Человек звезды
Шрифт:
Деревянный Никола вздрогнул. Посмотрел на Садовникова своими синими деревянными глазами. Неловко, переваливаясь на коротких ногах, приблизился к краю верстака. И вдруг гибко, упруго скакнул на пол. Плотнее прикрылся священной книгой, как щитом. Повел мечом и выскочил за порог.
Красные человечки неисчислимой лавиной шли к дому. Стук деревянных ног, взмахи жестоких рук, ненависть неукротимой атаки. Все, что попадалось им на пути, затаптывалось, разрывалось, разламывалось. Никола, не выпуская меча, перекрестил свой широкий лоб, огладил бороду и кинулся в бой.
Сеча была ужасной. Никола разил мечом, бил наотмашь,
Никола отступал, а его теснили враги. Урон от его меча был сокрушителен. Перерубленные надвое тела. Отсеченные руки и ноги. Продырявленные насквозь бруски.
Бой с земли переместился на крышу дома. Никола отбивался от двух юрких и назойливых лилипутов, которые с обеих сторон стремились достать его остриями огненных шпаг. Никола заслонялся щитом, уклонялся от смертоносных уколов. Ловко присел, пропуская над собой раскаленные веретена лучей, и оба врага напоролись на эти веретена, задымились, воспламенились, пораженные собственным оружием, и горящими головешками упали с крыши.
Красные гномы карабкались на крышу по водосточным трубам, вылезали из чердачных окон, взбегали по вертикальной стене. Жестяная крыша грохотала от топота, Никола отступал. Косым ударом меча развалил надвое гнома, который тщетно старался прожечь сгустком плазмы священную книгу. Оттолкнулся от крыши и взлетел в небо. И все множество красных человечков устремилось за ним, похожее на бесчисленную стаю красных жуков, затмившую солнце.
Никола вел воздушный бой. Разгонялся, уклоняясь от огненных пунктиров, окружавших его мерцающей сеткой. Нырял вниз, пропуская над собой жужжащую красную тучу. Нападал на нее с тыла, врезаясь в гущу, размахивая мечом, и обрубки тел, красные щепки, тлеющие опилки сыпались в поля, пугая одинокого путника.
У гномов было ощутимое превосходство в воздухе. Они окружили Николу, жужжа и выплескивая пламя, принуждая его к посадке. Внизу сверкнула река, и Никола, выпадая из назойливой тучи, прянул к воде. Опустился в брызгах, видя, как падают вокруг него красные человечки, как утки-нырки, погружаются вглубь и снова выскакивают на поверхность. Они бились посредине реки, перескакивая с волны на волну, и течение подхватывало расщепленные бруски, красные щепки, а Никола на мгновение опускал раскаленный меч в воду, и сталь шипела, а потом сверкала на солнце радужными разводами.
Он выскочил на берег и за ним — все неотступное воинство, изрядно поредевшее,
Никола прочитал молитву: «И да воскреснет Бог, и да расточатся враги его». Раскрыл священную книгу на странице, где лучезарно сияли две греческие буквы «Альфа» и «Омега». Книга, как волшебный прожектор, направила на врага поток голубого Фаворского света. Свет коснулся войска, повернул вспять, и красные роботы в панике, давя друг друга, бежали. А Никола мчался следом, настигал, сверкал мечом, истребляя злодейский род, пока луг не покрылся щепками, похожий на крышу, крытую красной дранкой.
У опушки леса Никола настиг последнего человечка, замахнулся мечом. Тот пал на колени, умоляюще поднял руки. Никола опустил меч. Наложил на голову робота золотую, прожженную во многих местах епитрахиль. Прошептал: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Убрал епитрахиль, и вместо отесанных, покрытых грубой краской брусков распустились зеленые ветки, зашумели нежные благоухающие листья. Наполненный ветром куст зашелестел у опушки. Уходя, Никола заметил, как в куст опустилась малая птица.
Дождь прополоскал город, промыл его морщины, освежил фасады и скверы. Больше не было видно дурацких срамных афиш, назойливых флагов, размалеванных масок. Пахло древесной листвой, мокрыми клумбами. Пушка на постаменте обрела свой строгий зеленый цвет, как и подобает фронтовому орудию. Ливень смыл скабрезную раскраску, разогнал бесстыдных танцовщиц. Мимо шли молодая женщина и ее маленький сын, обходя большие голубые лужи.
— Мама, а это кто? — спросил мальчик, указывая в сторону пушки.
— Где, сынок?
— Да вон, стеклянный дядя!
Около пушки стоял прозрачный, как мираж, человек. Он был в форме советского офицера. Голова была забинтована. В руке он держал пистолет. Он приблизился к лафету, обнял пушку и поцеловал.
Снаряд калибра 152 миллиметра, дремавший в стволе семьдесят лет, так и не полетевший к Рейхстагу в минуту, когда завершилась война, — этот снаряд слабо дрогнул, услышав поцелуй командира.
Офицер встал во весь рост, поднял пистолет и воскликнул:
— За нашу Родину, огонь, огонь!
Пушка дернулась, изрыгнула грохочущее пламя. Снаряд полетел над городом к наркотической дискотеке «Хромая утка» и лег прямо на стол, за которым собрались губернатор, глава местной Думы, олигарх, наркоторговец и владыка. Взрыв разметал дискотеку. На месте стола образовалась черная, полная дыма воронка. Все, кто сидел за столом, превратились в пар. Только на обугленной балке качался бюстгальтер восьмого размера.
Садовников слышал далекий разрыв снаряда. Запахнул штору, за которой тихо спала Вера, и вечернее солнце дрожало на стене малиновым пятном. Он хотел прилечь рядом с ней, обнять ее легкое тело, вдыхать кроткие запахи ее волос и думать о колокольчиках, слипшихся от дождя, о сосновых борах с фиолетовым вечерним туманом. Никола уже вернулся домой, и Садовников целил его раны, покрывал волшебной смолой ссадины и надколы. Чистил и точил зазубренный меч. Смывал копоть со страниц священной книги.