Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2
Шрифт:
«Чего не скажешь о тебе», – подумал Руперт, доставая сифон с содовой. Вслух же он сказал:
– Если хочешь, давай попробуем его еще разок на скачках в Ратминстере.
Лизандер резко повернулся:
– Ты думаешь, уже можно?
– А почему бы нет? Месяц он у нас просто побегает. Затем приступим к забегам на время и прыжкам, это в конце второго месяца, в следующем месяце перейдем на галоп, потихоньку набирая форму. И управимся как раз к началу апреля, – Руперт щелкнул по календарю. – К 6 апреля, чтобы быть точным.
– Вот это было бы здорово.
Глядя на удивительно красивое лицо Руперта с загаром,
– Как ты думаешь, это будет ужасно, если я позвоню Китти? – спросил он и, пошатываясь, направился к телефону в какой-то эйфории.
– Нам нужен хороший жокей, – произнес Руперт, протягивая Лизандеру стакан. – Артура, конечно, нужно умасливать, но не до такой степени.
Потрясенный Лизандер побрел обратно от телефона.
– Я же собираюсь скакать, – запротестовал он.
Но Руперт уже переводил взгляд от своего дневника к списку лошадей на стене и размышлял, кого бы послать в Лингфилд в конце недели.
– Но если ты собираешься отвалить денег за тренинг, то тебе же понадобится и опытный жокей, – сказал он и добавил: – Господи, ну что за день. Табита, моя дочь, сегодня вечером должна бы вернуться в школу. А она спуталась с этим жутким, бородатым животным, трактористом, который думает, что тренеры – это те, кто все время ходит в грязной обуви. А у Табиты уже оплачен счет за обучение. Ей-Богу, когда дети учатся за рубежом, приходится ходить пешком, а о том, чтобы менять «БМВ» каждые шесть месяцев, приходится только мечтать.
Подняв взгляд, он увидел, что Лизандер сидит с открытым ртом, пытаясь выжать из себя хоть слово.
– Послушай, Руперт, я думаю, что наши интересы пересекаются. Мне не хотелось бы вводить тебя в заблуждение, но я не в состоянии оплачивать тренировки Артура.
Это выглядело так, словно виски опять скользнуло в графин.
– В общем, – пробормотал Лизандер, – сегодня утром я открыл банковскую декларацию. Она меня подкосила. Я-то думал, что у меня еще семьдесят пять тысяч, а выяснилось, что ничего. Даже перерасход.
—Ну так о чем же ты думаешь? – мягко поинтересовался Руперт, обхватив своими длинными пальцами стакан с виски, сузив глаза, стерев с лица даже остатки дружелюбия. Лизандер вдруг ощутил взрывную опасность этого человека.
– Артур здесь уже десять дней, – продолжал Руперт, – которые у нас гораздо дороже, чем в отеле «Версаль», я уж не вспоминаю об этой пони-людоедке. Один только счет ветеринара составляет астрономическую сумму. Это не осел все-таки, – добавил он ехидно.
– Да я понимаю, – Лизандер успокаивающе поднял руки. – Но ведь я выигрывал заезд за заездом, и мой дядя Алистер...
– Этот пьяница и развратник. Лизандер вздрогнул:
– Но он разбирался в лошадях. И он говорил, что я умею скакать.
– Но сам брал другого жокея.
Холодное, неподвижное лицо Руперта, его замораживающий, оскорбительный голос напомнили Лизандеру отца и заставили задрожать еще больше.
– Н-ну, если вы дадите мне работу
Руперт долго молчал. Тикали часы, поскрипывал и отплевывался факс. В соседней комнате стучала машинка. Со стороны кухни донеслось слабое жужжание – Тегги включила миксер. Энергичный кот влетел через отверстие в двери. К дому подъехал автомобиль, и пол задрожал. Наконец Руперт сказал:
– Это лучший тренировочный комплекс во всей стране, а ты предлагаешь, чтобы я бесплатно тренировал какого-то полудохлого динозавра, да еще оплачивал его заезды?
– Я думал, ты можешь, – Лизандер смотрел на сбитые носки своей обуви. – А большая победа не помешала бы вашей конюшне. Да и на людей произведет впечатление, что вы взяли Артура. Ведь ему даже рождественские карточки прислали болельщики, а на прошлой неделе – банку мятных леденцов. Я поскачу, я обещаю.
– Да ты шутишь, что ли? Уж не думаешь ли ты, что я доверю тебе, чтобы ты распустил моих лошадей. Мы заняты, – необычно резко сказал он Тегти, показавшейся в двери.
– Извини, – она покраснела, – но Таб пришла домой.
– Ничего, доберусь и до нее, – Руперт допил виски. – Нет, не надо, – взвыл он, когда к двери двинулось что-то в голубую полосочку, увенчанное белокурыми взъерошенными волосами.
Увидев, что его дочь поднимается по ступеням, Руперт заворчал, как чиновник, к которому без спросу идут на прием.
– Я не собираюсь возвращаться в «Багли-холл», – завопила Табита. – Я ненавижу тебя.
– Как ты смеешь встречаться тайком с этим проходимцем?
– Если бы Эшли был сыном герцога, ты бы тогда не возражал, – закричала в ответ Табита. – Какой же ты сноб. Когда ты был молодой, тебе было все равно – Диззи, Подж, Мерион, да и была ли в Южной Англии хоть одна девушка-конюх, с которой бы ты не трахался? И как насчет Пердиты? Сколько по миру бродит твоих незаконнорожденных?
Табита ворвалась в комнату подобно огненному колесу фейерверка. Глаза у нее были голубее, чем у Руперта, кожа густого кремового цвета, светлые волосы обрамляли такой же гладкий лоб, лицо, несмотря на огромный вопящий рот, прекрасного рисунка. Лизандер еще никогда не был свидетелем такого гнева, такого противостояния, такой страсти между двумя людьми. В любой момент могла вспыхнуть искра от бушующего в них огня. Джек, ненавидящий ссоры, начал тявкать.
– Ты должен написать автобиографию и назвать ее «Книга племенного жеребца», – поддразнила Табита.
– Заткнись, – заорал Руперт. – И не смей насмехаться.
Он обратился к Лизандеру:
– Проваливай и заткни этого чертова пса. Лизандер и Джек выскользнули в холл и наткнулись на Тегти, держащуюся руками за голову.
– О, дорогая, дорогая.
– Привет, – Лизандер расцеловал ее в обе щеки. – Ну, я не обвиняю этого тракториста.
– Просто на Руперта сейчас столько свалилось, – извиняясь, сказала Тегги. – Его так волнует война. Ведь он же служил в армии и теперь чувствует, что должен быть там. Опять же и дела заботят: среди саудовских арабов и кувейтцев было много держателей лошадей.