — заказывайте, что хотите.
Мистер Фарн неодобрительно заворчал и открыл дверь, ожидая, пока Эндрю пройдет.
— Мой вам совет, больше не пейте сегодня, — сказал он, когда они стояли в темном проходе. — Спокойной ночи.
Эндрю смотрел, как его маленькая ладная фигурка в темной одежде удаляется по коридору, вот она повернула за угол и исчезла из виду. «Завтра в бой…». Он не ожидал, что его вызовут так скоро. Панический ужас столкнулся в его душе с покорностью судьбе.
«Я мог бы ночью выскользнуть из гостиницы, но что потом? Бесконечное повторение прошлой недели? А если остаться? Опасность будет, по крайней мере, очевидной и передо мной», — подумал он, и все же страх сжал ему горло. Рот и губы пересохли. Было бы легче решить, что делать, за стаканчиком. Он направился к лестнице и вдруг заметил пламя свечи, которое поднималось ему навстречу. Он увидел не само пламя, а его отражение в большом зеркале на крутом повороте лестницы под ним. Свеча проплыла, и в зеркале показалась подруга сэра Генри. Очертания ее тела были неясны благодаря темно-синему бархату платья, которое ниспадало почти до маленьких ступней, а затем уходило шлейфом в темноту позади нее. Белое лицо с яркими, красными
Появилась рука и смахнула его осторожным и таинственным движением. Эндрю сделал шаг вниз по лестнице, и испуганное изображение отпрянуло от зеркала, а за углом он столкнулся с живым человеком.
— Разглядываешь себя? — спросил он с натянутым и смущенным смехом.
— Да вот, смотрю, хороша или нет, — с вызовом ответила она.
— Тебе это ни к чему, — сказал он.
— А ты что — знаток? — спросила она.
— Я знал многих женщин, — хвастливо заявил Эндрю, — но ты красивее их всех… лицом, — добавил он, неожиданно сохранив верность Элизабет.
— А телом? — спросила она, освещая себя свечой с головы до ног.
— Телом — нет, — неохотно сказал он.
— Но тогда ты слишком молод. — Она придвинулась к нему поближе. — Мужчина постарше считал бы иначе.
Эндрю подумал о мужчине, который все работал, работал, работал над его головой.
— Ты любишь этого старика? — спросил он.
Она оперлась о перила.
— Откуда мне знать? — пробормотала она. — Он был добр ко мне. Я прожила с ним три года. Но он все больше и больше уходит в работу. Я думаю, он меня скоро разлюбит. Нет, я не люблю его, но после трех лет любая женщина как-то привязывается к мужчине.
— Тебе, должно быть, скучно так жить, — сказал Эндрю.
— Ты хочешь сказать, что не прочь переспать со мной? — Она засмеялась. Она осмотрела его с головы до ног сквозь прищуренные веки. — Было бы скучно, если бы я старалась хранить верность. Ты остаешься в гостинице, не так ли? Мы действительно должны найти тебе чистую одежду.
Эндрю отвел взгляд.
— Я бы не стал беспокоиться, — сказал он и начал спускаться по лестнице.
Она пристально и внимательно посмотрела на него, а затем преградила ему дорогу.
— Куда ты? — спросила она.
— Да так, выпить.
— Разве ты не джентльмен и не пригласишь меня присоединиться? — В ее голосе сливались насмешка и недоверие.
— Хорошо, пойдем, — сказал он. Он не глядел на нее, пока они спускались по ступенькам, но снова и снова говорил себе, что его положение слишком серьезно, чтобы думать о развлечениях, что он должен принять решение уходить или оставаться независимо от беспокойных уколов желания, которое росло в нем с каждым шагом.
Она привела его в залу, где огонь все еще выпускал беспорядочные языки пламени через удлиняющиеся промежутки времени. Там никого не было. Остальные посетители разошлись по своим комнатам. Люси позвонила официанту и сделала заказ, он вернулся со стаканом портвейна и стаканом виски.
Эндрю смотрел, как она потягивает портвейн.
— У тебя прелестного цвета губы, — сказал он.
— Замечательно, — рассмеялась она и, повернувшись к камину, пошевелила носком угли так, что тени ожили и заплясали на ее лице. — Скажи мне, почему ты предал этих людей?