Человек воды
Шрифт:
В углу кухни, стараясь вести себя как можно осторожней из-за загубленной полки со специями, Данте Каличчио уничтожал свой бутерброд, запивая его пивом и размышляя: обеспокоены ли его исчезновением на службе и звонила ли его жена в полицию? Или же все наоборот?
— Мы скоро поедем, — сообщил Богус Данте. — Почему бы вам не прогуляться, не подышать воздухом…
Рот у Данте был набит до отказа, поэтому он не смог ничего ответить, однако подумал: «О черт, ты хочешь сказать, что ты поедешь со мною обратно?» Но он не произнес ни слова и притворился, будто не видел, как Богус подсунул толстую пачку денег —
Данте сидел под высокой белой отметиной уровня воды на прохладных ступенях, ведущих от пристани к лодочному пандусу, и дивился многоликому мирку, который он наблюдал на отмели, заливаемой прибоем, на пляжной полосе и в расселинах между голых камней. В первый раз он видел отмель, в которую ему захотелось опустить свои босые ступни, и теперь он сидел с закатанными до колен штанинами, полоща сине-белые пальцы горожанина в этой чистейшей воде. На причале над ним остались его черные городские ботинки, все в пыли, и такие же черные городские носки, выглядевшие здесь настолько зловещими и чужеродными, что даже морские чайки остерегались подлетать к ним. Одна отважная крачка опустилась пониже, затем, издав тревожный крик, улетела прочь вместе с волной.
В устье залива ловец омаров тянул свои сети, и Данте задумался, на что бы это было похоже, если бы он снова начал зарабатывать на жизнь руками, и не появилась ли у него морская болезнь?
Он поднялся и осторожно зашагал по мелководью, то и дело наступая на острые ракушки и опасаясь кипящей вокруг него микрожизни. Старая банка из-под омаров валялась, омываемая водой, напротив швартовочного колышка; Данте осторожно направился к ней, размышляя, что за тварь может быть внутри. Но она была пробитой, и единственным ее содержимым оказалась приманка — рыбья голова, обглоданная добела. Тут какой-то моллюск шмыгнул по его ноге, и он, взвизгнув, побежал, раня ступни, обратно к берегу. Когда он поднял глаза — не заметил ли кто его трусости, — то увидел смуглого, очень красивого маленького мальчика, который наблюдал за ним. Мальчик был в пижаме и ел банан.
— Это всего лишь рачок, — сказал Кольм.
— А они кусаются? — спросил Данте.
— Они щиплются, — сообщил Кольм, спрыгивая с нижней ступеньки причала и шлепая босыми ногами по острым ракушкам, словно его ступни были защищены толстой веревочной подошвой. — Я вам поймаю одного, — пообещал он.
Протянув Данте банан, мальчик пошел по ракушкам, которые, Данте был в этом уверен, больно резали ему ступни. Застеснявшись, водитель поборол искушение проверить, есть ли у него порезы, и теперь наблюдал, как мальчик бродит по отмели, тыкая пальцами в отвратительные, казавшиеся живыми предметы, в которые Данте не отважился бы ткнуть даже шестом.
— Их иногда трудно поймать, — сказал Кольм, вороша ил вокруг и поднимая темную муть со дна. Его тонкая ручонка нырнула в расщелину и извлекла из нее длинного червяка красно-зеленого цвета, клубком обернувшегося вокруг его руки. Кольм ухватил его за головку сзади, и Данте мог видеть черные клешни, беспомощно трепыхавшиеся в воздухе.
«Ловкий мальчонка, — подумал Данте Каличчио. — Подойди ко мне поближе с этой тварью, и я уроню твой банан в воду». Но Данте взял себя в руки и позволил Кольму приблизиться к себе.
— Видали клешни? — спросил Кольм.
— Угу, —
— А вот и нет, — возразил Кольм. — Я могу помыться.
И он повел Данте к огороженной камнями чистой, глубокой заводи, где они вместе смыли с себя грязь.
— Хотите посмотреть на моих животных? — спросил Кольм.
Данте колебался; его интересовало, что Кольм сделал с тем червяком.
— Что такое шофер? — спросил Кольм. — Это как водитель такси?
— Угу, — пробормотал Данте. Настороженный, словно кролик, выглядывающий по сторонам затаившихся в засаде хищников, он последовал за Кольмом в лодочный домик.
Там были черепаха, вся спина которой была покрыта чем-то вроде камней, и чайка, к которой Кольм велел близко не подходить — у нее было перебито крыло, и она норовила долбануть клювом. Еще там имелось невероятно агрессивное маленькое животное, похожее на продолговатую крысу, которое, как сказал Кольм, было хорьком. Цинковую ванну наполняли селедки, половина из которых передохла и плавала на поверхности кверху брюхом; Кольм зачерпнул мертвых рыбин сачком, как если бы их смерть являлась делом обычным.
— Кошачья еда? — спросил Данте, имея в виду дохлых селедок.
— У нас нет кошек, — ответил Кольм. — Они убивают больше, чем могут съесть.
Когда они вышли из лодочного домика, солнце светило так ярко, что разрумянило щеки Данте; с залива дул ласковый, пахнущий солью ветерок.
— Знаешь что, малыш, — сказал Данте. — Тебе страшно повезло, что ты живешь здесь.
— Я знаю, — кивнул Кольм.
Взглянув вверх на дом, Данте увидел в окне бильярдной Бонуса Трампера, наблюдавшего за ними в огромный бинокль. Данте догадался, что мальчик не должен знать, что за ним наблюдают, поэтому он заслонил своим тучным телом дом от ребенка.
— Вы когда-то были солдатом? — спросил его Кольм, и Данте отрицательно покачал головой. Он позволил Кольму примерить свою замечательную шоферскую фуражку; ребенок расплылся в улыбке и немного помаршировал по пристани. «Забавно, — подумал Данте. — Детишки любят форму, а большинство мужчин ее ненавидят».
Трампер наблюдал за попытками Кольма отдать военный салют. Как он загорел! А ноги стали намного длиннее, чем он помнил.
— Он будет с тебя ростом, Биг, — пробормотал Богус.
Бигги совсем выбилась из сил, она спала на кушетке в бильярдной. Богус стоял с биноклем один, но Коут услышал, что он сказал. Когда Богус заметил, что Коут смотрит на него, он опустил бинокль.
— Он хорошо выглядит, правда? — спросил Коут.
— Угу, — буркнул Трампер. Он перевел взгляд на Бигги. — Я не буду ее будить, — сказал он. — Попрощайся с ней за меня.
И все же он подошел на цыпочках к тому месту, где она лежала; казалось, он чего-то ждал.
Коут сделал вид, будто смотрит на море, но Трампер по-прежнему чувствовал себя скованно, тогда Коут вышел из бильярдной. После чего Богус наклонился над Бигги и быстро поцеловал ее в лоб, но не успел он выпрямиться, как она запустила пальцы в его волосы и, легонько дернув, застонала во сне.