Человек звезды
Шрифт:
— Спасибо, Звукозапись, уеду. За место я не держусь. Я взял свое. Теперь ты, Рома, бери. На том свете нет казино.
— Вот и ладно, Дубок. Все по совести.
Иона Иванович обомлело смотрел на экран, созданный из воздуха и аметистовых лучей. На визитера, который, как фокусник, парил, не касаясь пола, и, подобно учителю, стирающему мел с классной доски, водил ладонью, смывая изображение. И взамен исчезнувшему появилось новое.
В полутемном углу стриптиз-бара, за столиком, сидели он, Дубок и браток по кличке Федя Купорос. В стороне сиял подиум, и у шеста извивалась голая танцовщица, обвивала блестящий шест гибкими ногами, кидала в воздух
— А чем он тебе досадил, Дубок? Он, вроде, пацан нормальный.
— Ты что, Купорос, в следственном комитете работаешь?
— Нет, мы по другому делу.
— Вот и делай. Но до конца. Мне подранки не нужны. А то Хасану только костюм попортил. Весь изблевался.
— Это дело поправимо.
— Петуху башку за один раз рубят.
— Хороший был человек Звукозапись.
Дубок подвинул Купоросу сверток, и тот ловко сунул его в кожаную сумку. Оба стали смотреть, как танцовщица выпячивает круглые ягодицы, плещет грудью, топочет хрустальными каблуками.
Иона Иванович сидел белый, без кровинки в лице, с ужасом глядя на незнакомца, который, не касаясь пола, перемещался по воздуху, делая толкающие движения бедрами. Изо лба волшебника исходили лучи. Он стирал изображение, давая место другому.
По ночной улице, озаряясь под фонарями, мчится джип. Ему наперерез из проулка выносится грузовик, и джип, неуклюже вильнув, утыкается в тяжеловесную машину. Из джипа с руганью выскакивает телохранитель, разгневанный Рома Звукозапись, пьяные девицы, молотят кулаками в кабину самосвала. Из темноты на освещенную часть выходит человек в черном, в глухом чулке с глазными прорезями. Поднимает автомат и долго, без перерыва, расстреливает телохранителя, Рому Звукозапись, кричащих от ужаса девушек. Многократно вгоняет во всех длинные иглы очередей. Когда кончается магазин, отбрасывает автомат. Подходит к лежащим телам, вынимает пистолет и спокойно стреляет в голову Звукозаписи:
— Нам подранков не надо.
Кидает пистолет на вздрогнувшее тело.
Иона Иванович шлепал беззвучно губами. Смотрел на факира, который то приземлялся, то вновь летал над бильярдным столом, садился верхом на чучело медведя и оттуда взмахом руки освобождал экран от кошмарных видений, давая простор другим.
У открытой могилы стоял громадный гроб, напоминавший комод красного дерева. Крышка была закрыта, чтобы не обнажилось изуродованное выстрелами тело. Вокруг тесно, с опечаленными лицами стояли депутаты, они же члены организованной преступной группировки. Прокуроры, генералы полиции, почетные граждане города. Было много молодых парней в одинаковых кожаных куртках, с короткими стрижками, — молодая поросль, ожидавшая своей очереди стать депутатами. Священник в золотой епитрахили отслужил молебен и отступил, уводя с собой облако кадильного дыма. Прощальную речь держал Иона Иванович, и опечаленный, глотая мужские слезы, произнес:
— Ты, Рома, был верный друг, талантливый бизнесмен и перспективный политик. Подлая пуля оборвала твою короткую, но прекрасную жизнь. Земля тебе пухом, братан. А мы сделаем все, чтобы тебе не было скучно.
Под рыдающий рев духовых труб гроб опустили в могилу и следом отправили под землю смену белья, теплые носки, телевизор, минибар, икону и глянцевый порножурнал. Негромко ударил о крышку гроба мобильный, ставший могильным, телефон. Чуть громче стукнул пистолет «ТТ». Могилу зарыли, и Дубок прижимал к груди мать убиенного, маленькую старушку в черном платке.
— Тетя Зина, я тебе буду как сын. Стану заботиться о тебе в твои старые годы. А того, кто сделал это подлое дело, я найду, вот тебе крест. И принесу тебе его отрезанные уши.
И последнее, что еще несколько секунд держалось на экране, перед тем, как ему погаснуть, были хрящевидные, прижатые к черепу уши Дубка.
Экран погас и растаял.
Иона Иванович смотрел в пустое пространство, где только что переливались страшные изображения. Сиплым голосом обратился к жуткому визитеру.
— Ты кто — мент?
— Разве я похож на мента?
Стоящий перед ним незнакомец был облачен в восточный полосатый халат, на голове его была чалма, и носки туфель затейливо загибались вверх. Он не был похож на мента.
— Ты хочешь за это денег?
— Разве я похож на того, кто нуждается в деньгах?
Перед ним стоял господин, напоминавший банкира своим безукоризненным темным костюмом, респектабельным галстуком, платиновым браслетом часов, на циферблате которых скромно сверкали бриллианты. Нет, он не был похож на вымогателя денег.
— Тогда чего надо? Как зовут тебя?
— Зовите меня Виктор Арнольдович.
— Виктор Арнольдович, чего вы хотите?
— Вы не должны ничего бояться. Вас никто не осуждает. Звукозапись — мразь, беспредельщик, отребье, который заслужил, чтобы его убили, как собаку. Он запустил в ваш город криминальных чеченцев. Он с помощью вашего наркобарона Мамеда Гусейнова посадил на иглу молодежь города П. Он приезжал в женскую колонию и насиловал заключенных, предварительно пытая их током. Его проникновение во власть было бы трагедией для губернии. Вашей рукой, Иона Иванович, двигал Господь. Вы пролили на голову выродка чашу гнева Господня. — Маерс перекрестился на образ, и Иона Иванович, почувствовав некоторое облегчение, перекрестился вслед за таинственным пришельцем.
— Скажу вам больше, Иона Иванович. Своим поступком вы доказали преданность идеалам справедливости и добра, проявили себя мужественным политиком, способным, ради народа, переступить примитивные ограничения, которые налагает на нас закон. Закон — для слабых, для сильных — игра свободных сил. И я считаю, что ваше место в кресле губернатора. Будем откровенны, губернатор Степан Анатольевич пересидел на грядке, как редиска, которая пошла в цвет. Пора его выдернуть, и я не вижу лучшей кандидатуры, чем вы. Вот почему, Иона Иванович, я предлагаю вам мои услуги. Фестиваль, который мы проведем в городе П., будет негласно проходить под лозунгом: «Дубов — наш губернатор». На фестивале главным гостем будет Президент. И я сумею представить вас Президенту как прогрессивную, молодую фигуру, столь необходимую городу в период модернизации.
— Что я должен сделать, Виктор Арнольдович?
— Пока ничего. Я привез в ваш город несколько абстрактных деревянных фигур, и хочу, чтобы эти безобидные скульптуры расположились в вашей резиденции, перед входом в Законодательное собрание, на кровлях соседних домов. Как знак приближающегося фестиваля.
— Конечно, Виктор Арнольдович. Для вас все, что угодно.
Маерс выглянул в дверь и щелкнул пальцами. Вошел кудрявый длинноволосый араб, неся на руках красного истукана, построенного из деревянных брусков. Посадил на диван под портретом безвременно усопшего депутата. Маерс раскланялся и исчез. А Дубок в глубокой задумчивости остался стоять, окруженный со всех сторон золотым образом, чучелом медведя и красным деревянным идолом, излучавшим таинственную мощь.