Человек звезды
Шрифт:
— К тому же, — Маерс словно не слышал Мамедова, — сюда приедут музыканты, художники и поэты со всей Европы. Это идеальный случай проторить новые коммуникации для сбыта галлюциногенов. Голландия, Франция, Италия с удовольствием отведают русское зелье, если оно пойдет под увлекательным брендом. «Русский улет», например.
— Как жаль, что я не занимаюсь этим бизнесом. — Мамедов сложил ручки на округлом животике, став еще больше походить на лягушонка из мультфильма. Выпуклые глазки невинно моргали, длинный рот приветливо улыбался.
— Я знаю, что эмблемой праздника выбран красный деревянный человечек. Он может служить идеальным
— Еще немного, и я брошу мой скромный бизнес и закуплю партию красных человечков, — насмешливо произнес Мамедов. — Не хотите ли чаю?
Когда принесли крепкий чай в маленьких стаканчиках и Мамедов собирался кинуть в стаканчик таблетку сахарина, Маерс остановил его:
— Отведайте мои сладости. Положите под язык и дайте раствориться, — он извлек крохотную стеклянную пробирку с зеленоватыми шариками. Вытряхнул на ладонь и один протянул Мамедову. Тот не решался взять.
— Разве я похож на отравителя?
— Почти нет, — ответил Мамедов.
— Не стану же я травить самого себя. — Маерс положил в рот шарик и закрыл от наслаждения глаза. Мамедов недоверчиво, неохотно взял зеленую корпускулу и положил под язык.
Он почувствовал слабый ожог и вслед за этим негромкий шум. Казалось, где-то шумит наполненный ветром лес или дышит невидимое море. Звук усложнялся, усиливался, исходил из стаканчика с чаем, из узорной ножки стола, из висящей восточной лампы. Он с изумлением слышал, как звучит каждая пролетавшая мимо пылинка, каждая частичка наполнявших комнату предметов. Звучало окно, и звучали дома на улице. Пели облака и проезжавшие автомобили. Заливалась скрипкой шляпка на голове пожилой женщины. Звенела серьга в ухе юного модника. Звуки летели из беспредельных пространств, и их издавали лучи, незримые частицы, близкие и отдаленные планеты. Этот звучащий мир был странным и восхитительным. Отдаленные предметы звучали громче, чем ближние, и становились ближе, а близкие отдалялись. Восточная лампа с бисерными нитями горела где-то в отдаленной галактике, а невидимые планеты плавали над самой головой, и их можно было пощупать руками. Пространство вокруг волновалось, выдувало из себя пузыри и проваливалось, образуя бездонные пропасти. Возникали пики и бездны, и эта геометрия звуков восхищала и волновала, как если бы он перенесся в иное измерение.
Мамедов открыл глаза и увидел, что Маерс стал красный, как огненный стручок перца. Потом его лицо позеленело, как изумрудная трава. Потом волосы его стали ярко-синие, и родимое пятно казалось каплей жидкого золота. Из Маерса вытекла тягучая капля и превратилась в его подобие, два стоящие рядом Маерса держались за руки и улыбались. Оба стали вращаться, превращаясь в два размытые веретена, от которых летели разноцветные брызги, и каждая превращалась в Маерса, и их было множество, все они танцевали, и это было изумительно, веселило и возбуждало.
Комната, где он сидел, превратилась в зеленую поляну, окруженную лиловым и фиолетовым лесом. И на этой поляне, взявшись за руки, красные, гибкие, как на картине французского художника, стали вести хоровод цыган Рома, полковник Мишенька, чеченец Ахмат, Химик
Он испытал необычайную легкость, словно исчезло притяжение земли, и ему ничего не стоило прыгнуть в окно и перенестись на вершину дерева, а оттуда на крышу, а потом на облако. Оттолкнувшись от снежной белизны, пролетев сквозь лазурь, он стал перепрыгивать с одной планеты на другую, рассматривая их серебристые и перламутровые поверхности, их малиновые горы и золотые леса, их стеклянные моря, на которых застыла голубая рябь ветра.
Он очутился в волшебном парке, где тянулись аллеи оранжевых и синих деревьев, блестели, как огромные бриллианты, пруды, и повсюду стояли мраморные пьедесталы с фантастическими скульптурами. Это не были статуи античных богов и героев, бюсты мудрецов и философов. Это были фрагменты женского тела, словно рассекли на части прекрасную великаншу и водрузили на алтари части ее прекрасного тела. Отдельно красовалась женская грудь с маленьким мраморным соском. Отдельно белела пленительная рука с утонченными перстами. Отдельно сияло плавное бедро, которое хотелось погладить. Колено было такой восхитительной красоты, а стопа с гибкими чудными пальцами так волновала его, что он не удержался и стал осыпать ее поцелуями.
На круглом постаменте, украшенном коринфской капителью, покоилось женское лоно, все его таинственные и прелестные линии, искусно выточенные из мрамора завитки лобка. Джебраил Муслимович вдруг испытал такую сладость, такое небывалое влечение, такую любовь и нежность к лону, которое раскрылось, дышало, звало его, что полетел к нему навстречу, погружаясь в темно-алую глубину, в нежную теплую мякоть. Он проникал в самую сердцевину мира, превращаясь в белую вспышку, в безымянный восхитительный взрыв, в сияющую пустоту, из которой в разные стороны разлетались планеты и солнца, жемчужные луны и огненные метеоры. А потом наступила тьма и забвение, безвременье смерти, в котором он пребывал год или вечность.
Очнулся в кресле, без сил, без воли, весь во власти сидящего перед ним человека с рубиновым пятнышком на лбу.
— Вам понравилось? Мы будем сотрудничать?
— Что я должен сделать?
— Почти ничего. Позволить моим людям расставить вокруг дискотеки, в соседних районах красных человечков.
— Я согласен.
В комнату вошел чернокудрый смуглый араб, внес деревянного истукана и посадил его под восточной лампой на резную скамеечку, инкрустированную перламутром.
Глава шестая
Владыка Евлампий, архиепископ, управлявший местной епархией, пребывал в доме причта, в своем кабинете, где решал насущные епархиальные дела. В киоте сияли иконы. Над рабочим столом висела большая фотография, на которой владыка Евлампий вместе с патриархом был снят на фоне белокаменного собора. Владыко был молод, быть может, самый молодой из всего российского епископата. Слыл любимцем Святейшего, разделяя воззрения Патриарха на необходимость церковной реформы. Проходил обучение в духовных университетах Европы, окормлял православные приходы в Австрии и Германии.