Человек войны
Шрифт:
– ...солиста заезжего погорелого театра...
Ты что ж такой, совсем седой?– ...Андрюху, по прозвищу «Лысуватый»! Поприветствуем нашего, давно забитого солиста!
Это было сделано так мастерски, что никто ничего не заподозрил! Все сидевшие за столом начали хлопать, и Андрею не оставалось ничего, кроме как продолжить петь:
Спой мне песню, девочка, ну спой...– На-на-ла-на-а-а! – пропела в третий микрофон Таня.
Про мою любовь, которой нет больше.Как шумит за окнами прибой...– На-на-ла-на-а-а!..
Давай пойдем, ко мне домой...Возьмем конфет и ананас,И две бутылочки для нас!..А дальше... Дальше Генке попросту оставалось допеть ту песню, которую он начал, совершенно не предполагая, в какой балаган все это выльется.
Заходите к нам на огонек!Пела скрипка ласково и так нежно.В этот вечер я так одинок,Я так промок, налей, сынок...– Ха-а-а! Давай, Лысый, зажигай!..
Захлопали в ладоши все, кто сейчас сидел за этим большим столом. Они не просто хлопали – они устроили настоящую овацию...
– Да-вай, Лы-сый! Да-вай, Лысый!..
Его любили и уважали. Оказывается... Андрей понял это только сейчас. Хотя... Ничего странного в этом их отношении к Андрею не было. Его, зная его репутацию среди «новых русских израильских» бандюков и зарвавшихся «горских евреев», выходцев с Кавказа, как непримиримого и бескомпромиссного «вышибалы», приглашали на «спорные вечера» практически все хозяева русских ресторанов. И немало было таких «моментов», когда его попросту «пробовали на зуб». А потом эти зубы выплевывали... Со временем устоялось мнение, что ресторан, который охраняет Андрей, – «территория тишины и покоя».
– Попозжее, ребята! Дайте отдышаться!
– Ну-ка! Присаживайся, блудный сынку! – Генка придвинул свободный стул к столу. – Ты мне ничего не имеешь сказать?
– Нормально, Геныч... Почти... Нормально!
– Андрюха! – прокричал с другого конца стола Феликс, хозяин «Версаля», который сегодня был «председателем» всего этого предновогоднего кильдыма. – Денег надо?
– Ты имеешь предложить мне денег, Фела?..
Феликс, этот «мужчина за пятьдесят», владелец самого «старого» в Нетании русского ресторана и проживший в Израиле больше двадцати пяти лет, когда-то, с «доисторической родины», тоже был одесситом, как и Андрей, и Гена, и иногда таки вспоминал о том незабвенном городе, в котором родился и вырос.
– Не так чтобы очень... Двести пятьдесят зеленых американских рублей за ночь. Тебе это надо?
– Нет!
– А шо ты не хочешь узнать за шо?!
– Я не собираюсь охранять блядей! А за эти гроши можно еще только работать «душегубом» на тех пацанов, шо имеют себя за круче, чем поросячий хвост! Ни тех, ни других, Фела, мне неинтересно! Ты же знаешь!
– Поц! – Феликс улыбнулся. – Ни тех, ни других мансов мне тоже неинтересно! Я имел за другое... Завтра! С 8.00 вечера и до упора...
– И где будет этот упор?
– В шесть утра я уже хотел иметь свою жену в своей постели – как встретишь Новый год, так его и проведешь. Ты же знаешь.
– Четыреста!
Андрей ответил, зная заранее, что таких денег за одну ночь ему никто не даст, но... Тут было дело принципа... Одесса – это, по сути, один самый большой в мире базар. И все «рыночные» отношения строятся здесь на принципе почти библейском «Наеби ближнего своего, ибо ближний наебет тебя, и возрадуется!»... Продавец назначал свою цену, покупатель – свою, а дальше... Имел тот, кто опытнее в «пудрить мозги».
– Люди добрые! Вы слышали, шо сказал мине сейчас это хабарник?! – А вот с этого момента уже начиналась игра «кто кого». – Вы слышали, шо такое глупое он имел мне сказать?! Да за такие деньги я могу нанять пять «толстолобиков» из того зала, де ходит накачать свою жопу моя жена.
– Так нанимай! Кто тебе доктор? – ответил Андрей.
– Триста! – ответил Феликс.
– Фела! – Андрей улыбнулся. – За триста пятьдесят я сторожил твою хавиру в прошлый Новый год... У тебя шо, плохо с памятью?
– Хорошо! Триста пятьдесят!
– А инфляция за год?
– Андрюша! Дорогой мой человек! У меня с того времени работают шесть молодых качков! За двести!!! И если ты не будешь самым хитрожопым, то я таки дам тебе за твои красивые глаза триста пятьдесят, и ты будешь седьмым!
– Тогда обращайся к ним, а я буду просто «на посидеть» в Новый год за праздничным столом с друзьями!
– Так это же натуральный грабеж! Люди! Посмотрите на этого запойного алкоголика, который возомнил о себе, шо он самый красный перец! Четыреста! Как ты и хотел, и фуй с тобой, «золотая рыбка»!
– Сейчас!
– После вечера!
Андрей улыбнулся еще раз:
– Фела... «Версаль» всегда забит под завязку. Особенно на праздники... У тебя мест на четыреста с лифуем рыл. В Новый год в прошлом году ты брал по сто пятьдесят баксов с рыла. А в этом году, я уверен на сто процентов, возьмешь не меньше чем по двести... И шо? Ты не можешь найти четыреста сейчас?
– Нет.
– Тогда завтра после всей ночи пятьсот!
– Это шантаж!
– Это ты сам предложил мне работу, и мы имеем думать, сколько она, та работа, стоит. И ты знаешь, шо я не люблю, когда меня имеют за придурка.
– И де только ты научился так нагло разговаривать? Скажи, и я отправлю туда своего сына на поучиться!
Феликс поковырялся во внутреннем кармане пиджака, явил на свет четыре стодолларовые купюры и передал их через весь стол Андрею, сопровождая словами:
– Грабеж посеред бела дня! Натуральный рэкет поперек праздника! И скажите мне, где будут мои нервы, если я каждому такому халамиднику буду давать по четыре сотни баксов вперед за ту работу, на которую он может просто не прийти?! Я вас спрашиваю?!